Финляндия на чемпионате мира по хоккею с шайбой 2007
Сборная Финляндии на чемпионате мира по хоккею с шайбой 2007 года заняла второе место, уступив в финале сборной Канады.
Путь в финал для сборной Финляндии был одним из самых сложных в истории, так как в обоих матчах на выбывание игра переходила в дополнительное время. Сборная Финляндии провела на чемпионате девять матчей, из которых в трех уступила (по одному поражению на каждой стадии). Кроме того, дважды победитель в матчах с участием сборной Финляндии определялся в дополнительное время или серии послематчевых буллитов.
В проведённых девяти матчах сборная Финляндии забросила 29 шайб, пропустив 17. Таким образом, разница забитых и пропущенных шайб составила + 12 шайб. Матчи с участием сборной Финляндии посетило 72680 человек.
Содержание
Состав
Главный тренер: Эркка Вестерлунд
Матчи
Предварительный раунд
27 апреля, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 6500 Судьи: Милан Минарж (Чехия), Питер Феола (США), Роман Пузар (Чехия) |
29 апреля, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 6620 Судьи: Петер Йонак (Словакия), Сильвен Лосье (Канада), Тобиас Верли (Швейцария) |
1 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 12000 Судьи: |
Квалификационный раунд
3 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 5010 Судьи: JONAK Peter (Словакия), DEDIOULIA Ivan (Белоруссия), MASIK Milan (Словакия) |
5 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 4850 Судьи: Оле Хансен (Норвегия), JAKOBSEN Ronni (Дания), Милан Масик (Словакия) |
6 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 7200 Судьи: Брент Рейбер (Канада), Иван Дедюля (Белоруссия), Сильван Лосье (Канада) |
1/4 финала
10 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 6500 Судьи: Маркус Виннерборг (Швеция), Андерс Карлберг (Швеция), Милан Масик (Словакия) |
1/2 финала
13 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 12000 Судьи: Маркус Виннерборг (Швеция), Томас Гемейнхардт (Германия), Милан Машик (Словакия) |
Финал
13 мая, 2007 |
|
Стадион: Арена на Ходынке, Москва Зрителей: 12000 Судьи: Маркус Виннерборг (Швеция), Иван Дедюля (Белоруссия), Андерс Карлберг (Швеция) |
Статистика
- Лучшим бомбардиром сборной стал Вилле Пелтонен, набравший 9 очков по системе «гол+пас» (2+7). Интересно, что втором по этому показателю стал защитник Петтери Нуммелин - 8 (3+5).
- Лучшим снайпером сборной стал Юкка Хентунен, который забросил 4 шайбы в ворота противника. Ещё три игрока сборной забили по три шайбы.
- Больше всех результативных передач в сборной сделали Вилле Пелтонен и Нико Капанен, которые сделали по семь передач. Ещё два игрока сделали по пять результативных передач.
- По показателю полезности +/- все игроки, кроме двух хоккеистов, имеют положительный либо нулевой результат. Наилучшим значением является +6, принадлежащие Лассе Кукконену. Игроками с отрицательным показателем +/- являются Йере Лехтинен и Юкка-Пекка Лааманен (-1).
- В целом сборная Финляндии запомнилась жесткой, а порой и грубой игрой. Следствием этого стало то, что два игрока набрали более тридцати минут штрафа. Это Томми Каллио (33 минуты) и Шон Бергенхейм (31 минута). Ещё четыре игрока сборной набрали двадцать и более минут штрафа.
- Оба вратаря сборной показали высокую надёжность, следствием которой стал высокий коэффициент отраженных бросков, превышающий 90 %. Чуть более надёжен был Кари Лехтонен, который отразил 112 бросков из 120 (93.33 %), проведя при этом на площадке 314 минут 47 секунд. Второй вратарь Фредрик Норрена, отстояв на воротах целиком три матча (180 минут), отразил 67 бросков из 72 (93.06 %). Третий вратарь сборной Синухе Валлинхеймо не набрал ни одной игровой минуты.
Напишите отзыв о статье "Финляндия на чемпионате мира по хоккею с шайбой 2007"
Примечания
Ссылки
- [www.ihwc2007.fhr.ru/ Официальный сайт чемпионата мира 2007]
- [live82.ihwc.net/english/teams/?team=FIN Сборная Финляндии на ihwc.net]
- [hockey.sport-express.ru/world/2007/teams/21/ Сборная Финляндии на Спорт-Экспресс]
|
Отрывок, характеризующий Финляндия на чемпионате мира по хоккею с шайбой 2007
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.