Фирмилиан (Оцоколич)

Епископ Фирмилиан (серб. Епископ Фирмилијан, в миру Станко Оцоколич, серб. Станко Оцокољић; 7 января 1910, Каона, Сербия — 2 ноября 1992, Либертивилль, Иллинойс) — епископ Сербской православной церкви, епископ Среднезападноамериканский.

Биография

Родился 7 января 1910 года в сербском селе Каона в семье потомственного священника Уроса Осоколича. Его мать Даринка также была из семьи священника.

Получив начальное и среднее образование, Станко был принят в Православную Духовную семинарию в Сараеве, который окончил в 1930 году.

После периода службы в вооруженных силах Югославии, Станко сочетался браком с Надеждой Попович.

Женившись, Станко был рукоположен в сан диакона, а затем в сан священника и назначен помощником в приход своего отца, протоиерея Уроса, в деревне Каона.

В первый же год супружества Станко постигло горе: он потерял жену, которая умерла во время родов. Получение образования стало целью овдовевшего священника, для чего он поступил на богословский факультет Белградского Университета, рассчитывая по щавершении его получить место преподавателя религиозных дисциплин в одной из школ Белграда.

После получения лиценциата богословия в Белградском университете, о. Станко был назначен профессором патрологии и греческого языка в Духовную семинарию в Цетинье в Черногории.

Через год, о. Станко был пострижен в монашество в соседнем монастыре святого Василия Острожского с наречением имени Фирмилиан.

После того как Вторая мировая война пришла в Югославию в 1940 году, иеромонах Фирмилиан вместе с епископом Дионисием (Миливоевичем) уехал в Сербскую православную епархию Америки и Канады в США.

С 1941 года духовно окормлял сербов в Великобритании. Кроме того, во время Второй мировой войны, он служил личным духовником династии Карагеоргиевичей, специально для Его Королевского Величества Петра II, короля Югославии в изгнании.

После возвращения в США, синкелл Фирмилиан был возведён в сан архимандрита в Монастыре святого Саввы в Либертивилле, штат Иллинойс. Как административный секретарь епископа Дионисия в течение следующих лет, архимандрит Фирмилиан участвовал в пастырском окормлении многих крупнейших сербских православных общин в Америке.

В 1945 году архимандрит Фирмилиан способствовал формировании национальной федерации общин сербских сестёр, к которой он был назначен в качестве своего духовного наставника.

Во время своей службы в монастыре Святого Саввы, архимандрит Фирмилиан принимал участие во многих мероприятиях, в том числе преподавал в семинарии, располагавшейся на территории монастыря, и содействовал публикации многих творений епископа Николая (Велимировича).

Пребывая основное время в монастыре, архимандрит Фирмилиан получил докторскую степень по философии на кафедре истории Чикагского университета, защитив докторскую диссертацию о Законнике Стефана Душана.

Он также сыграл важную роль в формировании Постоянной Конференции Канонических Православных Епископов в Америке (SCOBA), идея которой принадлежит архиепископу Иакову (Кукузису). Архимандрит Фирмилиан был назначен первым административным секретарём этой конференции.

27 июля 1963 года Священный Синод Сербской Православной Церкви избрал архимандрита Фирмилиана епископом вновь созданной Среднезападноамерианской епархии.

1 августа 1963 года в кафедральном соборе Святого Саввы в Милуоки, штат Висконсин состоялась хиротония архимандрита Фирмилиана во епископский сан.

Избрание и хиротония епископа Фирмилиана происходили в непростой период. Епископ Дионисий (Миливоевич), управлявший сербскими приходами в США, отказался подчиняться Синоду Сербской православной церкви в Югославии, заявляя что коммунисты пытаются контролировать Американскую епархию. После своего запрещения Епископ Дионисий с единомысленными клириками и мирянами сформировал неканоническую Свободную Сербскую Православную Церковь.

Епископ Фирмилиан руководил епархией в течение этого периода настроений, продолжавшихся более 16 лет. Епископ Дионисий принес отказ в суд, где две группы боролись за контроль над церковной собственностью в Соединенных Штатах, до тех пор пока Верховный суд США не принял решение в пользу епископа Фирмилиана в 1979 году.

В 1988 года епископ Фирмилиан был награждён орденом Святого Саввы первой степени, высшую награду Сербской православной церкви.

Скончался 2 ноября 1992 года в Condell Memorial Hospital в Либертивилле в возрасте 82 лет.

Ссылки

• [www.orthodoxresearchinstitute.org/hierarchs/serbia/bios/fermilian_25th_anniversary.htm His Grace the Right Reverend †FERMILIAN]
• [articles.chicagotribune.com/1992-11-03/news/9204090492_1_st-sava-monastery-diocese-supreme-court Bishop Firmilian Ocokoljich]

Отрывок, характеризующий Фирмилиан (Оцоколич)

– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.