Фитрат, Абдурауф

Фитрат Абдурауф
Абдурауф Абдураҳмон ўғли Фитрат
Род деятельности:	Историк и поэт
Дата рождения:	1885(1885)
Место рождения:	Бухара
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	1938(1938)

Абдурауф Фитрат (узб. Abdurauf Fitrat; 1885, Бухара — 5 октября 1938, Ташкент) — узбекский и таджикский историк и поэт, один из основоположников современного литературного узбекского языка, профессор.

Сторонник национально-просветительского движения джадидов. Образование получил в Турции. До революции принимал участие в движении за независимость от России, находился под наблюдением полиции.

Биография

Абдурауф Фитрат родился в зажиточной семье 1885 году (по другим сведениям в 1886 году) в городе Бухаре. Его отец, Абдурахим и мать Мустафо биби (Бибиджон) были интеллигентными людьми.

Сначала учился в мактабе — традиционной мусульманской школе, а затем в медресе Мири Араб. После окончания медресе отправился в хадж. Путешествовал по Османской империи, Индии, России. Учился в Стамбульском университете (1909—1913), где организовал общество «Бухоро таълими (умумий) маориф» «Общее образование в Бухаре») где в 1910 году опубликовал на фарси брошюру «Мунозара» о новых (джадидских) и старых школах. Её переводы на русский (1911) и узбекский (1913) языки были опубликованы в Ташкенте. Вторая книга «Рассказы индийского путешественника» также была написана на фарси и опубликована в Стамбуле в 1911 году.

В 1913-14 году, вернувшись из Турции в Бухару, Фитрат возглавил левое, более прогрессивное, крыло джадидского движения. В 1915 году в Петрограде вышел его философский трактат «Рахбар-и-Наджот» ("Путеводитель освобождения").

В 1917 году Фитрат став главным редактором самаркандской газеты «Хуррият» приглашает сотрудничать в эту газету просветителя, муфтия Махмудходжу Бехбуди, оставившего значительный след в развитии литературы и просвещения в регионе.

В годы революции и гражданской войны был активным участником младобухарской партии, дружил с Ф. Ходжаевым. В январе 1918 года составил программу младобухарской партии, названную «Проект реформы в Бухаре». В ней отстаивался принцип реорганизации государственного строя эмирата по «младотурецкому» образцу путём превращения абсолютной монархии в конституционную, она предусматривала также осуществление в Бухаре ряд мер в сфере правосудия.

В период эмиграции в Ташкенте Фитрат вступил в ряды Бухарской коммунистической партии и входил в состав ЦК БКП, избранного на 1 съезде в июне 1919 года. После победы Бухарской революции Фитрат занимал различные должности: заведовал вакуфным управлением, назира (министра) иностранных дел (1922), просвещения (1923) и заместителя председателя Совета Труда БНСР (1923).

В июне 1923 года, снят с поста председателя СТО БНСР, официальная формулировка гласила: «За злоупотребление властью и присвоение народного добра».

После снятия со всех постов Фитрат уезжает в Москву преподавать в Институте восточных языков, где он активно занимается литературной деятельностью. Через год в 1924 году Фитрат получает звание профессора. В этот период он много пишет и публикует. Его труды приобретают известность в Европе.

В дальнейшем неоднократно подвергался репрессиям как «пантюркист».

Творчество

Перу Фитрата принадлежат драмы «Гробница Тимура», «Огузхан», научные произведения: «Тилимиз», «Узбек тили сарф китоби», «Узбек тили нахв китоби», «Шеър ва шоирлик», «Адабиёт коидалари» «Аруз хакида», научные трактаты посвящённые «Девону луготит турк», «Мукаддимат ул-адаб», «Кутадгу билиг», «Хибат ул-хакоик». Фитрат — автор статей о жизни и творчестве Ахмеда Яссави, Алишера Навои, Бабура, Мухаммеда Салиха, Машраба, Умар хана, Турды, Фирдоуси, Омара Хайяма, Бедила, книги об истории ислама «Мухтасар ислом тарихи», трудов по истории узбекской литературы. В его рассказах и стихах, таких как «Мунозара» (Спор), «Рахбари нажат» (Путеводитель спасения), «Ойла» (Семья), «Баёнати саёхи хинди» (Рассказы индийского путешественника) и др. уничтожающей критике подвергалось невежество мулл, с фанатизмом выступающих против новометодных школ. В них пропагандировалось преимущество европейской системы образования, светской культуры для прогресса страны.

Последние годы жизни Фитрат занимался научной деятельностью. Он обнаружил в библиотеке бухарского эмира четырёхъязычный арабско-персидско-тюркско-монгольский словарь Мукаддимат ал-Адаб, составленный в Средней Азии, как определил Н. Н. Поппе, в XIV веке. Собрал ценнейшую коллекцию старинных восточных рукописей, которая в 1934 году поступила в Государственную публичную библиотеку в г. Ташкенте.

Гибель

В 1937 году был арестован органами НКВД.

Включен в «Сталинские списки» от 28 марта 1938 года

Выездной сессией Военной коллеги Верховного суда СССР 5 октября 1938 года в Ташкенте приговорен к расстрелу, расстрелян в тот же день.

В 1962 году был посмертно реабилитирован.

Память

• В 1996 году в Бухаре был открыт мемориальный музей Абдурауфа Фитрата.
• В 1996 году была выпущена почтовая марка Узбекистана, посвящённая Фитрату. Также был выпущен почтовый сувенирный комплект (открытка с конвертом) художника О. Арутюнова.

Ссылки

• [www.alexarapov.narod.ru/Memory/m05.htm Абдурауф Фитрат] alexarapov.narod.ru
• [www.biografguru.ru/about/fitrat/?q=2093 Биография Фитрата Абдурауфа] biografguru.ru
• [www.poeti.biz/avtobiografiya/uzbekskie_poetj/fitrat_abdurauf.html Фитрат Абдурауф (1885—1938)] poeti.biz
• [www.ca-c.org/journal/13-1998/st_15_turdiev.shtml Роль России в подавлении джадидского движения] ca-c.org
• [www.turonlib.uz/index.php?page=chitateli/fitrat ФИТРАТ (1886—1938)] turonlib.uz  (узб.)

Отрывок, характеризующий Фитрат, Абдурауф

– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.