Фитингоф-Шель, Борис Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Барон Борис Александрович Фитингоф-Шель (26 августа 1829 (14 августа 1829), Моршанск- 26 сентября 1901 (13 сентября 1901), Санкт-Петербург) — русский композитор и музыкальный критик. Барон из прибалтийских немцев. Отец его был городничим в Моршанске. Служил в армии, по одним источникам в артиллерии, по другим в кавалерии (возможно, в конной артиллерии?). Ушел в отставку штабс-капитаном, после чего занялся музыкой, Игре на фортепиано научился у матери, которая была ученицей Дж. Филда. Брал уроки у А. Л. Гензельта. Теорию композиции изучал у Фохта (Фогта), а также пользовался советами А. С. Даргомыжского Инструментовку изучал самостоятельно, используя учебники Маркса и Фетиса. Написал ряд опер и балетов, поставленных в Петербурге. Критика отмечает как талантливость композитора, так и недостаточную их проработанность. Как музыкальный критик, публиковался в «Московских Ведомостях» и других изданиях; Написал книгу воспоминаний «Мировые знаменитости (1848—1898 гг.)», которая вышла отдельным изданием в Санкт-Петербурге в 1899, а также по главам печаталась в «Московских ведомостях». В книге рассказывается о встречах автора с М. И. Глинкой, А. С. Даргомыжским, Г. Берлиозом и др.

Внучатый племянник П. А. Папкова, Таганрогского градоначальника 1810—1822 гг.



Произведения

Семья

Отец - барон Александр Федорович (Александр Адам Иоганн) Фитингоф-Шель (крещен 20.11.1794- ум. 1862?), тамбовский помещик, городничий в Моршанске.

Мать - Софья Поликарповна Папкова - из тамбовского дворянского рода Папковых, дочь генерал-майора Поликарпа Афанасьевича Папкова (1756-1817), племянница П. А. Папкова

Братья: Николай (1826- ?), Модест (1835-1897), Алексей (17.03.1836-1907)

Сестра Аделаида (1838-1913)

Борис Александрович был женат дважды:

Первой женой была Софья Михайловна Веригина (? - 14 апреля 1879, похоронена в С.-Петербурге), дочь генерал-майора Михаила Федотовича Веригина (1771-14.01.1848) и  Александры Федоровны (1790-6.02.1855), племянница статс-дамы Натальи Федотовны Плещеевой (1768-1855), вдовы вице-адмирала Сергея Плещеева. Некоторые из детей:

Александр Борисович (1855-31.12.1926), дипломат, посол в Багдаде, Греции, во Флоренции. Был женат (с 1900 г.) на гр. Софье Ивановне Рибопьер (15.03.1849-8.06.1919), дочери гр. Ивана Александровича Рибопьера (25.11.1817-6.02.1871) и кн. Софьи Васильевны Трубецкой (1823-1893).

Вадим Борисович (1858-1859)

Мария Борисовна, замужем за кн. Александром Павловичем Урусовым (1843-1897)

Второй женой была вдова Ольга Павловна Толстая, урожденная Дегай (1845 - 14 февраля 1910, С.-Петербург, похоронена на Новодевичьем кладбище в С.-Петербурге), дочь сенатора, статс-секретаря, тайного советника Павла Ивановича Дегая (1792-1849) и Анны Николаевны Депрерадович. В первом браке была замужем за инженер-генерал-майором Григорием Матвеевичем Толстым (25.01.1816-23.02.1870). Дети:

  • Георгий Борисович (11.01.1882- ?)
  • Татьяна Борисовна

Напишите отзыв о статье "Фитингоф-Шель, Борис Александрович"

Литература

  • Русский балет: Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия; Согласие, 1997. — 632 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-85370-099-1
  • Театральная энциклопедия в 6 т. Советская энциклопедия.
  • Гурова Я. Ю. «Мировые знаменитости». Воспоминания барона Б. А. Фитингоф-Шеля. — Музыковедение, 2009, стр. 54 — 61.
  • Гурова Я. Ю. Фитингоф-Шель Борис Александрович (1829—1901). Биографический очерк. — СПб., 2016. — 100 с.
  • [eiprd.ru/site.php?mode=change_page&site_id=223&own_menu_id=30505&curent_page=7 Биографическая заметка на сайте Астраханской областной немецкой национально-культурной автономии]


При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Фитингоф-Шель, Борис Александрович

– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.