Финикиянки (Еврипид)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Финикиянки (Еврипид)

«Финикия́нки» (др.-греч. Φοίνισσαι, Phoinissai) — трагедия древнегреческого драматурга Еврипида, поставленная около 411 года до н. э.





Действующие лица

Сюжет

Трагедия написана на материале мифов из фиванского цикла, ранее использовавшемся Эсхилом («Семеро против Фив») и СофокломЦарь Эдип», «Эдип в Колоне», «Антигона»). Действие происходит во время похода Семерых против Фив. Заглавные персонажи — хор финикийских женщин, ехавших в Дельфы, но задержанных в Фивах войной.

Особенности

Еврипид использует в Финикиянках нетрадиционную версию мифа. Иокаста здесь покончила с собой не после того, как открылась правда о её втором браке, а над телами своих сыновей, убивших друг друга. Эдип после самоослепления не отправился в изгнание, а содержался в заключении.

Трагедия даёт новую трактовку образов Полиника и Этеокла. Первый оказывается не изменником, а борцом за правое дело; Этеокл же изображён не героем и защитником родины, а властолюбцем, готовым на всё, чтобы удержать престол.

Финикиянки — одна из самых длинных греческих трагедий[1]. Она отличается усложнённым действием, введением эпизодов, не связанных непосредственно с драматическим конфликтом, разнообразием музыкальных и сценических эффектов.

Влияние

Цицерон пишет, что Цезарь любил повторять две строки из Финикиянок, оправдывая ими своё стремление к власти: "Коль преступить закон - то ради царства; а в остальном его ты должен чтить"[2][3].

Издание на русском языке

Напишите отзыв о статье "Финикиянки (Еврипид)"

Примечания

  1. Еврипид. Трагедии. М., 1980. Т.2. С. 628.
  2. Цицерон. Об обязанностях, 3, 21, 82.
  3. Светоний. Юлий, 30, 5.

Отрывок, характеризующий Финикиянки (Еврипид)

Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.