Филипп I (король Франции)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филипп I
Philippe Ier<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король Франции
23 мая 1059 года (совместно с отцом, Генрихом I), 4 августа 1060 года (самостоятельно) — 29 июля 1108 года
Коронация: 23 мая 1059 года, Реймсский собор,

Реймс, Франция

Предшественник: Генрих I
Преемник: Людовик VI
 
Рождение: 1052(1052)
Франция
Смерть: 29 июля 1108(1108-07-29)
Мелюн, Франция
Место погребения: Сен-Бенуа-сюр-Луар, Луаре, Франция
Род: Капетинги
Отец: Генрих I
Мать: Анна Ярославна
Супруга: 1-я: Берта Голландская
2-я: Бертрада де Монфор
Дети: От 1-го брака:
сыновья:

Людовик VI, Генрих, Карл, Эд
дочь: Констанция
От 2-го брака:
сыновья: Филипп, Флёри (Флор) дочери: Эсташия, Сесилия

Филипп I (фр. Philippe Ier; 1052 — 29 июля 1108) — король Франции с 1060 года. Представитель династии Капетингов. Сын короля Генриха I и Анны Ярославны Киевской.

Филипп был первым из Капетингов, кто смог значительно увеличить королевский домен: были приобретены Гатине, Корби, Вексен, часть Берри. Филипп вёл оборонительную, но в целом успешную борьбу с англонормандской монархией, достиг выгодного для короны компромисса в споре об инвеституре, но остался известен в первую очередь своей скандальной связью с Бертрадой де Монфор.





Биография

Происхождение и раннее детство

Филипп был старшим сыном короля Генриха I от его второго брака с Анной Русской. Принц получил совершенно не характерное ни для династии, ни для всего региона греческое имя Филипп, ставшее с этого момента одним из нескольких самых распространённых имён у Капетингов.

Поскольку Филипп был поздним ребёнком (он родился, когда его отцу было 44 года), Генрих уже в 1059 году организовал коронацию семилетнего принца. Церемония была проведена 23 мая в Реймсе архиепископом Гервасием в присутствии двух папских легатов и всех крупных вассалов короны (кроме Вильгельма Нормандского). Таким образом Генрих в соответствии с традицией Капетингов рассчитывал обеспечить автоматический, без выборов, переход власти к сыну после своей смерти.

Регентство

Когда Генрих I умер (4 августа 1060 года), Филипп был признан королём без каких-либо затруднений. Его опекуном стал ближайший родственник мужского пола - граф Фландрский Бодуэн V, женатый на тётке юного короля. В управлении принимала участие также королева-мать, но она уже в 1061 году стала женой графа Рауля де Крепи, и с этого времени её имя исчезло из королевских хартий[1]. Бодуэн использовал положение регента главным образом в личных целях, но при этом никто не оспаривал у Капетингов их право на корону. Граф фландрский умер, когда Филиппу исполнилось 15 лет (1067 год). С этого момента король теоретически мог править сам.

Начало правления

Реальная власть короля Филиппа распространялась только на территорию домена - земли вокруг Парижа и Орлеана. Могущественные вассалы монарха формально признавали его высшую власть над всем королевством, но при этом проводили независимую политику. Многие из них были сильнее Филиппа. Так, нормандский герцог Вильгельм ещё при жизни Бодуэна Фландрского в 1066 году завоевал Английское королевство; опекун Филиппа и не мог, и не хотел мешать герцогу, приходившемуся ему к тому же зятем.

В начале своего правления Филиппу удалось расширить границы домена. В графстве Анжуйском в 1067 году развернулась война между двумя братьями - Жоффруа Бородатым и Фульком Рыжим. Фульк победил и бросил брата в темницу, а чтобы добиться от короля признания своих прав, передал ему своё родовое владение - графство Гатине (1068 год).

Схожие перспективы открылись перед Филиппом во Фландрии. Здесь после смерти его кузена Бодуэна VI брат покойного Роберт Фризский начал оспаривать власть у своих малолетних племянников. Филипп поддержал последних: он вызвал Роберта к себе на суд, а когда тот отказался ехать[2], двинул во Фландрию войска. Роберт попал в плен, но кастелян Сент-Омера вопреки воле короля отпустил его. В решающем сражении при Касселе 22 февраля 1071 года Роберт Фризский одержал победу: его племянник Арнульф погиб, Филипп смог спастить бегством[3]. После этого Филиппу пришлось признать Роберта графом Фландрии, но, поскольку они оба были заинтересованы в союзе против англонормандской монархии, король женился на падчерице Роберта Берте Голландской и получил права на аббатство Корби на Сомме.

Нормандская политика

Закрепив союз с Фландрией, Филипп попытался противодействовать усилению Вильгельма Завоевателя, принимавшему угрожающие для французской короны масштабы. Он наладил контакт с Эдгаром Этелингом, последним представителем Уэссекской династии, бежавшим во Фландрию: в 1074 году король предложил Эдгару своё владение на побережье Ла-Манша Монтрёй-сюр-Мер в лен. Это могло означать возникновение вблизи от берегов Англии базы для англосаксонского реванша, но Эдгар Этелинг предпочёл примириться с Вильгельмом.

В 1076 году произошло первое открытое столкновение между французской короной и англонормандской монархией. Вильгельм вмешался в феодальную войну в Бретани и поддержал герцога Хоэля II против восставших баронов; Филипп, получив поддержку от графов Невера и Марша, епископа Амьена и герцога Аквитании, предпринял совершенно неожиданный для Вильгельма поход в Бретань и разгромил английского короля под стенами Доля. В следующем году был подписан мир, условия которого неизвестны. Но можно утверждать, что Филипп в результате этого мира закрепил за собой Вексен, потерянный когда-то его отцом[4][5].

Когда Роберт Куртгёз поднял восстание против своего отца (1078 год), Филипп поддержал его. Роберт получил от французского короля замок Жерберуа в Бовези и начал разорять нормандское приграничье. Тогда Вильгельм осадил его в замке; Филипп, вероятно, помогал Роберту, но при этом известно, что в феврале 1079 года он вёл переговоры с Вильгельмом в его лагере. Видимо, он отказался от союза с Робертом в обмен на крупную денежную сумму и отказ Вильгельма от претензий на Вексен[6][7]. После этого Роберт сдался отцу. Прожив несколько лет жизни в Англии, он снова рассорился с отцом и получил у Филиппа убежище на некоторое время[8].

Ситуация на нормандской границе снова обострилась в 1087 году. Гарнизон принадлежавшего Филиппу Манта предпринял серию набегов на земли вассалов Вильгельма. Последний использовал это как повод, чтобы потребовать у французского короля Вексен. Получив отказ, он вторгся на спорную территорию, взял Мант штурмом и разрушил его, но при случайном падении с коня пострадал так сильно, что прекратил военные действия и вскоре умер (9 сентября 1087 года). Это повлекло за собой раздел его владений между сыновьями: Англию получил второй сын, Вильгельм Рыжий, а Нормандию - первый, Роберт Куртгёз, старый друг французского короля. Таким образом, Филипп добился своей старой цели - распада англонормандской монархии. Вексен был закреплён за французской короной, Мант был восстановлен.

В других регионах Франции

В 1078 году младший брат короля Гуго путём брака стал графом Вермандуа и Валуа. Это означало усиление влияния короны в Пикардии.

Благодаря крестовым походам Филипп смог сделать ещё одно приобретение. В 1101 году виконт Буржский заложил ему свои владения - виконтство Бурж и сеньорию Дюн, чтобы получить средства на поход в Святую землю. По возвращении во Францию виконт так и не смог выкупить заклад и постригся в монахи, а корона получила таким образом часть Берри.

"Король не обладал прежним блеском. Но проявлял строгость, последовательность в управлении наследием предков, а также алчность, в которой папа обвинял Филиппа, ибо тот приказывал своей челяди извлекать максимальную выгоду из кутюмов"[9].

Церковные дела

Филипп в течение всего правления широко пользовался правом инвеституры, приносившим ему большие доходы. Папа Григорий VII иногда пытался ему противодействовать: так, в 1074 году он пригрозил Филиппу интердиктом во время спора из-за назначения епископа Макона, и французский король отступил. Но при этом Филипп смог не пустить своих епископов в 1078 году на собор в Пуатье, запретивший светскую инвеституру, и на это не последовали никакие санкции; он продолжил и в дальнейшем назначать епископов в своих владениях. Французских прелатов это устраивало, так как отмена инвеституры означала бы лишение тех владений, которыми они пользовались как вассалы короля. Папы нуждались в союзниках против императора и поэтому шли на уступки в этом вопросе. В 1104 году Филипп и папа Пасхалий II договорились о принятии компромиссной формулы, разработанной Иво Шартрским: король обязался признавать канонические выборы епископов и отказался от инвеституры кольцом и посохом, а прелаты должны были приносить ему после избрания присягу на верность. Это решение было подтверждено собором в Труа в 1107 году.

Перед открытием этого собора произошла встреча Филиппа и Пасхалия, на которой они договорились о союзе; затем король сопроводил папу в Шалон-сюр-Марн на переговоры с послами императора. Поскольку последний в вопросе об инвеституре не уступал, достигнуть договорённости не удалось. Послы заявили, что спор будет закончен "в Риме мечами", а папа отправился в Рим "с любовью к французам, так как многим ему услужили, и со страхом и ненавистью к тевтонам"[10].

Филипп и Бертрада де Монфор

Резкие изменения в жизни Филиппа произошли в первой половине 1090-х гг. Ещё в 1090 году король отправил свою жену Берту в фактическое заключение в замок Монтрёй-сюр-Мер. А в ночь на 15 мая 1092 года он украл у одного из своих могущественных вассалов Фулька Анжуйского красавицу жену - Бертраду де Монфор (вероятно, с её согласия). Король организовал формальный развод с Бертой ("выяснилось", что супруги находились в слишком близком для брака родстве) и женился на Бертраде. Этот его поступок вызвал возмущение духовенства; епископ Иво Шартрский заявил открытый протест и провёл из-за этого почти два года в замке Пюизе, а церковный собор в Отёне, организованный папским легатом, 16 октября 1094 года отлучил короля от церкви. На знаменитом Клермонском соборе в 1095 году папа Урбан II подтвердил это решение клира.

В следующем году король согласился разорвать незаконный брак, чтобы снять с себя отлучение, но вскоре снова начал жить с Бертрадой. Окончательный разрыв произошёл только в 1104 году, за четыре года до смерти Филиппа. Все эти десять лет король прожил отлучённым от церкви, что существенно ухудшило положение королевской власти: Филипп не смог принять участия в первом крестовом походе (туда отправился его брат Гуго Вермандуа как представитель короны); духовные вассалы короля не подчинялись ему в соответствии с волей папы; Роберта Фризского разрыв Филиппа с Бертой заставил заключить союз с английским королём. Роберт Куртгёз отправился в Святую землю, а Нормандию передал своему младшему брату Вильгельму Рыжему. В результате королевский домен снова граничил с объединённой англонормандской монархией, правитель которой потребовал отдать ему Вексен. В 1097 - 1099 гг. Вильгельм Рыжий предпринял две вооружённые попытки захватить спорную территорию, которые удалось отбить.

Проблема престолонаследия и последние годы жизни

От Берты Голландской у Филиппа был только один сын, доживший до взрослых лет, - Людовик. Король ещё в 1092 году сделал его графом Вексена, а в 1100 объявил своим соправителем. При этом не были проведены процедуры коронации и помазания: Филипп просто представил сына своим "домашним". Но Бертрада хотела любыми способами избавиться от пасынка и возвести на престол старшего из своих сыновей - Филиппа. Ей удалось, согласно некоторым источникам, убедить мужа отправить Генриху Боклерку письмо с просьбой схватить Людовика, находившегося в это время в Англии, и заключить в тюрьму "на все дни его жизни". Генрих эту просьбу не выполнил[11]. Тогда Бертрада попыталась отравить пасынка, но он выжил благодаря искусному врачу. После этого Филипп умолял сына простить Бертраду[12], и формального примирения удалось достигнуть (1101 год).

С 1101 года Филипп, у которого усиливалась чрезмерная полнота, начал отстраняться от дел. Его сын активно занялся проблемами домена, вмешиваясь в распри между вассалами и усмиряя самых непокорных баронов; усиливалось влияние при дворе семейств Монлери-Рошфоров, в 1106 году сосредоточивших в своих руках должности сенешаля и канцлера, Санлисов и Гарландов; сыновья короля заключали союзы, готовясь к борьбе за престол.

Смерть

Филипп умер 29 или 30 июля 1108 года в Мелёне. Он был похоронен в аббатстве Флёри в Сен-Бенуа-сюр-Луар недалеко от Орлеана. До настоящего времени в аббатстве сохранился надгробный памятник Филиппа, установленный при Людовике IX. Благодаря тому, что Филипп не был похоронен в усыпальнице французских королей в Сен-Дени, его могила не была осквернена во время революции, а останки сохранились нетронутыми. В наши дни ученые смогли провести детальные исследования его могилы и останков.

Значение

Сорокавосьмилетнее царствование Филиппа I было для Франции рекордным по продолжительности до эпохи Людовика XIV, а затем стало третьим (после царствований Людовика XIV и Людовика XV). Оценки средневековых хронистов были главным образом нелицеприятными как из-за скандальных подробностей личной жизни короля, так и под влиянием Сугерия, который в своей биографии Людовика Толстого противопоставил деятельного и способного сына никчёмному отцу. Вторая половина правления, когда Филипп был отлучён от церкви, заслонила в глазах хронистов первую, когда король расширил пределы домена за счёт стратегически важных территорий и смог отразить агрессию англонормандской монархии.

Для этой эпохи характерно максимальное сужение сферы интересов королевской власти.

Можно увидеть, что в это время королевские функции замыкаются в домашних пределах, в рамках «двора» («соur»), а curia — курия — приобретает облик curtis — разновидности огороженного приусадебного пространства, где в своих жилищах укрывались тогда и знатные, и крестьянские семейства. Окружение короля стало домашним, как у других людей. Не случайно единственными заметными событиями в годы этого столь продолжительного царствования оказывались события семейные — браки, фамильные, альковные дела. Не случайно и то, что на передней сцене долгое время находилась особа женского пола — Бертрада де Монфор, неверная жена.

— Ж.Дюби. История Франции. Средние века. Король-сеньор.[9]

При Филиппе достигло апогея усиление баронов внутри королевских владений, в результате которого оказались под угрозой пути сообщения между городами. Но при этом Филипп начал за счёт выдвижения на первый план ряда придворных чинов (коннетабль, сенешаль, камергер, виночерпий) выстраивать систему управления, независимую от территориальных князей и способную вести стабильную государственную политику.

В отличие от своих предшественников, Филипп чаще пребывал в своём парижском дворце, чем Орлеане. Таким образом, центр королевства при нём начал утверждаться в Париже.

Договорённости с папством, которых Филипп достиг в конце своего правления (1107 год) стали основой для союза между французской короной и Святым престолом, просуществовавшего с перерывом при Филиппе Красивом до конца французской монархии.

Семья Филиппа I

Возможно, Филипп был помолвлен в 1055 году с дочерью императора Генриха III Юдит, ставшей позже в первом браке королевой Венгрии, а во втором - княгиней Польши, но об этом сообщают только венгерские источники[13].

Предки

Филипп I (король Франции) — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гуго Великий
 
 
 
 
 
 
 
Гуго Капет
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Герберга Саксонская
 
 
 
 
 
 
 
Роберт II Французский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гильом III, герцог Аквитанский
 
 
 
 
 
 
 
Адель Аквитанская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Адель Нормандская
 
 
 
 
 
 
 
Генрих I Французский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Бозон II, граф Арльский
 
 
 
 
 
 
 
Гильом I, граф Провансский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Констанция Вьеннская
 
 
 
 
 
 
 
Констанция Арльская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фульк II Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
Адель Анжуйская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Герберга
 
 
 
 
 
 
 
Филипп I
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Святослав Игоревич Киевский
 
 
 
 
 
 
 
Владимир Святославич, князь Киевский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Малуша
 
 
 
 
 
 
 
Ярослав Мудрый, князь киевский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рогволод Полоцкий
 
 
 
 
 
 
 
Рогнеда Рогволодовна Полоцкая
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Анна Ярославна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эрик Победоносный, король Шведский
 
 
 
 
 
 
 
Олаф Шётконунг, король Шведский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Сигрид Гордая
 
 
 
 
 
 
 
Ингегерда Шведская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эстрид Ободритская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
</center>

Филипп I в художественной литературе

Филипп I - персонаж романа Антонина Ладинского "Анна Ярославна, королева Франции".

Напишите отзыв о статье "Филипп I (король Франции)"

Примечания

  1. Bautier, Robert-Henri. Anne de Kiev, reine de France, et la politique royale au XIe siècle: étude critique de la documentation // Revue des études slaves. Année 1985. V. 57 (4), р. 552.
  2. Gilbert of Mons, Chronicle of Hainaut, Trans. Laura Napran (Woodbridge: The Boydell Press, 2005), p. 6
  3. Heather J. Tanner, Families, Friends, and Allies: Boulogne and Politics in Northern France and England, (Brill, 2004), 104.
  4. Fliche A. Le règne de Philippe Ier, roi de France (1060—1108). — P., 1912, p. 274
  5. Дуглас Д. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле. — М., 2005, с. 289—290
  6. Дуглас Д. Ч. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле. — М.: Центрполиграф, 2005. — С. 292—296.
  7. David Ch. Robert Curthose, Duke of Normandy. — Cambridge: Harvard University Press, 1920, p. 27 - 28.
  8. Барлоу Ф. Вильгельм I и нормандское завоевание Англии. — С. 279—282.
  9. 1 2 [historylib.org/historybooks/ZHorzh-Dyubi_Istoriya-Frantsii--Srednie-veka/11 Дюби Ж. История Франции. Средние века.]
  10. Аббат Сугерий. Жизнеописание короля Людовика Толстого, Х.
  11. Ордерик Виталий XI, 7.
  12. C. Woll: Die Königinnen des hochmittelalterlichen Frankreich 987–1237/38, S. 143.
  13. Simonis de Kéza Gesta Hungarorum, 57.

Литература

  • Ш.Пти-Дютайи. Феодальная монархия во Франции и в Англии X - XIII веков. М., 1938.
  • Ж.Дюби. История Франции. Средние века. М., 2001.
  • Эпоха крестовых походов / под редакцией Лависса Э. и Рамбо А.. — М.: АСТ, 2005. — 1086 с. — 3000 экз. — ISBN 5-17-017968-5.
  • Дуглас Д. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле / Пер. с англ. Л. Игоревский. — М.: Центрполиграф, 2005. — 431 с. — 7 000 экз. — ISBN 5-9524-1736-1.
  • Joachim Ehlers: Geschichte Frankreichs im Mittelalter. Vollst., überarb. Neuausg. Primus-Verlag, Darmstadt 2009, ISBN 978-3-89678-668-5.
  • Augustin Fliche: Le règne de Philippe Ier, roi de France (1060–1108). Paris, 1912.

Ссылки

  • [www.genealogy.euweb.cz/capet/capet4.html Сайт Мирослава Марека, Капетинги] (англ.)
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/CAPET.htm#_Toc154137003 Сайт MEDIEVAL LANDs, Капетинги] (англ.)
   Короли и императоры Франции (987—1870)
Капетинги (987—1328)
987 996 1031 1060 1108 1137 1180 1223 1226
Гуго Капет Роберт II Генрих I Филипп I Людовик VI Людовик VII Филипп II Людовик VIII
1226 1270 1285 1314 1316 1316 1322 1328
Людовик IX Филипп III Филипп IV Людовик X Иоанн I Филипп V Карл IV
Валуа (1328—1589)
1328 1350 1364 1380 1422 1461 1483 1498
Филипп VI Иоанн II Карл V Карл VI Карл VII Людовик XI Карл VIII
1498 1515 1547 1559 1560 1574 1589
Людовик XII Франциск I Генрих II Франциск II Карл IX Генрих III
Бурбоны (1589—1792)
1589 1610 1643 1715 1774 1792
Генрих IV Людовик XIII Людовик XIV Людовик XV Людовик XVI
1792 1804 1814 1824 1830 1848 1852 1870
Наполеон I (Бонапарты) Людовик XVIII Карл X Луи-Филипп I (Орлеанский дом) Наполеон III (Бонапарты)

Отрывок, характеризующий Филипп I (король Франции)

– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.