Филипп VI (король Франции)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филипп VI де Валуа
Philippe VI de Valois<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Филипп VI де Валуа</td></tr>

Король Франции
1 апреля 1328 — 22 августа 1350
Коронация: 29 мая 1328, Реймсский собор, Реймс, Франция
Предшественник: Карл IV Красивый
Преемник: Иоанн II Добрый
Граф Анжу
31 декабря 1299 — 1 апреля 1328
Предшественник: Маргарита Анжуйская
Преемник: с 1332 - Иоанн II Добрый (до этого графство Анжу входило в состав королевского домена)
Граф дю Мэн
31 декабря 1299 — 1 апреля 1328
(под именем Филипп I)
Предшественник: Маргарита Анжуйская
Преемник: с 1332 - Иоанн II Добрый (до этого графство Анжу входило в состав королевского домена)
Граф де Валуа
16 декабря 1325 — 1 апреля 1328
(под именем Филипп I)
Предшественник: Карл Валуа
Преемник: Графство вошло в состав королевского домена
 
Рождение: 1293(1293)
Франция
Смерть: 22 августа 1350(1350-08-22)
Эр и Луар, Франция
Место погребения: аббатство Сен-Дени
Род: Валуа (ветвь дома Капетингов)
Отец: Карл Валуа
Мать: Маргарита Анжуйская
Супруга: 1-я:1313) Жанна Бургундская (Хромоножка) (1293 - 1348)
2-я:1349) Бланка д’Эврё, принцесса Наваррская (1333 - 1398)
Дети: От 1-го брака:
сыновья: Филипп, Иоанн II Добрый, Людовик, Людовик, Жан, Филипп де Валуа (граф де Валуа)
дочери: Жанна, Мария, Жанна
От 2-го брака:
дочь: Жанна

Филипп VI де Валуа (фр. Philippe VI de Valois; 1293 — 22 августа 1350, Ножен-ле-Руа) — король Франции с 1328 года, сын Карла, графа Валуа, от 1-го брака с Маргаритой Анжу-Сицилийской, родоначальник династии Валуа на французском престоле.





Вступление на престол. Отношения с вассалами

После смерти Карла IV его вдова осталась беременной. Филипп стал регентом, а когда вдовствующая королева родила дочь, в силу салического закона, устранявшего женщин от права престолонаследия, Филипп был признан королём. Кандидатура Эдуарда III Английского была отвергнута, так как он происходил от французских королей по женской линии (по матери, Изабелле, дочери Филиппа IV Красивого). Эдуард вынужден был уступить и принёс Филиппу вассальную присягу за свои французские владения.

Вскоре после помазания на царство Филипп вступился за своего вассала, Людовика Фландрского; последний принёс ему жалобу на городские общины, которые поддержали крестьянское восстание. Филипп выступил против коммун Фландрии, разбил их ополчение при Касселе и вернул Людовику утраченную власть (1328 год).

Начало Столетней войны

Не так удачно действовал Филипп против другого врага. Эдуард III ждал лишь удобного случая, чтобы вновь предъявить свои притязания на французский престол с оружием в руках. Фруассар передаёт, что колебаниям Эдуарда положили конец интриги Роберта д’Артуа, который, будучи обижен при дворе Филиппа, бежал в Англию и там строил козни против своей родины. В октябре 1337 года Эдуард прислал Филиппу вызов и вслед за тем захватил один фламандский остров.

Началась Столетняя война. При жизни Филиппа она привела к полному поражению французской армии при Кресси (26 августа 1346 года) и взятию англичанами Кале (3 августа 1347 года). Вслед за сдачей Кале Филипп заключил перемирие с Эдуардом, но умер до истечения его срока.

Внутриполитические проблемы

Война произвела страшное расстройство в государстве. Целые области были разорены, многие города сожжены дотла; появились разбойничьи шайки. Налоги, которые король должен был изобретать для покрытия военных расходов, озлобляли народ. Генеральным и провинциальным штатам беспрестанно предъявлялись новые требования; иногда налоги собирались по простому приказанию короля.

В 1332 году серьезный удар по экономике страны был нанесен королевским ордонансом, направленным против ломбардских контор. И до Филиппа французские короли регулярно обирали ломбардцев, угрожая при неподчинении высылкой из Франции. Ломбардские ростовщики закладывали эти расходы в размер процентов по ссудам, которые выдавали в дальнейшем. Филипп пошел дальше: своим декретом он объявил все векселя, выданные ломбардцам французскими вельможами недействительными, запретив первым требовать уплаты по ним, а вторым — производить уплату. Это нанесло страшный удар по ломбардским конторам и вынудило ломбардцев эмигрировать из страны, забрав с собой деньги, вручённые им на хранение. Страна быстро лишилась источников краткосрочного кредитования и столкнулась с масштабным выводом капитала из страны.

В 1338 году были уменьшены оклады жалованья, в 1341 году введена, по примеру итальянских городских республик, соляная монополия; папа принужден был каждые два года уступать церковную десятину королю; качество выпускаемой монеты сильно ухудшалось.

Свои неудачи в войне с Англией Филипп отчасти загладил приобретением Монпелье (1344) и Дофине (1349).

Семья и дети

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
   Короли и императоры Франции (987—1870)
Капетинги (987—1328)
987 996 1031 1060 1108 1137 1180 1223 1226
Гуго Капет Роберт II Генрих I Филипп I Людовик VI Людовик VII Филипп II Людовик VIII
1226 1270 1285 1314 1316 1316 1322 1328
Людовик IX Филипп III Филипп IV Людовик X Иоанн I Филипп V Карл IV
Валуа (1328—1589)
1328 1350 1364 1380 1422 1461 1483 1498
Филипп VI Иоанн II Карл V Карл VI Карл VII Людовик XI Карл VIII
1498 1515 1547 1559 1560 1574 1589
Людовик XII Франциск I Генрих II Франциск II Карл IX Генрих III
Бурбоны (1589—1792)
1589 1610 1643 1715 1774 1792
Генрих IV Людовик XIII Людовик XIV Людовик XV Людовик XVI
1792 1804 1814 1824 1830 1848 1852 1870
Наполеон I (Бонапарты) Людовик XVIII Карл X Луи-Филипп I (Орлеанский дом) Наполеон III (Бонапарты)

Напишите отзыв о статье "Филипп VI (король Франции)"

Отрывок, характеризующий Филипп VI (король Франции)

Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…