Финал чемпионата Европы по футболу 1976
Финал чемпионата Европы по футболу 1976 | |||||||
UEFA Euro 1976 Final | |||||||
Турнир | |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
Сборная Чехословакии одержала победу в серии послематчевых пенальти со счётом 5:3 | |||||||
Дата |
20 июня 1976 | ||||||
Стадион | |||||||
Арбитр | |||||||
Посещаемость |
30 790 | ||||||
← 1972 1980 → |
Финал чемпионата Европы по футболу 1976 года — финальный матч чемпионата Европы, который прошёл 20 июня 1976 года на стадионе «Црвена Звезда» в Белграде, Югославия. В матче приняли участие сборные Чехословакии и ФРГ[1].
Чемпионами стали игроки сборной Чехословакии, обыграв сборную ФРГ в серии послематчевых пенальти со счётом 5:3. В истории немецкого футбола это событие известно как Белградская ночь .
Детали матча
20 июня 1976
20:15 |
Чехословакия | 2 : 2 (доп. вр.) | ФРГ |
---|---|---|
Швеглик 8' Добиаш 25' |
[ru.uefa.com/uefaeuro/season=1976/matches/round=193/match=3693/index.html Отчёт] | Мюллер 29' Хёльценбайн 90' |
Пенальти | ||
Масный Негода Ондруш Юркемик Паненка |
5:3 | Бонхоф Флоэ Бонгарц Ули Хёнесс |
|
|
См. также
Напишите отзыв о статье "Финал чемпионата Европы по футболу 1976"
Примечания
- ↑ [www.rsssf.com/tables/76e.html European Championship 1976]
Сборная Чехословакии — чемпионат Европы 1976 — чемпион
| ||
---|---|---|
1 Виктор (в) • 2 Добиаш • 3 Й. Чапкович • 4 Ондруш (к) • 5 Пиварник • 6 Юркемик • 7 Паненка • 8 Модер • 9 Поллак • 10 Масный • 11 Негода • 12 Гёг • 13 Бармош • 14 Бирош • 15 Герда • 16 Веселый • 17 Швеглик • 18 Галис • 19 Петраш • 20 Штамбахр • 21 Бичовский • 22 Венцель (в) • тренер: Вацлав Ежек |
Сборная ФРГ — чемпионат Европы 1976 — 2-е место
| ||
---|---|---|
1 Майер (в) • 2 Фогтс • 3 Диц • 4 Шварценбек • 5 Беккенбауэр • 6 Виммер • 7 Бонхоф • 8 Хёнесс • 9 Д. Мюллер • 10 Бер • 11 Хёльценбайн • 12 Ворм • 13 Даннер • 14 Бонгарц • 15 Флоэ • 16 Ноглы • 17 Кальц • 18 Каргус (в) • тренер: Хельмут Шён |
|
|
Отрывок, характеризующий Финал чемпионата Европы по футболу 1976
Берг покраснел и улыбнулся.– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.