Финал Кубка СССР по футболу 1987

Финал Кубка СССР 1987
Динамо (Киев) Динамо (Минск) 3 3
Динамо (Киев) победил по пенальти 4:2
Дата	14 июня 1987
Стадион	Центральный стадион имени В. И. Ленина, Москва
Арбитр	Валерий Бутенко (Москва)
Посещаемость	75 000
← 1986 1988 →

Финал Кубка СССР по футболу 1987 года стал 46-м финалом Кубка СССР. Матч состоялся 14 июня 1987 года на Центральном стадионе имени В. И. Ленина в Москве. В финале встретились клубы высшей лиги чемпионата СССР — «Динамо» (Киев) и «Динамо» (Минск). Матч судил арбитр из Москвы Валерий Бутенко. Киевские динамовцы, одолев своих минских одноклубников по пенальти (основное и дополнительное время завершились вничью — 3:3), в 8-й раз стали обладателями Кубка СССР.

Предыстория

В истории взаимоотношений команд-финалистов, в целом, большой перевес был на стороне киевского «Динамо». Однако в 80-е годы минские динамовцы показывали стабильно сильную игру, завоёвывали золотые (1982) и бронзовые (1983) медали, большая группа игроков минского клуба привлекалась в сборные команды СССР. В сезонах 1982—1986 годов минчане в 10 матчах отобрали у киевлян 11 очков из 20 возможных, причём три года подряд — в 1982—1984 годах побеждали их в Киеве. В союзном чемпионате 1987 года к моменту описываемой финальной игры минские динамовцы шли на втором месте с 16 очками, причём в двух последних турах одержали рядовые победы, а киевские динамовцы находились на 9-м месте с 11 очками, в составе команды были травмированные игроки и в целом форма команды была далека от идеальной. Принимая во внимание все эти обстоятельства, футбольная общественность, в целом, в прогнозах отдавала предпочтение минскому «Динамо» — несмотря на то, что киевские динамовцы вышли на матч в ранге действующих чемпионов страны, так как игра минчан выглядела посвежее.

Путь к финалу

Подробнее по этой теме см. Кубок СССР по футболу 1986/1987.

«Динамо» (Киев)			«Динамо» (Минск)
Динамо (Ставрополь)	2:1	1/16 финала		Котайк (Абовян)	4:1
Кяпаз (Кировабад)	2:1	1/8 финала		Зенит (Ленинград)	1:0
СКА Карпаты (Львов)	4:0	1/4 финала		Торпедо (Москва)	3:2
Динамо (Москва)	0:0 д.в., пен. 5:4	1/2 финала		Таврия (Симферополь)	2:0

Детали матча

14 июня 1987 года

«Динамо» (Киев)	3:3 (1:2, 2:1), д.в. 0:0, пен. 4:2	«Динамо» (Минск)
Рац  45' Кузнецов  63' Заваров  90'	[fc-dynamo.ru/cup/prot.php?id=471200 (отчёт)]	Кондратьев  20' Зыгмантович  45' (пен.) Алейников  60'

Центральный стадион им. В. И. Ленина, Москва Зрителей: 75 000 Судья: В. Бутенко (Москва)

Серия пенальти:
Демьяненко Михайличенко Балтача Евтушенко	4:2	Метлицкий Боровский Алейников Курненин

«Динамо» (Киев)

«Динамо» (Минск)

«Динамо» (Киев): В 1 Виктор Чанов П 2 Алексей Михайличенко З 3 Сергей Балтача З 4 Олег Кузнецов З 5 Анатолий Демьяненко (к) П 6 Василий Рац П 7 Павел Яковенко З 8 Андрей Баль П 9 Александр Заваров Н 10 Вадим Евтушенко Н 11 Олег Блохин 57' Замены: З 12 Владимир Горилый 70' П 13 Иван Яремчук 57' 70' Главный тренер: Валерий Лобановский

«Динамо» (Минск): В 1 Андрей Сацункевич З 2 Сергей Боровский З 3 Александр Метлицкий З 4 Виктор Янушевский П 5 Виктор Сокол 80' З 6 Андрей Зыгмантович П 7 Сергей Гоцманов П 8 Сергей Деркач 87' П 9 Сергей Алейников Н 10 Андрей Шалимо 56' Н 11 Георгий Кондратьев (к) Замены: З 15 Юрий Курненин 80' П 13 Александр Кистень 87' Н 12 Игорь Гуринович 56' Главный тренер: Иван Савостиков

Регламент матча

• 90 минут основного времени.
• 30 минут овертайм в случае необходимости.
• Послематчевые пенальти в случае необходимости.
• Пять игроков в запасе.
• Максимум три замены.

Обладатель Кубка СССР 1986/87
«Динамо» (Киев) 8-й титул

Ход матча

По мнению зрителей, комментаторов, обозревателей, данный матч получился одним из самых зрелищных и драматичных по сюжету в истории Кубка СССР. А по результативности он уступает только двум финалам: 1937 года — «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Тбилиси) 5:2 и 1960 года — «Торпедо» (Москва) — «Динамо» (Тбилиси) 4:3.

В составе киевлян отсутствовали травмированные Бессонов и Беланов. Минчане выставили почти оптимальный состав, хотя в расстановке игроков произошли ротации. В частности, позиция стоппера была доверена Зыгмантовичу.

Матч начался в хорошем темпе, проходил обоюдоостро, во взаимных атаках. На 20-й минуте матча Виктор Сокол ворвался в штрафную площадь киевлян и был не по правилам атакован их вратарём. Мяч, однако, уже катился в ворота, и судья В. Бутенко не спешил со свистком. Набежавший Георгий Кондратьев добил мяч в сетку — 1:0 в пользу Минска.

На последней минуте первого тайма соперники обменялись голами. Сперва Василий Рац, использовав точную передачу Александра Заварова, сравнял счёт — 1:1. Но тут же Сергей Гоцманов сыграл на обострение и вынудил Олега Кузнецова нарушить против него правила. 11-метровый уже после истечения игрового времени точно пробил Андрей Зыгмантович — 2:1 в пользу минчан.

Второй тайм киевляне начали активно, однако на 60-й минуте они прозевали быструю контратаку минчан — Сергей Алейников, убежав от защитников, вышел один на один с Чановым и реализовал момент — 3:1 в пользу Минска. Через три минуты Олег Кузнецов великолепным ударом со штрафного сократил разрыв до минимума. Оставшееся время прошло в атаках киевлян, но минчане стойко держались. Лишь на последней минуте матча (по утверждению судьи, за 10 секунд до окончания основного времени встречи) Александр Заваров в последней отчаянной атаке сравнял счёт — 3:3.

В дополнительное время счёт не изменился. Была назначена серия пенальти, в которой за счёт промахов Сергея Боровского и Сергея Алейникова, а также благодаря точным ударам своих игроков, верх взяли динамовцы Киева — 4:2. Это был их 8-й в истории завоёванный Кубок СССР. А динамовцы Минска во второй раз, как и в 1965 году, выйдя в финал, упустили свой шанс завладеть трофеем.

Ссылки

• Финал Кубка СССР 1987 [www.youtube.com/watch?v=95Fai2Nn5zQ полностью] или [www.youtube.com/watch?v=g2-eWdt6S70 только голы]
• Протоколы матчей [fc-dynamo.ru/cup/rezult.php?vk=%C4%E8%ED%E0%EC%EE+%28%CA%E8%E5%E2%29&vs=&qq=1&gd=1986-1987&ch=&ms=&dn=&dv=&zb=&pr=&vy=on&ny=on&po=on Динамо К] и [fc-dynamo.ru/cup/rezult.php?vk=%C4%E8%ED%E0%EC%EE+%28%CC%E8%ED%F1%EA%29&vs=&qq=1&gd=1986-1987&ch=&ms=&dn=&dv=&zb=&pr=&vy=on&ny=on&po=on Динамо Мн] в розыгрыше Кубка СССР 1986—1987

Отрывок, характеризующий Финал Кубка СССР по футболу 1987

– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.