Фиорентина

Фиорентина
Полное название	Associazone Calcio Firenze Fiorentina SpA
Прозвища	Viola («фиолетовые»), Gigliati («лилии»)
Основан	29 августа 1926
Стадион	Артемио Франки, Флоренция
Вместимость	47 282
Владелец	Андреа Делла Валле
Президент	Марио Коньиньи
Тренер	Паулу Соуза
Рейтинг	34-е место в рейтинге УЕФА
Сайт	[it.violachannel.tv/index.php it.violachannel.tv]
Соревнование	Серия A
2015/16	5
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1926 годуФиорентинаФиорентина

«Фиоренти́на» (итал. ACF Fiorentina) — итальянский футбольный клуб из Флоренции. Двукратный чемпион Италии и шестикратный обладатель Кубка Италии.

Образован 29 августа 1926 года при объединении клуба «Фиренце» и футбольной секции молодёжной команды «Либертас».

История клуба

«Фиорентина» до Второй мировой войны

«Фиорентина» была основана в 1926 году членом Национальной фашистской партии маркизом Луиджи Ридольфи, который инициировал слияние двух флорентийских клубов — «Фиренце» (итал. Club Sportivo Firenze) и «Либертас» (итал. Palestra Ginnastica Libertas). Целью этого слияния было появление во Флоренции сильного клуба, способного конкурировать с соперниками в северо-западной Италии. Также имело место культурное возрождение «Флорентийского кальчо», предка современного футбола, в который играли члены семьи Медичи.

22 сентября 1929 года на товарищеский матч с «Ромой» футболисты «Фиорентины» впервые вышли на поле в фиолетовых футболках с эмблемой в виде флорентийской лилии, до этого момента команда выступала в красно-белой форме.

После тяжёлого старта и трёх сезонов в низших лигах, «Фиорентина» вышла в Серию А в 1931 году. В том же году был открыт новый стадион во Флоренции, названный «Джованни Берта», в честь знаменитого фашиста, однако теперь он известен как «Артемио Франки». В то время стадион был шедевром инженерного искусства и церемония его открытия была грандиозной. Чтобы на равных соревноваться с лучшими командами Италии, «Фиорентина» укрепилась новыми игроками, в особенности уругвайцем Педро Петроне по прозвищу «Бомбардир» (исп. El Artillero). Несмотря на хорошо проведённый сезон и занятое четвёртое место, в следующем году «Фиорентина» вылетела в Серию B, однако быстро вернулась в Серию А. В 1941 году они выиграли свой первый Кубок Италии, но команда не смогла добиться значительного успеха в 40-х из-за Второй мировой войны и других проблем.

Первый скудетто, 50-е и 60-е годы

В пятидесятые годы «Фиорентина» занимала постоянное место в пятёрке лучших команд лиги. Команда состояла из отличных игроков, таких как Джулиано Сарти, Серджо Червато, Франческо Розетта, Гуидо Граттон, Джузеппе Кьяппелла и Альдо Скарамуччи, но лучше всех был атакующий дуэт в лице бразильца Жулиньо и аргентинца Мигеля Монтуори. Эта команда выиграла первое чемпионство для «Фиорентины» в сезоне 55/56, на 12 очков оторвавшись от финишировавшего вторым «Милана». «Милан» обошёл «Фиорентину» в следующем году в борьбе за чемпионство, но более значимым стало то, что «Фиорентина» стала первой итальянской командой, сыгравшей в финале Кубка европейских чемпионов, где проиграла в основное время со счетом 0:2 мадридскому «Реалу», где блистал Альфредо Ди Стефано. В последующих трёх сезонах «Фиорентина» занимала второе место в чемпионате. В сезоне 60/61 клуб вновь выиграл Кубок Италии и был успешен на международной арене, выиграв Кубок обладателей кубков в матче против «Рейнджерс».

После нескольких лет, в течение которых команда становилась вице-чемпионом, «Фиорентина» опустилась вниз в шестидесятых, занимая 4-6 места, однако выиграла Кубок Италии и Кубок Митропы в 1966 году.

Второй скудетто, 70-е годы

Шестидесятые годы принесли «Фиорентине» несколько трофеев и хороших результатов в Серии А, но никто не верил, что клуб может бороться за чемпионство. Сезон 68/69 «Фиорентина» начала вровень с «Миланом», но проиграв в 7-м туре «Болонье», уступила «Кальяри», ведомым Луиджи Ривой, место в турнирной таблице. После невпечатляющего старта, «Фиорентина» поднялась на первое место, но первая половина сезона завершилась ничейным матчем с «Варезе», 2:2, что позволило всё тому же «Кальяри» занять первую строчку. Вторая половина сезона была борьбой за чемпионство трёх команд: «Милана», «Кальяри» и «Фиорентины». «Милан» выбыл из борьбы, сосредоточившись на Европейском кубке, и, казалось, что «Кальяри» сохранит за собой лидерство, но после поражения от «Ювентуса» первую строчку заняла «Фиорентина». «Фиорентина» выиграла все оставшиеся матчи чемпионата, в том числе сверхпринципиальный матч с «Ювентусом», завоевав, в итоге, чемпионский титул. В Европейском кубке в следующем году «Фиорентина» добилась неплохих результатов, в том числе победы в СССР над киевским «Динамо», но была выбита в четвертьфинале «Селтиком», проиграв со счётом 0:3.

Игроки «фиалок» начали декаду 70-х с вышитым на груди скудетто, но этот период не был слишком продуктивным для команды. После 5-го места в 1971 году, команда завершала сезон в середине таблице каждый год, находясь на грани вылета в 1972 и 1978 годах. «Фиорентина» выиграла Кубок англо-итальянской лиги в 1974 и Кубок Италии в 1975 году. Команда состояла из молодых талантов, таких как Винченцо Гуэрини и Морено Роджи, которых преследовали травмы, но важнее всех был Джанкарло Антоньони, который позже стал кумиром для поклонников «Фиорентины». Он является лидером по количеству проведённых матчей за «Фиорентину». Молодая плеяда игроков, пришедших в команду, называлась «Фиорентина Йе-Йе».

Эра Понтелло

В 1980 году «Фиорентина» была куплена Флавио Понтелло, выходцем из богатой семьи владельца строительного бизнеса. Он быстро сменил гимн и герб команды, что привело в недовольству фанатов, но, вместе с тем, он привёл в команду игроков высокого класса, таких как Франческо Грациани и Эральдо Печчи из «Торино», Даниэль Бертони из «Севильи», Даниеле Массаро из «Монцы» и молодого Пьетро Верховода из «Сампдории». Игра команды была построена вокруг Джанкарло Антоньони. В сезоне 81/82 «Фиорентина» вела интереснейшую борьбу со своим самым принципиальным соперником — «Ювентусом». Судьба чемпионства решалась в последний день сезона, как раз тогда, когда серьёзную травму получил Джанкарло Антоньони. «Фиорентине» нужно было забивать в матче с «Кальяри», но она не смогла одержать победу. «Ювентус» завоевал титул чемпиона, забив спорный пенальти, и соперничество между двумя командами разгорелось с новой силой.

Следующие годы сложились странно для «Фиорентины», которая металась между высокими местами и битвами за выживание. Также в команду пришло несколько интересных футболистов, Рамон Анхель Диас по прозвищу «Лысый» (исп. El Pelado) и, что более примечательно, молодой Роберто Баджо.

В 1990 году «Фиорентина» билась за право остаться в Серии А до самого последнего дня сезона, но зато дошла до финала в Кубке УЕФА, где их соперником снова стал «Ювентус». Команда из Турина выиграла трофей, но тифози «Фиорентины» назвали причиной поражения то, что ответный матч проходил в Авеллино (играть дома «Фиорентине» было запрещено), городе, где много болельщиков «Ювентуса», а также то, что Роберто Баджо был продан соперникам в день матча. Понтелло, испытывая большие трудности с финансами, продавал всех игроков, и был вынужден уйти после серьёзных возмущений на улицах Флоренции. Клуб был куплен знаменитым продюсером Марио Чекки Гори.

Эра Чекки Гори

После первого сезона под управлением Чекки Гори, новый владелец начал покупать хороших игроков: Бриана Лаудрупа, Штефана Эффенберга, Франческо Байано и, самое главное, Габриэля Батистуту, который стал иконой команды в девяностые годы. Однако в 1993 году Марио Чекки Гори умер, и у руля клуба встал его сын, Витторио Чекки Гори. Несмотря на хорошее начало сезона, Чекки Гори уволил главного тренера Луиджи Радиче после поражения от «Аталанты» и заменил его на Альдо Агроппи. Результаты были ужасными: «Фиорентина» опустилась в нижнюю часть турнирной таблицы и выбыла в Серию В в конце сезона.

Клаудио Раньери занял пост тренера в сезоне 93/94, и в этом сезоне «Фиорентина» лидировала в Серии В. После возвращения в Серию А Раньери создал хорошую команду, игра которой была построена вокруг Габриэля Батистуты, который в сезоне 94/95 стал лучшим бомбардиром чемпионата. Был куплен молодой талант Руй Кошта и новоявленный чемпион мира, защитник Марсио Сантос. Первый стал капитаном «Фиорентины» и кумиром фанатов, второй же разочаровал и был продан спустя сезон. «Фиорентина» закончила сезон на 10-м месте.

На следующий сезон Чекки Гори купил нескольких важных игроков, таких как Стефан Шварц. Клуб опять показал свой характер в кубке, выиграв Кубок Италии в матче с «Аталантой», а также занял третье место в Серии А. Летом «Фиорентина» стала первым не-чемпионом, выигравшим Суперкубок Италии, победив «Милан» на «Сан-Сиро» со счётом 2:1.

Сезон 96/97 был для «Фиорентины» разочаровывающим в чемпионате, но она дошла до полуфинала Кубка обладателей кубков, победив по пути «Глорию» (в гостях 1:1, дома 1:0), «Спарту» (дома 2:1, в гостях 1:1) и «Бенфику» (в гостях 2:0, дома 0:1). «Фиорентина» проиграла в полуфинале «Барселоне», ставшей победительницей турнира. Основными приобретениями в этом сезоне были Луис Оливейра и Андрей Канчельскис.

В конце сезона Раньери ушёл из «Фиорентины» в «Валенсию», и Чекки Гори пригласил Альберто Малезани. «Фиорентина» играла хорошо, но тяжело боролась с более слабыми командами. Однако она смогла добиться квалификации в Кубке УЕФА. Малезани покинул «Фиорентину» спустя всего лишь сезон, а ему на смену пришёл Джованни Трапаттони. Под руководством Трапаттони и с голами Батистуты «Фиорентина» вела борьбу за чемпионство в сезоне 98/99, но закончила его на третьем месте, квалифицировавшись в Лигу чемпионов. В этом же сезоне клуб, чтобы свести концы с концами, продавал банки с воздухом со своего стадиона, продавалось всего три вида аромата — «Дух трибун», «Эссенция победы» и «Атмосфера раздевалки», причём последний аромат продавался успешней всего. В следующем году «Фиорентина» не слишком хорошо сыграла в Серии А, но провела исторические матчи в Лиге чемпионов, победив «Арсенал» 1:0 на «Уэмбли» и «Манчестер Юнайтед» 2:0 дома, во Флоренции. Но «Фиорентина» была выбита из турнира во второй групповой стадии.

В конце сезона Трапаттони сменил турецкий тренер Фатих Терим. Но более заметным стал переход Батистуты в «Рому», которая стала чемпионом в следующем году. «Фиорентина» играла хорошо в сезоне 2000/01 и осталась в первой половине турнирной таблицы несмотря на разрыв контракта с Теримом, после чего в клуб пришёл Роберто Манчини. «Фиорентина» также выиграла Кубок Италии в шестой и пока последний раз.

2001 год обозначал в «Фиорентине» перемены к лучшему, но обнаружилось ужасное финансовое состояние клуба: он не мог выплатить зарплату и имел долги в размере около 50 миллионов долларов. Владелец клуба, Витторио Чекки Гори, мог вложить в клуб некоторое количество денег, но даже этого не хватило бы, чтобы удержать клуб на плаву. «Фиорентина» была понижена в лиге в конце сезона 01/02 и перешла под управление судебно контролируемой администрации в июне 2002 года. Эта форма банкротства (спортивные учреждения не могли закрыться таким образом, но могли пострадать от подобной процедуры) обозначала, что клуб не мог участвовать в Серии В в сезоне 02/03, и, в результате, прекратил своё существование.

Эра Делла Валле

Клуб был тут же реорганизован в августе 2002 года под названием «Флоренция Виола» (лат. Florentia Viola), владельцем которого стал Андреа Делла Валле. Клуб был допущен к состязанию в Серии С2, четвёртом итальянском дивизионе. Единственным игроком, оставшимся в клубе, был Анджело Ди Ливио, верность которого клубу сделала его любимцем фанатов. С помощью Ди Ливио и нападающего Кристиана Ригано, клуб стал первым в своей группе Серии С2, что означало продвижение в Серию С1. Но, благодаря «Делу „Катании“» клуб был продвинут сразу в Серию В, минуя Серию С1, что было связано с разрешением Итальянской федерации футбола ситуации с «Катанией», путём увеличения количества клубов в Серии В с 20 до 24 и продвижению «Фиорентины» из-за «спортивных заслуг». Летом 2003 года клуб вернул себе право использовать название «Фиорентина» и знаменитый фиолетовый дизайн, а также изменил старое название Associazone Calcio Fiorentina на Associazone Calcio Firenze Fiorentina.

Необычное двойное продвижение клуба вызвало много споров, некоторые считали, что «Фиорентина» не заслуживала этого. Но, тем не менее, клуб остался в Серии В и закончил сезон 03/04 на шестом месте, попав на двухматчевое противостояние с «Перуджей» (командой, закончившей сезон на 15 месте в Серии А). В нём «Фиорентина» одержала победу с общим счётом 2:1 и вышла в Серию А. Оба гола были забиты Энрико Фантини. Вернувшись в Серию А, «Фиорентина» боролась за выживание до последнего дня сезона 04/05, избежав вылета только в противостоянии с «Болоньей» и «Пармой». В 2005 году Делла Валле пригласил Панталео Корвино в качестве нового спротивного директора. Тем же летом к команде присоединились молодые итальянцы Риккардо Монтоливо и Джампаоло Паццини из «Аталанты» и Алессандро Гамберини из «Болоньи», которые впоследствии стали ключевыми игроками «фиалок».

В сезоне 05/06 «Фиорентина» наняла нового главного тренера Чезаре Пранделли и сделала несколько приобретений в летнее трансферное окно, из которых наиболее значимыми стали нападающий «Палермо» Лука Тони и французский голкипер Себастьян Фрей. Комбинация из ставшего капитаном Дарио Дайнелли и чеха Томаша Уйфалуши в обороне, Кристиана Брокки, Стефано Фьоре и датчанина Мартина Йоргенсена в полузащите, Луки Тони в нападении и Себастьяна Фрея в воротах стала выдающейся мощью в Серии А, благодаря которой команда заняла четвёртое место с 74 очками, квалифицировавшись в третий отборочный раунд Лиги Чемпионов. «Фиорентина», таким образом, закрепилась в статусе элиты итальянского футбола. Тони забил 31 гол всего в 34 матчах, став первым игроком, превзошедшим рекорд в 30 мячей, установленный в сезоне 58/59 Антонио Валентином Анджеллино, за что нападающий был награждён «Золотой бутсой».

14 июля 2006 года «Фиорентину» собирались перевести обратно в Серию В из-за её причастности к Кальчополи и наложить штраф в 12 очков. Но команде было разрешено остаться в Серии А, но со штрафом в 19 очков. «Фиорентина» также была снята с участия в Лиге чемпионов. После начала сезона штраф сократили с 19 очков до 15. Несмотря на старт с −15 очками, «Фиорентина» добилась попадания в Кубок УЕФА. В клуб пришёл известный румынский нападающий Адриан Муту, и их связка с Лукой Тони стала одной из лучших в чемпионате: на двоих они забили 31 мяч.

В то время как многие сомневались в потенциале «фиолетовых» в сезоне 07/08 из-за ухода Тони в «Баварию», «Фиорентина» взяла сенсационный старт, но в середине сезона она опустилась на более низкие позиции. Серия поражений, приведшая к потере очков, была связана с семейной трагедией тренера «Фиорентины» Пранделли, чья жена умерла от рака. «Фиорентина» достигла полуфинала Кубка УЕФА, где была побеждена в серии пенальти «Рейнджерс» после двух нулевых ничьих. Сезон завершился на мажорной ноте после победы над «Торино» 1:0, что позволило «Фиорентине» сохранить четвёртую строчку в борьбе с «Миланом» и квалифицироваться в Лигу чемпионов.

Летом 2008 года «Фиорентина» сделала несколько важных приобретений: был куплен чемпион мира 2006 года Альберто Джилардино, молодой вице-капитан сборной Черногории Стеван Йоветич, перуанец Хуан Мануэль Варгас, защитник Джанлука Комотто и бразильский опорник Фелипе Мело. Но в то же время из команды ушёл Томаш Уйфалуши, проведший последний сезон в качестве вице-капитана команды. В Лиге чемпионов «Фиорентина» без проблем прошла отборочный раунд, обыграв дома «Славию» 2:0 и сыграв вничью в гостях 0:0. Однако она не смогла выйти из группы, уступив «Баварии» и «Лиону» но, заняв третье место, попала в Кубок УЕФА, где была тут же выбита из турнира нидерландским «Аяксом», проиграв 0:1 дома, и сыграв 1:1 в гостях. Но в чемпионате «Фиорентина» вновь выступила успешно, снова заняв четвёртое место.

В межсезонье перешёл в «Ювентус» Фелипе Мело, но из «Ювентуса» же в команду пришли Марко Маркьонни и воспитанник «Фиорентины» Кристиано Дзанетти, ставшие игроками основы. Из «Лацио» в «Фиорентину» перешёл капитан молодёжной сборной Италии Лоренцо Де Сильвестри. Сезон для «Фиалок» снова начался с отборочного этапа Лиги чемпионов, где был пройден вице-чемпион Португалии «Спортинг». (2:2 в гостях и 1:1 дома). В группе «Фиорентине» снова попался «Лион», а также «Ливерпуль» и чемпион Венгрии «Дебрецен». 24 сентября пост президента покинул Андреа Делла Валле, и обязанности президента перешли к Марио Коньиньи до тех пор, пока не будет избран новый президент. 26 октября Делла Валле вернулся в клуб, но уже в качестве председателя. «Фиорентина» вышла из группы в Лиге чемпионов с первого места, набрав 15 очков (больше в групповом этапе набрал только «Бордо»). В 1/8 финала «Фиорентина» была выбита «Баварией» из-за ошибки бригады арбитров во главе с Томом Хеннингом Эвребё, который засчитал гол Мирослава Клозе из офсайда, в результате чего «Фиорентина» проиграла в гостях 2:1, и, хоть и победила дома 3:2, не смогла выйти в 1/4 финала. 30 марта 2010 года пост почётного президента покинул Диего Делла Валле, о чём он объявил в своём письме к болельщикам. В домашнем чемпионате сезон для «Фиорентины» не задался — она вылетела в полуфинале Кубка Италии, проиграв «Интеру» в двух матчах с одинаковым счётом 0:1, и, лишившись возможности попасть в еврокубки, завершила сезон лишь на 11-м месте.

Достижения

Национальные

Чемпионат Италии (Серия A):

• Чемпион Италии (2): 1955/56, 1968/69
• Серебряные призёры : 1957, 1958, 1959, 1960, 1982
• Бронзовые призёры : 1935, 1941, 1954, 1962, 1977, 1984, 1996, 1999

Кубок Италии по футболу:

• Обладатель Кубка Италии (6): 1940, 1961, 1966, 1975, 1996, 2001
• Финалист Кубка Италии (4): 1958, 1960, 1999, 2014

Суперкубок Италии по футболу:

• Обладатель Суперкубка Италии (1): 1996

Серия Б:

• Чемпион Серии B (3): 1931, 1939, 1994
• Чемпион Серии C2B (как «Флоренция Виола») (1): 2003

Международные

Кубок европейских чемпионов:

• Финалист Кубка европейских чемпионов (1): 1957

Кубок обладателей кубков УЕФА:

• Обладатель Кубка обладателей кубков УЕФА (1): 1961
• Финалист Кубка обладателей кубков УЕФА (1): 1962

Кубок УЕФА:

• Финалист Кубка УЕФА (1): 1990

Обладатель Кубка Митропы (1): 1966

Обладатель Кубка англо-итальянской лиги (1): 1975

Текущий состав

Основной состав

По состоянию на 1 сентября 2016 года

</font> Тэтэрушану </font> Бадель </font> Гонсало </font> Астори </font> Томович </font> Бернардески </font> Валеро </font> Санчес </font> Тельо </font> Иличич </font> Калинич Ориентировочный стартовый состав «Фиорентины» в сезоне 2016/17.

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Лука Леццерини 1995 12 Вр Чиприан Тэтэрушану 1986 97 Вр Бартломей Дронговский 1997 2 Защ Гонсало Родригес 1984 4 Защ Себастьян Де Майо 1987 13 Защ Давиде Астори 1987 15 Защ Рикардо Багадур 1995 17 Защ Кевин Дикс 1996 31 Защ Хрвое Милич 1989 40 Защ Ненад Томович 1987 Защ Карлос Сальседо 1993 3 ПЗ Амиду Салифу 1992 5 ПЗ Милан Бадель 1989

№ Позиция Имя Год рождения 6 ПЗ Карлос Санчес 1986 8 ПЗ Матиас Весино 1991 10 ПЗ Федерико Бернардески 1994 11 ПЗ Эрнан Толедо 1996 16 ПЗ Кристиан Тельо 1991 20 ПЗ Борха Валеро 1985 24 ПЗ Янис Хаджи 1998 72 ПЗ Йосип Иличич 1988 ПЗ Себастьян Кристофоро 1993 7 Нап Мауро Сарате 1987 9 Нап Никола Калинич 1988 19 Нап Хайме Баес 1995 30 Нап Кума Бабакар 1993

Тренеры «Фиорентины»

Имя Гражданство Годы Карой Чапкай 1926—1928 Карой Чапкай Дьюла Фельдманн 1928—1930 Дьюла Фельдманн 1930—1931 Херманн Фельснер 1931—1933 Уильям Радь 1933 Ференц Гинг 1933—1934 Гуидо Ара 1934—1937 Оттавио Баккани 1937—1938 Ференц Мольнар 1938 Рудольф Соучек 1938—1939 Джузеппе Галлуцци 1939—1945 Джузеппе Бигоньо 1945—1946 Гуидо Ара 1946 Ренцо Мальи 1946—1947 Имре Шенкей 1947 Луиджи Ферреро 1947—1951 Ренцо Мальи 1951—1953 Фульвио Бернардини 1953—1958 Лайош Цейзлер 1958—1959 Луиджи Ферреро 1959 Луис Карнилья 1959—1960 Джузеппе Кьяппелла 1960 Нандор Хидегкути 1960—1962 Ферруччо Валькареджи 1962—1964 Джузеппе Кьяппелла 1964—1967 Луиджи Ферреро 1967—1968 Андреа Басси 1968 Бруно Песаола 1968—1971 Оронцо Пульезе 1971 Нильс Лидхольм 1971—1973 Луиджи Радиче 1973—1974 Нерео Рокко 1974—1975 Карло Маццоне 1975—1977

Имя Гражданство Годы Марио Маццони 1977—1978 Джузеппе Кьяппелла 1978 Паоло Карози 1978—1981 Джанкарло Де Систи 1981—1985 Ферруччо Валькареджи 1985 Альдо Агроппи 1985—1986 Эудженио Берселлини 1986—1987 Свен-Ёран Эрикссон 1987—1989 Бруно Джорджи 1989—1990 Франческо Грациани 1990 Себастьян Лазарони 1990—1991 Луиджи Радиче 1991—1993 Альдо Агроппи 1993 Лучано Кьяруджи 1993 Клаудио Раньери 1993—1997 Альберто Малезани 1997—1998 Джованни Трапаттони 1998—2000 Фатих Терим 2000—2001 Лучано Кьяруджи 2001 Роберто Манчини 2001—2002 Лучано Кьяруджи 2002 Оттавио Бьянки 2002 Эудженио Фашетти 2002 Пьетро Верховод 2002 Альберто Кавазин 2002—2003 Эмилиано Мондонико 2003—2004 Серджо Бузо 2004—2005 Дино Дзофф 2005 Чезаре Пранделли 2005—2010 Синиша Михайлович 2010—2011 Делио Росси 2011—2012 Винченцо Гуэрини (и. о.) 2012 Винченцо Монтелла 2012—2015

Президенты «Фиорентины»

Имя	Гражданство	Годы
Луиджи Ридольфи		1926—1942
Шипьоне Пикки		1942—1945
Арриго Паганелли		1945—1946
Иджино Касси		1946—1947
Арделио Аллори		1947—1948
Карло Антонини		1948—1951
Энрико Бефани		1951—1961
Энрико Лоджинотти		1961—1965
Нелло Бальини		1965—1971
Уголино Уголини		1971—1977
Родольфо Меллони		1977—1979
Энрико Мартеллини		1979—1980
Раньери Понтелло		1980—1986
Пьер Чезаре Баретти		1986—1987
Лоренцо Ригетти		1987—1990
Марио Чекки Гори		1990—1993
Витторио Чекки Гори		1993—2002
Уго Поджи		2002
Оттавио Бьянки		2002
Джино Салика		2002—2004
Андреа Делла Валле		2004—2009
Марио Коньиньи		2009—н.в.

Гимн клуба

Garrisca al vento il labaro viola,
Sui campi della sfida e del valore
Una speranza viva ci consola
Abbiamo undici atleti e un solo cuore!

Oh Fiorentina, di ogni squadra ti vogliam regina
Oh Fiorentina, combatti ovunque ardita e con valor
Nell’ora di sconforto o di vittoria
Ricorda che del calcio hai tu la storia!

Maglia viola lotta con vigore
Per esser di Firenze vanto e gloria
Sul tuo vessillo scrivi Forza e Cuore
E nostra sarà sempre la vittoria!

Oh Fiorentina (…)

Forza Fiorentina!
Alé Alé Viola!

Перевод:
Развевается на ветру фиолетовое знамя
На полях сражений и мужества.
Надежда живет, поддерживая нас.
У нас одиннадцать спортсменов и единое сердце!

Припев:
О, «Фиорентина», мы хотим видеть тебя королевой среди других команд.
О, «Фиорентина», ты везде борешься смело.
В час отчаяния или победы
Помни, что в истории футбола у тебя есть своё место!

«Фиолетовая» мужественно борется,
Чтобы принести славу Флоренции.
На своем знамени напиши: «Сила и Сердце».
И победа будет всегда за нами!

Припев.

Вперед, «Фиорентина»!
Давай, давай, «Фиолетовая»!

Рекорды и статистика

По состоянию на 6 августа 2011
Жирным выделены игроки текущего состава

Рекорды в Серии А

• Самая крупная домашняя победа: над «Моденой» 8:0 (1941/42)
• Самая крупная победа на выезде: над «Аталантой» 7:1 (1963/64)
• Самое крупное поражение дома: от «Ювентуса» 0:5 (2011/12)
• Самое крупное поражение на выезде: от «Ювентуса» 0:8 (1952/53)
• Самая длинная серия без поражений: 40 матчей (с 28 тура 1954/55 до 33 тура 1955/56)
• Самая длинная победная серия: 8 матчей подряд (туры 18-25 сезона 1959/60)
• Больше всего побед за сезон: по 20 матчей в сезонах 1955/56, 1958/59, 1959/60
• Меньше всего побед за сезон: 5 (сезон 2001/02)
• Больше всего поражений за сезон: 22 (сезон 2001/02)
• Меньше всего поражений за сезон: 1 (сезон 1955/56)
• Больше всего голов за сезон: 95 (сезон 1958/59)
• Меньше всего голов за сезон: 26 (сезоны 1970/71 и 1978/79)
• Больше всего пропущено: 69 (сезон 1946/47)
• Меньше всего пропущено: 17 (сезон 1981/82)
• Больше всего голов за клуб: 168, Габриэль Батистута
• Больше всего голов за сезон: 31, Лука Тони (2005/06)
• Больше всего голов за матч: 5, Курт Хамрин («Аталанта» — «Фиорентина» 1:7, сезон 1963/64)
• Больше всего матчей за клуб в Серии А: 341, Джанкарло Антоньони

Рекордсмены по кол-ву проведённых матчей за «Фиорентину» в Серии А

1. 341 Джанкарло Антоньони
2. 329 Джузеппе Кьяппелла
3. 316 Серджо Червато
4. 289 Курт Хамрин
5. 280 Джузеппе Брици
6. 266 Франческо Тольдо
7. 259 Джованни Галли
8. 257 Клаудио Мерло
9. 256 Джанкарло Де Систи
10. 246 Аугусто Мальи
11. 245 Франческо Розетта
12. 243 Габриэль Батистута
13. 231 Армандо Сегато
14. 230 Леонардо Костальола
15. 229 Энцо Роботти
16. 229 Джанкарло Гальдиоло
17. 227 Франко Суперки
18. 225 Ардико Маньини
19. 222 Ренцо Контратто
20. 220 Джулиано Сарти
21. 215 Руй Кошта
22. 214 Серджо Кастеллетти
23. 212 Лоренцо Гадзари
24. 202 Ренцо Мальи
25. 201 Челесте Пин
26. 197 Марио Пицциоло
27. 193 Гуидо Граттон
28. 192 Альберто Орцан
29. 189 Риккардо Монтоливо
30. 185 Энрико Альбертози
31. 184 Марко Донадель
32. 179 Уго Ферранте
33. 175 Сандро Койс
34. 175 Себастьян Фрей
35. 172 Мануэль Паскуаль
36. 169 Анджело Ди Ливио
37. 166 Стефано Каробби
38. 165 Алессандро Гамберини
39. 162 Мигель Монтуори
40. 157 Луиджи Гриффанти

Победители гонки бомбардиров в Серии А в составе «Фиорентины»

• 1931/32 Педро Петроне (25 голов)
• 1961/62 Аурелио Милани (22 гола)
• 1964/65 Альберто Орландо (17 голов)
• 1994/95 Габриэль Батистута (26 голов)
• 2005/06 Лука Тони (31 гол)

Игроки, забившие наибольшее кол-во мячей за «Фиорентину» в Серии А

1. 168 Габриэль Батистута
2. 150 Курт Хамрин
3. 72 Мигель Монтуори
4. 63 Альберто Галасси
5. 61 Джанкарло Антоньони
6. 55 Джузеппе Вирджили
7. 50 Адриан Муту
8. 47 Лука Тони
9. 45 Виничо Виани
10. 43 Джанфранко Петрис
11. 43 Клаудио Дезолати
12. 42 Ренато Джей
13. 39 Роберто Баджо
14. 38 Руй Кошта
15. 37 Педро Петроне
16. 37 Франсиско Лохаконо
17. 36 Эджисто Пандольфини
18. 36 Альберто Джилардино
19. 34 Энрико Кьеза
20. 33 Лучано Кьяруджи
21. 31 Серджо Червато
22. 31 Марио Мараски
23. 28 Джанкарло Де Систи
24. 28 Гуидо Граттон
25. 27 Даниэль Бертони
26. 27 Луис Оливейра
27. 25 Джампаоло Паццини
28. 25 Франческо Баяно
29. 23 Аурелио Милани
30. 22 Жулиньо

Игроки, забившие наибольшее кол-во мячей за «Фиорентину» в еврокубках

1. 38 Курт Хамрин
2. 13 Габриэль Батистута
3. 13 Лучано Кьяруджи
4. 13 Марио Мараски
5. 11 Адриан Муту
6. 10 Альберто Джилардино
7. 9 Джанфранко Петрис
8. 8 Серджо Клеричи
9. 7 Марио Бруньера
10. 7 Джорджо Мариани

Количество сезонов по дивизионам

Дивизион	Количество сезонов	Дебют	Последний сезон
A	76	1931/1932	2013/2014
B	7	1930/1931	2003/2004
C	1	2002/2003	2002/2003

Победители международных турниров

Чемпионы мира

• Марио Пицциоло (1934)
• Джанкарло Антоньони (1982)
• Джованни Галли (1982)
• Франческо Грациани (1982)
• Даниеле Массаро (1982)
• Пьетро Верховод (1982)
• Лука Тони (2006)
• Альберто Джилардино (2006)

Чемпионы Европы

• Джанкарло Де Систи (1968)
• Сизис Вризас (2004)

Олимпийские чемпионы

• Марио Пиччини (1936)
• Альфонсо Негро (1936)

Победители Кубка конфедераций

• Габриэль Батистута (1992)
• Фелипе Мело (2009)

Ссылки

• [it.violachannel.tv Официальный сайт]  (итал.) (англ.)
• [facebook.com/violachannel Официальная страница «Фиорентины»] в социальной сети Facebook
• «Фиорентина» в «Твиттере»
• [instagram.com/acffiorentinaofficial «Фиорентина»] на сайте Instagram
• [www.violanews.com Новостной сайт ] (итал.)
• [www.fiorentina.it Фан-сайт]  (итал.)
• [acffiorentina.ru Русский фан-сайт]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Фиорентина

– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.