Философ, объясняющий модель Солнечной системы

Джозеф Райт

Философ, объясняющий модель Солнечной системы. ок. 1766

Холст, масло. 147 × 203 см

Музей и художественная галерея Дерби, Великобритания

К:Картины 1766 года

«Философ, объясняющий модель Солнечной системы» — картина английского художника Джозефа Райта, написанная около 1766 года. Полное название «Философ, объясняющий модель Солнечной системы, в которой лампа замещает Солнце» (англ. A Philosopher giving a Lecture on the Orrery in which a lamp is put in place of the Sun. «Философ» — вторая (после «Гладиатора») картина художника, на которой персонажи и объекты сцены изображены освещёнными светом свечи, невидимой зрителю. Лица персонажей картины демонстрируют одну из основных фаз Луны — новолуние, полумесяц, Луна «в ущербе» (75 %) и полная луна .

История картины

Картина вызвала дискуссии, поскольку вместо классического сюжета в центре сцены использован сюжет научный. Изображение Райтом восхищённого восторга, вызванного научными «чудесами», расходилось с традицией, в которой подобные чувства могли быть вызваны только сюжетами на религиозную тему , поскольку Райт считал науку и технику не менее вдохновляющей, чем сюжеты великих картин на религиозные темы. Согласно Гёте, рассматривание скульптур при свечах, которые хорошо выделяли контуры предметов, колеблющееся пламя которых могло вызвать впечатление движения, было модным развлечением. В механической модели Солнечной системы тени, отбрасываемые замещающей солнце лампой, были существенной частью показа.

Райт считал тему науки и техники не менее вдохновляющей, чем традиционные религиозные темы, по которым были созданы многие великие картины прошлого .

«Философ» был одной из британских картин, разрушавших жёсткую иерархию жанров, которой в XVIII веке придерживались французские деятели искусства. В некотором отношении сюжет картины напоминал неформальные портреты, большей частью, среднего класса, которым был придан новый статус, когда Иоганн Цоффани стал изображать в подобном стиле королевскую семью около 1776 года. Oднако учитывая их серьёзную обстановку, ни одно из действующих лиц картины не должно восприниматься как портрет (даже если можно определить его прототип) Искусствовед XX века Эллис Уотерхаус сравнивает эти две работы с «genre serieux» французской драмы времени написания картины, в определении Дени Дидро и Пьера Бомарше, что поддерживает и Эгертон . Анонимный обзор XIX века называл Райта «великим и необычным, своеобразным гением» . Философ был написан не под заказ, вероятно, в надежде, что картина будет куплена Вашингтоном Ширли, 5-м графом Феррерс, астрономом-любителем, у которого была собственная модель Солнечной системы и у которого также бывал в гостях друг Райта Питер Перез Бурдетт (Peter Perez Burdett). Два человека на картине считаются портретами Бурдета и Феррера: Бурдетт записывает, а Феррерс со своим сыном сидит рядом с моделью . Феррерс купил картину за £210, но 6-й граф продал её с аукциона, и в настоящее время она находится в постоянной экспозиции Музея и художественная галереи Дерби, где она расположена около работающей копии механической модели Солнечной системы.

Биограф Райта, Бенедикт Николсон утверждал в 1968 году, что моделью для преподавателя был Джон Уайтхёрст, в то время как другой комментатор указывает на сходство фигуры с «портретом Исаака Ньютона кисти Годфри Кнеллера».

См. также

• Модель Солнечной системы — описание такого механического устройства, впервые после античности воссозданного в 1704 году в Англии
• Гелиоцентрическая система мира
• Планетарий

Отрывок, характеризующий Философ, объясняющий модель Солнечной системы

– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.