Финзен, Нильс Рюберг

Нильс Рюберг Финзен
дат. Niels Ryberg Finsen
Место рождения:	Торсхавн, Фарерские острова
Научная сфера:	физиотерапия
Известен как:	разработчик научных основ светолечения
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине 1903 года

Нильс Рю́берг Фи́нзен (Фи́нсен, дат. Niels Ryberg Finsen) (15 декабря 1860, Торсхавн — 24 сентября 1904, Копенгаген) — фарерско-датский учёный и физиотерапевт. Родился и провёл детство на Фарерах, где его отец, исландец по происхождению, занимал должность амтманна — наместника датской короны. Разработчик научных основ светолечения. В 1903 году стал первым датским лауреатом Нобелевской премии (в области физиологии и медицины, «в знак признания его заслуг в деле лечения болезней — особенно обыкновенной (туберкулёзной) волчанки — с помощью концентрированного светового излучения, что открыло перед медицинской наукой новые широкие горизонты»).

Биография

Датский физиотерапевт Нильс Рюберг Финсен родился в Торсхавне на Фарерских островах — в той части Дании, которая лежит примерно в 300 км к северу от Британских островов. Происходил из древней исландской семьи, известной с Х века и переселившейся на Фареры в 1858 году. Хотя оба его родителя — Ганс Штейнгрим Финсен, государственный служащий на Фарерах, и Иоганна (Фроман) Финсен — были исландского происхождения, родным языком Ф. с детства был датский.

По окончании начальной школы в Торсхавне Финсен поступил в подготовительную школу в Херлуфехольме (Дания). Ему очень не нравилось, как в этой школе обращались с учениками младших классов, что негативно отразилось на его успеваемости. Оценки мальчика улучшились после того, как он перешел в школу в Рейкьявике. Уже в детстве двигательная активность Финсена была сильно ограничена из-за плохого здоровья. Живя в Исландии, чуть ниже Полярного круга, Финсен с детства осознал значение солнечного света для всего живого. Он заметил, что чем дольше он бывает на солнце, тем лучше становится его самочувствие. Так он пришел к выводу, что живые существа, по-видимому, очень подвержены влиянию солнечных лучей. «Дайте солнышку внезапно проглянуть сквозь тучи в пасмурный день и посмотрите, как все изменится вокруг! — напишет он впоследствии. — Насекомые, только что совсем сонные, пробудятся и расправят крылья; ящерицы и змеи выползут, чтобы понежиться на солнце; защебечут птицы. Да и мы сами почувствуем себя так, будто сбросили тяжелую ношу».

Поступив в Копенгагенский университет в 1882 г., Финсен начал свои медицинские исследования в то время, когда благодаря открытиям Луи Пастера и Роберта Коха возникла бактериальная теория болезней. В первый же год его пребывания в Копенгагене у Финсена появились симптомы болезни, которую вначале неправильно приняли за заболевание сердца. В действительности, как выяснилось позже, он страдал псевдоциррозом печени Пика — хроническим прогрессирующим поражением печени, возникающим вследствие перикардита. Несмотря на ухудшающееся состояние здоровья, Финсен завершил занятия ив 1891 г. получил медицинскую степень в Копенгагенском университете. Впоследствии он занял должность прозектора на кафедре хирургии. К этому времени у него развился также и асцит — состояние, при котором жидкость накапливается в брюшной полости, и он оказался прикованным к инвалидному креслу.

В 1892 г. Финсен женился на Ингеборге Балслев, дочери лютеранского священника в Рибе (Дания), у супругов родилось четверо детей. Примерно в это время Финсен приступил к изучению терапевтического воздействия света. Из прежних исследований он знал, что свет задерживает рост некоторых колоний бактерий и может даже вызвать их гибель. В 1889 г. один шведский ученый установил, что ультрафиолетовые лучи вызывают более сильное воздействие на биологические ткани, чем инфракрасные. Подойдя к предмету исследования так, как это и подобает естествоиспытателю, Финсен провел наблюдения и получил результаты о воздействии солнечного света на насекомых, саламандр, головастиков и зародышей амфибий. В ходе опытов он выяснил, что солнечный свет, падающий на хвост головастика, может привести к воспалению тканей и что ультрафиолетовые лучи оказывают намного более сильное воздействие на зародышей лягушек, чем инфракрасные. Он пришел к выводу, что свет — или его отсутствие — могут обладать терапевтическим эффектом.

К 1893 г. Финсен занялся пропагандой использования красного света для лечения последствий оспы. Он утверждал, что лишь солнечный свет раздражающего высокочастотного спектра излучения, пропущенный через красный светофильтр, может ускорить заживление кожных поражений и тем самым предотвратить образование безобразных рубцов и шрамов. После того как демонстрация «красных комнат» прошла успешно, Финсен ушел с университетской кафедры хирургии и целиком посвятил себя медицинским аспектам светолечения.

Статьи, опубликованные им на эту тему в 1893 и 1894 гг., способствовали упрочению его международной репутации в данной области. Расширив границы своих исследований, Финсен начал экспериментировать с источниками искусственного света, в особенности с дуговыми угольными лампами. Он хотел выяснить, окажутся ли они эффективными для лечения обыкновенной волчанки (туберкулёза кожи) — почти не поддающейся терапии кожной болезни, вызываемой микробактерией туберкулеза и часто настолько обезображивающей внешность своих жертв, что они становились изгоями общества.

В 1895 г., заключив договор об использовании оборудования с фирмой «Копенгаген-электрик лайт уоркс», Финсен приступил к лечению волчанки, подвергал пациентов двухчасовому ежедневному воздействию ультрафиолетовых лучей от дуговой угольной лампы постоянного тока силой 25 А. Через много месяцев пораженные участки кожи стали уменьшаться и появились явные признаки выздоровления больных.

В 1896 г. в Копенгагене был основан Финсенский институт светолечения, директором которого стал Финсен. В институте были разработаны способы лечения с помощью финсеновских дуговых ламп, а также терапевтические методы, позволившие увеличить лечебную дозу ультрафиолетового излучения при минимальном повреждении тканей. В последующие пять лет 800 больных волчанкой прошли курс лечения в Финсеновском институте; 50 % полностью выздоровели, у 45 % отмечалось значительное улучшение. Финсен был прав, когда предсказывал, что в будущем эта болезнь в Дании будет ликвидирована.

Финсен получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине 1903 г. «в знак признания его заслуг в деле лечения болезней — особенно волчанки — с помощью концентрированного светового излучения, что открыло перед медицинской наукой новые широкие горизонты». «Этот метод явился гигантским шагом вперед, — сказал в приветственной речи К. Мернер из Каролинского института, — и… привел к таким достижениям в области медицины, которые никогда не забудутся в истории этой науки». Финсен, однако, был слишком болен, чтобы присутствовать на церемонии награждения или выступить с Нобелевской лекцией. Чтобы поправить здоровье, Финсен прибегал к различным диетам, чередуя потребление большого и малого количества соли или жидкости. Несмотря на это, ему становилось все хуже.

Лето 1904 г. выдалось в Дании на редкость солнечным. Все еще веря в целительные свойства солнечного света, Финсен построил на крыше своего дома в Копенгагене специальную комнату, где принимал солнечные ванны. Он скончался в Копенгагене на руках своей жены в возрасте 43 лет от псевдоцирроза печени Пика.

За свою недолгую, но плодотворную жизнь Финсен удостоился многих наград и почестей, он был членом нескольких научных обществ, в том числе Дании, Исландии, России и Германии. В 1899 г. Финсен стал кавалером ордена Даннеброга, а в 1904 г. получил премию Камерона и почетное право чтения лекций в Эдинбургском университете.

Память

В 1979 г. Международный астрономический союз присвоил имя Финзена кратеру на обратной стороне Луны.

Ссылки

• Финсен, Нильс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1903/finsen-bio.html Биография Нильса Финзена на сайте Нобелевского комитета]

Отрывок, характеризующий Финзен, Нильс Рюберг

– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.