Финал Кубка Англии по футболу 1872

Финал Кубка Англии 1872
1872 FA Cup Final
Турнир	Кубок Англии 1871/72
Уондерерс Ройал Энджинирс 1 0
Дата	16 марта 1872
Стадион	Кеннингтон Овал, Лондон
Арбитр	Альфред Стейр
Посещаемость	2000
1873 →

Финал Кубка Англии по футболу 1872 года — футбольный матч между командами «Уондерерс» и «Ройал Энджинирс», прошедший 16 марта 1872 года на лондонском стадионе «Кеннингтон Овал». Этот матч был финалом первого Кубка вызова Футбольной ассоциации, а также окончанием первого и самого старейшего в футбольной истории турнира. Пятнадцать команд участвовали в этом историческом турнире, и так вышло, что «Уондерерс», выиграв только лишь 1 стадию из 4, вышел в финал (это раньше было позволено правилами). В полуфинале, когда по жеребьёвке «Уондерерсу» выпал шотландский «Куинз Парк», команды в первом матче сыграли в нулевую ничью, а на переигровку шотландцы не приехали. Им засчитали техническое поражение, и лондонцы вышли в финал.

В финале 2000 зрителей увидели только один гол, забитый на 15-й минуте игроком «Уондерерса» Мортоном Беттсом, игравшего под псевдонимом A.H. Chequer. «Ройал Энджинирс» использовали в матче своё искусство паса, позже названного «комбинационной игрой», тогда как большинство других команд (включая «Уондерерс») делали ставку на дриблинг. Несмотря на эти нововведения, «Ройал Энджинирс» так и не смогли забить ответный мяч, позволив «Уондерерсу» выиграть кубок. Правда, сам трофей победители получили только месяц спустя на торжественной презентации в ресторане Pall Mall.

По пути к финалу

Футбольные клубы «Уондерерс» и «Ройал Энджинирс» входили в число пятнадцати команд, которые участвовали в первом розыгрыше Кубка Англии. В первом раунде «Уондерерс» были сведены жеребьёвкой с «Хэрроу Чекьерс», командой, состав которой был создан из бывших учеников школы Хэрроу. «Ройал Энджинирс» же оказались в паре с «Рейгэйт Приори». Оба будущих финалиста собирались проводить свои матчи первого раунда дома. Правда, ни один матч так и не состоялся, поскольку их противники снялись с соревнований, и обе команды автоматически вышли в следующую стадию.

Во втором раунде обе команды играли в гостях, и завершили свои выезды успехом: в декабре «Уондерерс» победил «Клэпхем Роверс» со счётом 3-1, а в следующем месяце «Энджинирс» победили «Хитчин» 5-0.

В четвертьфинале «Уондерерс» свели в нулевую ничью матч с «Кристал Пэлас». Однако вместо переигровки обе команды прошли в полуфинал соревнования. Этому поспособствовало одно из тогда существовавших правил, которое гласило, что в случае ничейного матча может быть назначена переигровка или, по усмотрению организационного комитета, обе команды могут квалифицироваться в следующий раунд."Энджинирс", в свою очередь, победили «Хампстед Хитэнс» 2-0.

В полуфинале «Уондерерс» собирались принять у себя ведущий шотландский футбольный клуб «Куинз Парк» который, благодаря отказам соперников от игр или отсутствиям таковых, достиг этой стадии, фактически, не сыграв ни одной минуты игрового времени. По правилам все полуфиналы и финал должны были пройти на лондонском «Кеннингтон Овале» и, после нулевой ничьей, шотландский клуб не смог совершить достаточно длительную поездку из Глазго во второй раз, таким образом отправив «Уондерерс» в финал. «Ройал Энджинирс» сначала сыграли в нулевую ничью, а потом в переигровке забили три безответных мяча «Кристал Пэласу».

Противник «Уондерерс»	Результат	Переигровка	Стадия	Противник «Ройал Энджинирс»	Результат	Переигровка
Хэрроу Чекьерс	Отказ соперника		1 раунд	Рейгэйт Приори	Отказ соперника
Клэпхем Роверс	3:1	—	2 раунд	Хитчин	5:0	—
Кристал Пэлас	0:0	—	Четвертьфинал	Хэмпстед Хетенс	2:0	—
Куинз Парк	0:0	Отказ соперника	Полуфинал	Кристал Пэлас	0:0	3:0

Матч

Обзор

В те времена тренера думали гораздо больше об атаке, чем об обороне. Такие же установки были и в этот раз: «Ройал Энджинирс» играли в 7 нападающих, «Уондерерс» — в 8. Нападающий «Уондерерс» Мортон Беттс играл под псевдонимом A. H. Chequer, ссылаясь на принадлежность клубу «Хэрроу Чекьерс». Некоторые источники говорят, что Беттс играл под псевдонимом, чтобы скрыть свой переход в «Уондерерс», будучи зарегистрированным как игрок «Хэрроу Чекьерс» и не имеющим возможности менять клуб по ходу сезона. Однако это не похоже на правду, потому что в любительские времена XIX — начала XX веков клубы не регистрировали игроков на весь сезон и поэтому один игрок мог несколько раз в году менять клубы. Например, Катберт Оттавэй, будущий капитан сборной Англии, поиграл в сезоне 1871/72 в двух разных клубах без каких-либо проблем.

Капитан «Уондерерс» Чарльз Уильям Элкок выиграл с помощью подбрасывания орлянки право выбирать ворота. Олкок выбрал ворота со стороны Харлифорд Роуд, что давало «Уондерерс» преимущество перед «Ройал Энджинирс», так как «королевским инженерам» пришлось играть против солнца и ветра. В самом начале игры игрок «Ройал Энджинирс», Эдмунд Кресвелл повредил и без того сломанную ключицу. Он отказался покидать поле, но всё оставшееся время игры он играл в полсилы, и складывалось ощущение, что у «королевских инженеров» просто нет линии полузащиты. «Уондерерс» выбрали тактику с использованием дриблинга, тогда как «Энджинирс» играли в пас. Позже такой стиль игры стал называться «комбинационной игрой», что во времена начала развития футбола было неким нововведением.

Первые 15 минут «Уондерерс» владел инициативой, и в результате открыли счёт. Мортон Беттс забил с острого угла после дальнего прохода Роберта Видаля. По правилам тех времён, команды должны были меняться воротами после каждого гола, но «Энджинирс» так и не смогли при погодном преимуществе остановить доминирование «Уондерерс» на поле. Через двадцать минут Элкок послал мяч мимо вратаря «Энджинирс» Уильям Мерриман, но гол не был засчитан, поскольку перед тем, как Элкок получил мяч, Чарльз Уоллестон подыграл себе рукой. «Уондерерс» продолжали наносить один за другим удары по воротам «инженеров», но Мерриман вытаскивал все подряд удары. Одна газета назвала потом его навыки «отменными». Несмотря на то, что на последних минутах матча «Ройал Энджинирс» всё-таки создали несколько моментов, «Уондерерс» выиграли с минимальным счётом — 1:0. Газета The Field назвала этот финал «самым быстрым и сложным матчем на Овале»; также было отмечено, что Уондерерс играли «одинаково, что индивидуально, что коллективно, и это было лучшей игрой в истории футбола тех времён».

Отчёт о матче

16 марта 1872 15:05

Уондерерс	1:0	Ройал Энджинирс
Беттс  15'	[www.fa-cupfinals.co.uk/1872.html (отчёт)]

Кеннингтон Овал, Лондон Зрителей: 2000 Судья: Альфред Стейр (Аптон Парк)

Уондерерс

Ройал Энджинирс

Уондерерс: (1-1-8) ВР Реджинальд де Кортенай Уэльч ЗЩ Эдгар Лэббок ПЗ Альберт Томпсон НП Чарльз Уильям Элкок НП Эдвард Боуен НП Александр Бонзор НП Мортон Беттс НП Уильям Крейк НП Томас Хуман НП Роберт Видаль НП Чарльз Уоллестон

Ройал Энджинирс (2-1-7): ВР Капитан Уильям Мерриман ЗЩ Капитан Фрэнсис Мэриндин ЗЩ Лейтенант Джордж Эддисон ПЗ Лейтенант Альфред Гудвин НП Лейтенант Хью Митчелл НП Лейтенант Эдмунд Кресвелл НП Лейтенант Генри Ренни-Тейлёр НП Лейтенант Генри Рич НП Лейтенант Герберт Муйрхэд НП Лейтенант Эдмунд Коттер НП Лейтенант Адам Богл

Помощники судьи Дж. Х. Джиффард K. Киркпатрик

Регламент матча 90 минут основного времени. 30 минут дополнительного времени в случае необходимости. Переигровка матча, если счёт остаётся ничейным. Замены не предусмотрены.

После матча

Кубок был вручен «Уондерерс» президентом Футбольной ассоциации Англии, мистером Эбенезером Коббом Морли, на ежегодном ужине в ресторане Pall Mall на Чаринг-Кросс 11 апреля 1872 года. Также Футбольная ассоциация Англии раздала игрокам «Уондерерс» значки победителей и золотые медали. Как защищавшие титул победителя, «Уондерерс» стартовали в следующем сезоне на стадии финала, что также было прописано в первых правилах; это был единственный раз, когда это правило было использовано.

В 1938 году газета The Times опубликовала статью о Томасе Хумане, заявив, что единственный гол в игре забил вовсе не Мортон Беттс, а именно Хуман. В подтверждение этому, The Times привели интервью с самим Хуманом, в котором он опроверг факт, доказывающий, что Беттс забил тот мяч. Но это не изменило мнения представителей других газет и журналов, которые считают автором гола именно Беттса.

В 2010 году единственная сохранившаяся медаль победителя этого турнира была продана на аукционе в Лондоне. Она была куплена ювелиром, который сделал медаль частью домашнего убранства и планировал вскоре продать её за 50 тыс. £, но медаль была куплена Профессиональной футбольной ассоциацией за 70,5 тыс. £.

7 ноября 2012 года был сыгран символичный матч между двумя современными командами «Уондерерс» и «Ройал Энджинирс» на стадионе «Кеннингтон Овал». Результат был абсолютной противоположностью результата 1872 года, поскольку «Ройал Энджинирс» разгромили «Уондерерс» со счётом 7:1.

Литература

• Warsop Keith. The Early FA Cup Finals and the Southern Amateurs. — SoccerData, 2004. — ISBN 1-899468-78-1.

Ссылки

• [www.fa-cupfinals.co.uk/1872.html Отчёт о матче] на сайте FA-CupFinals.co.uk  (англ.)

Отрывок, характеризующий Финал Кубка Англии по футболу 1872

Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.