Филолог (апостол от 70)

Свято́й апо́стол Филоло́г — апостол от семидесяти.

Филолога приветствует ап. Павел в послании к Римлянам: «Приветствуйте Филолога и Юлию, Нирея и сестру его, и Олимпана, и всех с ними святых. (XVI, 15)» Более никаких сведений о сем апостоле нет в книгах Нового Завета. Кто была Юлия, упоминаемая вместе с Филологом, трудно сказать, так как ап. Павел кроме её имени ничего о ней не сказал. Некоторые считают её за сестру св. Филолога, а другие (Ориген) за его супругу. В некоторых кодексах Нового Завета в 15 стихе XVI главы послания к Римлянам поставлено: «Целуйте Филолога и Юлия» (а не Юлию) и потому считают мужчиною, а не женщиною и полагают, что это был один из представителей церкви Римской (Migne. Dictionnaire de la Bible., II tom). Церковное предание св. Филолога причисляет к 70 апостолам и считает его учеником св. ап. Павла. Дорофей, Епифаний и др. считают св. Филолога учеником и спутником ап. Андрея. В греческом Синаксаре о св. Филологе сказано: "Ап. Павел в своем послании к Римлянам (XVI, 15) пишет: Целуйте Филолога и Юлию (греч. ασπασασθε Φιλολογον και Ιυλιαν). Был поставлен от ап. Андрея Первозванного во епископа в г. Синопе.

В славянской Четьи Минее св. Димитрия Ростовского о нем сказано: «Филолог святый, его же в римстей епистолии воспоминает Павел святый глаголя: Целуйте Филолога (Рим. XVI, 15): поставлен бысть св. Андреем во епископа в Синоп». В Прологе к Четьи Минейному сказанию прибавлено: «Филолог претерпел много несчастий и скорбей, многих научил и привел ко Христу». В «Деяниях (или сказаниях) ап. Андрея» упоминается в числе его спутников Филолог (И. И. Малышевского в Трудах Киев. Академии, декабрь 1889. «Спутники св. ап. Андрея»).

Память св. Филолога в православной церкви совершается 5 (18) ноября вместе с апп. Патровом, Ермом, Гаием и Лином, а также 4 (17) января в соборе св. 70 Апостолов. Католики отмечают его память 4 ноября, вместе, с Криспом и Гаием.

Жизнеописание

По римским преданиям, Филолог был знатный римлянин, сын св. Персиды, упоминаемой св. ап. Павлом в послании к Римлянам (XVI, 12). С молодых лет служил в преторианской гвардии, отличался мужеством и красотою; случайно познакомился с св. Акилою, которого он случайно защитил от грубых оскорблений языческой толпы. Юлия, отличавшаяся необыкновенной красотою, была его супругою; находилась в родствe с Персидою, у которой была еще дочь Клавдия. Через посредство Акилы молодая чета познакомилась с ап. Павлом во время его первых римских уз и им были обращены в христианскую веру, но Филолог не желал оставлять выгодной при дворе службы и был потаенным христианином. Вскоре по освобождении ап. Павла из уз и отбыли его из Рима в 64 году Нероном был подожжен город и в сожжении столицы обвинены были христиане, за что, по приказанию императора, мнимые виновники преступления были преданы страшной казни; христиане, облитые смолой и горючими веществами, были сожжены и представляли из себя огненные факелы в садах Нерона. Филолог и Юлия не попали в число первых жертв неистовства Нерона. Положение Филолога в преторианской гвардии некоторое время отклоняло от него подозрения в принадлежности к христианству. После ужасной казни римских христиан, Филолог решился пойти и объявить себя христианином; некоторые из братии убеждали его пощадить себя и юную жену, что видимо смутило его, но Юлия прекратила внутреннюю борьбу своего мужа. Она, обратившись к Филологу, твердым голосом произнесла: «Где поставил нас Господь, там мы и должны быть и не страшиться высказывать доброе исповедание Его. В жизни и в смерти мы — чада Его». На следующий день Филолог и Юлия явились к префекту Рима, жестокому Тигеллину и исповедали себя христианами. С пылавшими огнём священного мужества и одушевления глазами, Филолог смело выступил пред кровожадным тираном, признал себя открыто христианином, и высказал сожаление, что он не исповедал свою веру раньше, боясь лишиться места в преторианской гвардии. Юлия также решительно высказала свои убеждения и обратилась к Богу с молитвою простить их прежнее малодушие и милостиво принять их настоящее исповедание. При виде её светлого почти детского лица, в толпе, жаждущей кровавых зрелищ, шевельнулось невольно чувство сострадания к невинной жертве. Но это был лишь один миг. Участь христиан была решена; их приговорили к сожжению. Нерон распорядился, чтобы муж и жена сгорели вместе на одном костре.

Литература

• Архиепископ Димитрий (Самбикин). Православный собеседник. — 1906.

Отрывок, характеризующий Филолог (апостол от 70)

Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.