Фирдоуси

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фирдоуси
فردوسی
Имя при рождении:

Хаким Абулькасим Мансур Хасан Фирдоуси Туси

Дата рождения:

935(0935)

Место рождения:

Тус, Иран (Государство Саманидов)

Дата смерти:

1020(1020)

Место смерти:

Тус, Иран (Государство Газневидов)

Род деятельности:

поэт

Язык произведений:

персидский

Хаки́м Абулькаси́м Мансу́р Хаса́н Фирдоуси́ Туси́ (перс. حکیم ابوالقاسم منصور حسن فردوسی توسی‎, тадж. Ҳаким Абулқосим Мансур Ҳасан Фирдавсӣ Тусӣ; 935—1020) — персидско-таджикский поэт, автор эпической поэмы «Шахнаме» («Книга царей»), ему приписывается также поэма «Юсуф и Зулейха» (библейско-коранический сюжет об Иосифе). Пользуется большой популярностью и считается национальным поэтом в Иране, Таджикистане и Афганистане.





Биография

Родился между 932 и 936 годами в окрестностях города Туса, в Хорасане в шиитско-исмаилитской семье дихкана, как тогда называли помещиков-феодалов. Можно полагать, что поместья Фирдоуси были невелики и лишь с трудом кормили их владельцев, положение которых в эти годы беспрестанных войн было очень тяжёлым[1].

О детстве и юности Фирдоуси сведений почти нет. Он получил хорошее по тому времени образование, свободно владел обоими литературными языками Ирана той эпохи — арабским и персидским, и, возможно, даже был знаком и с литературным языком домусульманского Ирана — пехлеви.

Фирдоуси (его поэтическое имя переводится как «Райский») высоко ценил знание: «К словам разумным ты ищи пути, весь мир пройди, чтоб знания обрести». Прозвище «хаким» («мудрец», «учёный») он получил за глубину и широту своих знаний.

Молодость Фирдоуси приходится на период истории Ирана, когда местная феодальная аристократия после ряда лет арабского господства освободилась от ига завоевателей и в отдалённых частях халифата снова захватила власть в свои руки.

Длительное время жил в Газни, находился на службе у султана Махмуда Газневидского (которому и посвятил «Шахнаме»). Однако основная мысль поэмы о том, что лишь наследственные носители царской власти имеют на неё право, не понравилась султану Махмуду, которого более устраивала правомерность силы, а не наследственности.

По известной легенде, не имеющей точных подтверждений, султан отказался заплатить Фирдоуси за поэму. Это сильно рассердило поэта, и он написал сатиру, в которой упрекал султана происхождением от раба. В результате султанского гнева Фирдоуси был вынужден бежать из страны и скитаться в бедности до конца жизни[2]. Легенда вдохновила Д. Кедрина на написание стихотворения «Приданое».

Существует предание, согласно которому незадолго до смерти Фирдоуси султан Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих — из посвященной Махмуду же «Книги царей» знаменитого Фирдоуси, который теперь в Тусе проживает в бедности. Махмуд немедленно распорядился послать в Тус для Фирдоуси богатый дар (60000 серебряных дирхемов — по сообщению Арузия; 60000 золотых червонцев — по поздним преданиям). А Фирдоуси незадолго до этого скончался. В то самое время, когда через одни городские ворота выносили для похорон его тело, в другие городские ворота вступали верблюды с дарами от Махмуда[3].

Могила

Фирдоуси был похоронен в городе Тус в своём собственном саду, поскольку местные клерикалы не разрешили похоронить его на городском кладбище. Губернатор провинции Хорасан распорядился построить мавзолей над могилой Фирдоуси, после чего это место стало объектом массового поклонения. Впоследствии место захоронения пришло в упадок, и по приказу Реза-шаха было восстановлено к тысячелетию со дня рождения поэта, в период 1928—1934 годов. Восстановление проводило Общество по национальному наследию Ирана (англ.), после чего могила Фирдоуси возведена в ранг национальной святыни[4].

Творчество

Шахнаме является единственным произведением Фирдоуси, авторство которого установлено бесспорно. Возможно, Фирдоуси писал стихи и в молодости, но до наших дней они не дошли. Некоторое время Фирдоуси также приписывали поэму «Юсуф и Зулейха» (библейско-коранический сюжет об Иосифе), но в настоящее время научное сообщество отрицает его авторство[5]. В кругах исследователей также идут споры о сатирической поэме, предположительно принадлежащей Фирдоуси, в которой поэт высмеял султана Махмуда Газневи за то, что тот не вознаградил должным образом труд поэта. Ранний биограф Фирдоуси Низами Арузи (англ.) утверждал, что весь текст этой поэмы, кроме шести строк, был уничтожены доброжелателем, который специально выкупил эту поэму у Фирдоуси за тысячу дирхамов. Ряд фрагментов текста «Шахнаме» похож на сатирические стихи; некоторые ученые считают их сфабрикованными, другие склонны считать их подлинными творениями Фирдоуси[6].

Память

  • Национальная библиотека Республики Таджикистан им. Абулькасыма Фирдавси (Душанбе, Таджикистан).
  • Университет имени Фирдоуси (Мешхед, Иран).
  • Площадь им. Фирдоуси (Тегеран, Иран) с памятником поэту
  • Улица им. Фирдоуси (Душанбе, Таджикистан).
  • Улица им. Фирдоуси (Ереван, Армения).
  • Улица им. Фирдоуси (Баку, Азербайджан).
  • Улица им. Фирдоуси (Ташкент, Узбекистан).
  • Улица им. Фирдоуси (Самарканд, Узбекистан).
  • Памятник Фирдоуси в Риме.
  • Премия Фирдоуси
  • Бюст Фирдоуси установлен у входа в Национальную библиотеку Таджикистана (Душанбе).
  • По мотивам произведения Фирдоуси «Шахнаме» режиссёр Борис Кимягаров снял кинотрилогию — «Сказание о Рустаме» (1971), «Рустам и Сухраб» (1971) и «Сказание о Сиявуше» (1976, «Таджикфильм»).
  • К 1000-летнему юбилею поэта на один из сюжетов его поэмы «Шахнаме» азербайджанский поэт и драматург Гусейн Джавид в 1933 году написал пьесу «Сиявуш».

Напишите отзыв о статье "Фирдоуси"

Примечания

  1. [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-7531.htm Фирдоуси] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939
  2. [feb-web.ru/FEB/LITENC/ENCYCLOP/leb/leb-7531.htm ФИРДОУСИ]
  3. Крымский А. Е. Фирдоуси // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. A. Shahpur, Shahbazi [www.iranicaonline.org/articles/ferdowsi-iii Ferdowsi, Abul-qasem. Mausoleum]. Columbia University (Dec 15, 1999). Проверено 27 марта 2014.
  5. [www.iranicaonline.org/articles/ferdowsi-i Iranica article on «Ferdowsi»]
  6. [www.iranicaonline.org/articles/ferdowsi-ii Iranica article on «Hajw-nāma»]

Литература

  • Истины: Изречения персидского и таджикского народов, их поэтов и мудрецов. Перевод Наума Гребнева. Издательство Наука. Главная редакция восточной литературы. Москва 1968; Спб.: Азбука-классика, 2005. 256 с ISBN 5-352-01412-6
  • [feb-web.ru/FEB/LITENC/ENCYCLOP/leb/leb-7531.htm Фирдоуси] // Литературная энциклопедия. Т. 11, 1939.

Ссылки

Переводы на русский язык

  • [www.angelfire.com/pe/rudaki/firdawsi.htm Произведения Фирдоуси]

Отрывок, характеризующий Фирдоуси

– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.