Фицджеральд, Пенелопа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пенелопа Фицджеральд
Penelope Fitzgerald
Имя при рождении:

Penelope Mary Knox

Место рождения:

Лондон

Жанр:

роман, новелла, биография, исторический роман

Язык произведений:

английский

Премии:

Букеровская премия

Пенелопа Фицджеральд, урожденная Пенелопа Мэри Нокс (англ. Penelope Fitzgerald, 17 декабря 1916, Лондон28 апреля 2000, там же) – английская писательница.





Биография

Дочь писателя Эдмунда Нокса, главного редактора популярнейшего британского журнала Панч (1932-1949), внучка епископа Манчестера Эдмунда Нокса (священником был и её дед с материнской стороны Эдвард Хикс, епископ Линкольна), племянница священника и писателя, автора детективных романов Рональда Нокса, филолога-классика Альфреда (Дилли) Нокса и филолога-библеиста Уилфреда Нокса. Закончила школу для девочек Wycombe Abbey, а затем Somerville College Оксфордского университета. Во время Второй мировой войны работала на Би-би-си. Преподавала в Академии театрального искусства, служила в книжной лавке.

Как писательница дебютировала поздно, опубликовав в 1975 году биографию художника-прерафаэлита Эдварда Бёрн-Джонса. В 1977 появился её первый роман, комический детектив Золотой мальчик и жизнеописание её семьи Братья Нокс (сама она в книге не упоминается). В дальнейшем издала еще 8 романов, которые подразделяются на исторические и автобиографические.

Книги

Биографии

Романы

  • Золотой мальчик/ The Golden Child (1977)
  • Книжная лавка/ The Bookshop (1978, автобиографический роман; шортлист Букеровской премии, фильм по роману снимает испанский кинорежиссёр Изабель Койшет)
  • На воде/ Offshore (1979, автобиографический роман; Букеровская премия)
  • Голоса людей/ Human Voices (1980, автобиографический роман)
  • У Фредди/ At Freddie's (1982)
  • Невинность/ Innocence (1986, действие происходит в довоенной и послевоенной Италии)
  • Начало весны/ The Beginning of Spring (1988, действие романа происходит в России в 1913 году)
  • Врата ангела/ The Gate of Angels (1990, об английском физике в Кембридже накануне Первой мировой войны)
  • Голубой цветок/ The Blue Flower (1995, в США - 1997, роман о Новалисе; National Book Critics Circle Award)

Сборники рассказов

  • Средства спасения/ The Means of Escape (2000)
  • В Хирухараме/ At Hiruharama (2000)

Эссе и рецензии

  • A House of Air, edited by Terence Dooley, with an introduction by Hermione Lee (2005)

Письма

  • So I Have Thought of You. The Letters of Penelope Fitzgerald, edited by Terence Dooley, with a preface by A. S. Byatt (2008, рецензия Джулиана Барнса: [www.theguardian.com/books/2008/jul/26/fiction])

Публикации на русском языке

Признание

Golden PEN Award Британского ПЕН-клуба за жизнь, посвященную литературе (1999). В 2008 газета Таймс включила Фицджеральд в число 50 крупнейших английских писателей послевоенного периода. В 2012 газета The Observer назвала её книгу Голубой цветок среди 10 лучших исторических романов ([www.theguardian.com/culture/gallery/2012/may/13/ten-best-historical-novels#/?picture=389920307&index=6]).

Напишите отзыв о статье "Фицджеральд, Пенелопа"

Примечания

Литература

  • Wolfe P. Understanding Penelope Fitzgerald. Columbia: University of South Carolina Press, 2004
  • Lee H. Penelope Fitzgerald: A Life (готовится к выходу)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фицджеральд, Пенелопа

– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…