Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1968

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1968
1968 European Cup Winners' Cup Final
Турнир

Кубок обладателей кубков УЕФА 1967/1968

Дата

23 мая 1968

Стадион

Де Куип, Роттердам

Арбитр

Ортис де Мендибил

Посещаемость

53 000

1967
1969

Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1968 года — финальный матч розыгрыша Кубка обладателей кубков УЕФА 1967/68, 8-го сезона в истории Кубка обладателей кубков УЕФА. Этот футбольный матч состоялся 23 мая 1968 года, на стадионе «Де Куип» в Роттердаме. В матче встретились итальянский «Милан» и немецкий «Гамбург».



Отчёт о матче

Милан 2:0 Гамбург
Хамрин  3'19' [en.archive.uefa.com/competitions/ecwc/history/season=1967/intro.html (отчёт)]
Де Куип, Роттердам
Зрителей: 53 000
Судья: Ортис де Мендибил

Милан
Гамбург
Милан:
GK 1 Фабио Кудичини
DF Анджело Анкиллетти
DF Карл-Хайнц Шнеллингер
DF Роберто Розато
DF Невио Скала
MF Джованни Трапаттони
MF Джованни Лодетти
FW Курт Хамрин
FW Анджело Сормани
FW Джанни Ривера
FW Пьерино Прати
Главный тренер:
Нерео Рокко
Гамбург:
GK 1 Аркоч Озкан
DF Гельмут Сандманн
DF Вилли Шульц
DF Эгон Хорст
DF Юрген Курбйун
MF Хольгер Дикманн
MF Вернер Крамер
FW Бернд Дерфель
FW Уве Зеелер
FW Франц-Йозеф Хениг
FW Чарли Дерфель
Главный тренер:
Курт Кох

См. также

Напишите отзыв о статье "Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1968"

Ссылки

  • [en.archive.uefa.com/competitions/ecwc/index.html Официальный сайт турнира]  (англ.)
  • [ru.archive.uefa.com/competitions/ecwc/index.html Официальный сайт турнира]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1968

Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.