Финские шведы

Финские шведы (также финляндские шведы, также часто шведоязычные финны или шведоговорящие финны; фин. suomenruotsalaiset, швед. finlandssvenskar) — группа граждан Финляндии шведского происхождения, говорящих прежде всего на шведском языке, одна из субэтнических групп Скандинавии. Проживают в основном в прибрежных регионах страны, на побережье Ботнического и Финского заливов.

Это самое крупное лингвистическое меньшинство страны, права которого официально закреплены в Конституции Финляндии. Шведский язык является родным для 290 тыс. финских граждан (5,36 % населения страны в 2012 году), в том числе абсолютно преобладает на автономных Аландских островах. Шведский язык в Финляндии является вторым государственным языком; государством финансируется образование на нём вплоть до высшего (Академия Або), хотя и не повсеместно, а только в определённых регионах страны. При этом наблюдается долговременная и устойчивая тенденция к сокращению числа шведоязычных в Финляндии, а также к упадку шведского языка в этой стране. Исключение составляют лишь автономные и моноязычные Аландские острова, хотя там проживает лишь 10 % шведоговорящего населения страны.

История и происхождение

В XII—XVIII веках Финляндия входила в состав Шведского Королевства. За эти долгие века на этих землях жили и селились многочисленные группы шведского населения из всех слоёв общества: крестьян, чиновников, дворян, купцов, духовенства. Немногочисленные группы скандинавских поселенцев-викингов селились на островах и морских побережьях Финляндии ещё ранее — в VIII—X веках. Зачастую морские берега, на которых селились скандинавские рыбаки, купцы и воины, были совершенно безлюдны, и они были первопроходцами и первым коренным населением этих суровых мест. Начало массовой шведской колонизации региона и включению Финляндии в состав Шведского королевства в Средние века положили шведские крестовые походы. Финские шведы — потомки этих шведских поселенцев и других европейцев, живших в этих местах на протяжении веков, и особенно во времена пребывания региона в составе Швеции. Несмотря на то, что в Финляндии селились шведы самого разного социального положения (включая крестьян), шведы являлись в стране доминирующим меньшинством и составляли основу элиты страны вплоть до XX века. До сих пор в Финляндии сохраняется ряд старинных, шведских по происхождению, аристократических родов со значительными наследственными владениями. При этом часть шведоязычного населения происходит от иностранных переселенцев (в особенности немцев и русских), которые, иммигрируя на территорию тогдашнего Шведского королевства или автономного Великого княжества Финляндского под эгидой Российской империи, предпочли более престижный шведский язык и шведскую культуру финскому. Письменность у финнов появилась только в XVI веке и долгое время почти не развивалась. Число же говорящих или получающих образование на шведском языке неуклонно росло вплоть до перехода Финляндии под власть Российской империи в ходе русско-шведской войны (1808—1809). Так, в конце XVIII века, предположительно, шведский был родным языком для 50 % населения. Соответственно росла доля считающих себя шведами. Однако с тех пор цифра эта неуклонно снижалась, хотя и в автономном Великом княжестве Финляндском шведский продолжал быть основным письменным языком до падения империи и обретения Финляндией независимости в 1917 году. Тем не менее, в условиях отсутствия массовой русской и шведской иммиграции происходила ассимиляция этого населения финнами, появление литературного финского языка, вытеснявшего шведский и русский.

Географическое распределение

Традиционные регионы проживания шведов в стране стабильны уже более тысячелетия. Это южное и юго-восточное побережье страны, центральная часть западного побережья (Остроботния) и, особенно, Аландские острова. По данным раскопок, на момент прибытия шведов прибрежные области Финляндии были практически безлюдны. Ныне концентрация шведов внутри этих регионов снижается из-за иммиграции финнов с одной стороны, и постепенной ассимиляции шведов — с другой. Так, доля шведов в Хельсинки сократилась с 57 % в 1870 году до 6 % в 2007, а финнов возросла с 25 % до 85 %. В Хельсинки это отчасти объясняется привлекательностью столичного города, но та же тенденция, хотя и не в столь крайних проявлениях, наблюдается во всех континентальных регионах Финляндии, где проживают шведы. Ситуация отличается относительной стабильностью лишь на близких географически к Швеции, и отделённых от Финляндии проливом, Аландских островах, где шведов 91,2 %, а финнов — 5,0 % (2007), в том числе в островном муниципалитете Хаммарланд — 96,0 % финских шведов.

Языковая политика

Согласно современным законам Финляндии, муниципалитет считается двуязычным финско-шведским, если доля шведоязычных в нём превышает 8 %. В случае, если она опускается ниже 6 %, двуязычный статус утрачивается. Аландские острова официально считаются моноязычно шведскими, внутренние регионы на континенте — моноязычно финскими. При этом так называемый обязательный шведский язык является школьным предметом с 7 по 9 классы (с 13 до 16 лет).

Проблемы национальной самоидентификации

Следствием постепенного оттеснения шведского языка после фактического перехода его с положения официального на положение регионального языка в XX веке стала постепенная утрата шведского национального самосознания среди шведоязычного населения. В настоящее время почти все носители шведского в Финляндии двуязычны. Шведы традиционно имеют гораздо более благоприятные показатели чем финны по продолжительности жизни, отсутствию болезней, у них ниже уровень самоубийств и склонность к насилию чем у финнов.

Статистическая динамика шведского языка в Финляндии

Шведский язык как родной, % всего населения по переписям [virtual.finland.fi/finfo/english/finnswedes.html 2] [www.stat.fi/tup/suoluk/suoluk_vaesto_en.html#structure 3]
Год	Доля, %
1610	17,5 %
1749	16,3 %
1815	14,6 %
1880	14,3 %
1900	12,9 %
1920	11,0 %
1940	9,5 %
1960	7,4 %
1980	6,3 %
2003	5,6 %
2005	5,5 %
2012	5,36 %

Как видно по данным переписей, численность шведов в Финляндии имеет тенденцию к долговременному снижению. Из-за постепенного размыва этнокультурных различий между шведами и финнами к середине XX века основной разделительной линией стала не национальность, а язык. К этой тенденции привели различные причины.

Политико-административные

В XIX веке среди политико-административных причин были утрата государственных связей со Швецией (1809), а также политика новой российской администрации, направленная на ослабление культурных, языковых и исторических связей с ней. Для этого на первом этапе использовалось поощрение финского самосознания и финского языка, а в дальнейшем принудительное введение русского языка (1900—1917) как государственного и обязательного языка администрации. При этом шведский язык всё же сохранял свои функции основного письменного языка Финляндии на протяжении XIX века. Шведское население и шведская аристократия сохранили свои титулы и привилегии под эгидой русского императорского дома.

Демографические

Демографические сдвиги в самой Финляндии вели к упадку численности шведов. Шведы составляли основу высших классов: дворянства и высшего церковного духовенства, сконцентрированных в крепостях на узкой прибрежной полосе Балтики. Внутренние районы страны, усеянные крестьянскими хуторами финнов, не претерпели шведизации. В конце ХIХ — начале ХХ века с распространением медицины, среди финских крестьян произошёл демографический взрыв: смертность, и в особенности детская смертность, резко снизилась, а рождаемость в то время оставалась на прежнем высоком уровне. Индустриализацию в империи в целом и в Финляндском герцогстве в частности, сопровождала урбанизация, приведшая к массовой миграции финских крестьян в города юга страны. Этому способствовала и массовая застройка Хельсинки по императорскому указу. Шведское население, ранее там абсолютно преобладавшее, быстро оказалось в положении меньшинства. При этом некоторые шведы добровольно финнизировали свои имена и встали на защиту финского языка (финноманы). Немногие из них встали на путь борьбы за сохранение шведского языка (шведоманы). Так в основном поступило шведское население Аландских островов, незатронутых массовой миграцией из-за своего островного положения, где шведы абсолютно преобладали со времён раннего Средневековья. Из-за националистических выступлений островного шведского населения разразился Аландский кризис (1917), который всё же был благополучно разрешён.

Эмиграция шведов

Следующий удар по шведской общине, и как следствие, по положению шведского языка в стране, нанесла война с СССР (1939—1944), в результате которой Финляндия сохранила суверенитет, но лишилась значительной части своей территории, в том числе второго по величине города страны — Выборга. В довоенном Выборге шведы составляли 10 % населения.

Кроме того, значительная часть шведов, свыше 60 тыс. человек, среди которых было много богатых титулованных наследственных собственников, опасаясь за своё имущество в период так называемой финляндизации, или же из-за предпочтения более развитой шведской экономики и уровня жизни, репатриировались в Швецию между 1917—1980 годами. За ними последовали также и многие финны-гастарбайтеры. Эмиграция и репатриация шведов снизились в 1980-х, и ныне в стране проживает около 8 000 граждан Швеции. в 1950—1960-х годах в Финляндии бытовала теория о «вредности» изучения второго языка маленькими детьми. Кроме этого, на протяжении XX века традиционная эндогамность шведов постепенно сошла на нет, и в результате смешанных шведско-финских браков двуязычие в семьях Финляндии получило широкое распространение.

Известные шведоязычные граждане Финляндии

• Карл Густав Эмиль Маннергейм
• Юхан Людвиг Рунеберг
• Сакариас Топелиус
• Линус Торвальдс
• Туве Янссон
• Георг Мальмстен
• Кай (Карл) Доннер
• Густав Рамстедт
• Альберт Эдельфельт
• Эуген Шауман

См. также

• Шведский язык в Финляндии
• Финский язык
• Балтийские шведы
• Шведская народная партия
• Шведские финны

Ссылки

• [www.infofinlandia.ru/public/default.aspx?contentid=204056 Информация о финских шведах на официальном портале МИД Финляндии] (рус.)
• Прохоров П. [norse.ru/society/suomi/suomi-lang.html Какой язык доведет до Хельсинки]
• [www.minelres.lv/reports/finland/PDF_Finland_FSA.pdf Альтернативный доклад Ассоциации шведов Финляндии о выполнении в Финляндии Рамочной конвенции о правах национальных меньшинств, 2005] (англ.)
• [www1.fa.knaw.nl/mercator/regionale_dossiers/PDFs/swedish_in_finland.pdf Шведский язык в образовании Финляндии], Mercator-Education, 1997 (англ.)

Отрывок, характеризующий Финские шведы

Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?