Фильм Запрудера
| Фильм Запрудера | |
| Zapruder Film | |
 | |
| Жанр |
документальный, любительский |
|---|---|
| Оператор |
Абрахам Запрудер |
| Длительность |
26,6 с |
| Страна |
США |
| Год | |
| IMDb | |
Фильм Запрудера (англ. Zapruder film) — 26-секундный любительский документальный кинофильм, снятый Абрахамом Запрудером (Abraham Zapruder) в Далласе в день убийства Джона Кеннеди 22 ноября 1963 года. На пленке запечатлено движение президентского кортежа по улице Элм-стрит и попадание двух выстрелов в шею и голову Кеннеди. Лента Запрудера — самая подробная из сохранившихся съемок убийства Кеннеди, отчего она является одним из важнейших вещественных доказательств по делу.
В 1994 году Библиотека Конгресса внесла фильм Запрудера в Национальный реестр фильмов, куда включаются фильмы, имеющие «культурное, историческое или эстетическое значение»[1].
История плёнки
22 ноября 1963 года около 12 часов дня Запрудер, большой поклонник президента Кеннеди, вышел из офиса своей компании в здании «Дал Текс Билдинг» вместе со своей секретаршей Мерилин Сицман на травяной холм у пересечения Элм-стрит и Хьюстон-стрит, чтобы увидеть проезд президентского кортежа по Далласу. Запрудер занял позицию на возвышении — у парапета стоящей на холме колоннады — и смог снять, как автомобиль президента проезжает от поворота с Хьюстон-стрит до железнодорожного виадука. Как раз на этом отрезке машина была обстреляна и президент смертельно ранен. Как рассказала Сицман, Запрудер, сообразив, что же он снял, опустил камеру и закричал: «Они убили его!».
Возвращаясь в офис, Запрудер рассказал о своей съемке репортеру газеты «Даллас Морнинг Ньюс» Маккормику. Тот пригласил в офис Запрудера агента Секретной службы США Соррелза. Запрудер согласился передать фильм Соррелзу под обещание, что он будет использоваться только в целях расследования. В тот же день пленку Запрудера проявили в далласском отделении Eastman Kodak, а в кинокомпании Jamieson Film Company с неё изготовили три копии. Оригинал и одна из копий остались у Запрудера, две другие копии были переданы управлению Секретной службы в Далласе.
Через несколько дней популярный еженедельный журнал Life выкупил оригинальную плёнку за 150 000 долларов. Первый платёж в 25 000 долларов Запрудер перечислил вдове и детям полицейского Дж. Д. Типпита, которого застрелил Освальд в день убийства Кеннеди.
Около тридцати чёрно-белых кадров фильма были опубликованы в номере Life от 29 ноября. Цветные снимки выходили в специальном номере от 7 декабря, посвящённом памяти Кеннеди, в номере от 2 октября 1964 года (в статье об отчёте комиссии Уоррена) и в номерах от 25 ноября 1966 года и 24 ноября 1967 года.
Запрудер настоял, чтобы кадр 313, на котором видно, как разваливается голова президента, не публиковался.
С 1966 года анализом фильма Запрудера и других фотокиноматериалов с места покушения на Дж. Кеннеди занимался Ричард Спраг (Richard Sprague), специалист по информационным технологиям, долгое время сотрудничавший с правоохранительными органами США в качестве эксперта. Выводы, к которым пришел Спраг, кардинально отличаются от официальной версии. Сопоставив фильм Запрудера с другими фото- и киноматериалами, Спраг обнаружил признаки не двух-трех, а шести выстрелов, притом с трех разных направлений.
В октябре 1992 года президент Джордж Буш подписал Закон о сборе материалов, относящихся к убийству Джона Кеннеди (англ. President John F. Kennedy Assassination Records Collection Act of 1992), который предусматривал сохранение в Национальном управлении архивов всех материалов, относившихся к убийству Кеннеди. Все материалы, в том числе оригинал фильма Запрудера, становились собственностью государства. Наследники Запрудера (сам он умер в 1970 году от рака желудка) обращались в Управление с просьбой вернуть им плёнку, но им было отказано. Они сохранили только авторские права. В 1999 году наследники передали права на фильм вместе с одной из первых копий музею в Далласе, посвящённому Джону Кеннеди и расположенному в здании книгохранилища, откуда стрелял Освальд.
В 1998 г. семья Запрудера издала фильм с подборкой дополнительных материалов на DVD под названием «Image of an Assassination — A New Look at the Zapruder Film». Издание осуществила чикагская фирма MPI Media Group.
Технические сведения
Фильм Запрудера снят на цветную обращаемую 8-мм киноплёнку Kodachrome II с фактической частотой 18,3 кадра в секунду (номинально — 16 кадр/с), без звука. Фильм состоит из 486 кадров, продолжительность — 26,6 с.
Использовалась любительская кинокамера Bell&Howell 414PD Director Series с пружинным приводом и автоматической установкой экспозиции. Объектив с переменным фокусным расстоянием Bell&Howell Varamat 1,8/9-27 мм. Эта модель была старшей в линейке любительских камер Bell&Howell. Запрудер купил камеру в ноябре 1962 года в магазине Peacock Jewelry на той же Элм-стрит, где через год сделал свою знаменитую съемку.
Запрудер снимал со ступеней колоннады на травяном холме по Элм-стрит, между перекрестком с Хьюстон-стрит и железнодорожным виадуком, справа по ходу кортежа, находясь примерно в 20 м от середины улицы. Между 131 и 133 кадром он сделал перерыв в съёмке, дожидаясь, когда проедут мотоциклисты и президентский автомобиль повернет на Элм-стрит. Машина Кеннеди впервые появляется на кадре № 133. Собственно обстрел президентской машины снят на кадрах со 189 по 313. Фильм имеет технический дефект — часть изображения попала на область перфорации.
Напишите отзыв о статье "Фильм Запрудера"
Примечания
- ↑ [www.cs.cmu.edu/afs/cs.cmu.edu/Web/Unofficial/Movies/NFR-Titles.html#1994 U.S. National Film Registry — Titles]
Литература
- Быков Валентин. Выстрел в сердце Америки.//«Техника — молодежи», 1970, № 9, с. 38-42
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=mazvD_1XP8E Фильм Запрудера] (исходная версия)
- [www.youtube.com/watch?v=0aBqRB-DsFQ&feature=youtu.be Фильм Запрудера] (стабилизированная версия)
- [www.imdb.com/title/tt0131658/ Фильм Запрудера на IMDB]
- [www.jfklancer.com/History-Z.html История фильма Запрудера]
- [www.copweb.be/Zapruder%20Camera.htm Abraham Zapruder Camera]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фильм Запрудера
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
