Фишман, Джошуа

Джошуа Фишман

идиш ‏שיקל פֿישמאַן‏‎

Джо́шуа Фи́шман (идиш ‏שיקל פֿישמאַן‏‎ — Шикл Фишман, англ. Joshua Aaron Fishman; 18 июля 1926, Филадельфия — 1 марта 2015, Бронкс) — американский социолог и лингвист, специализировавшийся в социолингвистике и языковом планировании. Один из пионеров социолингвистики в США, основатель социолингвистического направления «социологии языка» (макросоциолингвистика — англ. macro-sociolinguistics).

Биография

Родился и вырос в Филадельфии, в семье иммигрантов из Сорок, Бессарабской губернии, Арона Сэмюэла Фишмана и Сони Горовиц. Среднее образование получил в светских еврейских школах объединения «Арбетер ринг» (круг рабочих) с обучением на идише. В 1945 году, вместе с лингвистом Уриелем Вайнрайхом (Uriel Weinreich), основал молодёжный журнал «Югнтруф» (идиш: поросль). Учился в Пенсильванском университете (1944—1948), где получил степень бакалавра по истории и магистра по психологии в 1948 году. В том же году специализировался в идише под руководством Макса Вайнрайха (позже перевёл на английский язык первые два тома его «Истории еврейского языка» — Гешихтэ фун дер йидишер шпрах, 1980). С 1951 года работал в области педагогической психологии в Общеобразовательном еврейском комитете Нью-Йорка.

В 1953 году получил степень доктора философии по социальной психологии в Колумбийском университете по теме «Negative Stereotypes Concerning Americans among American-born Children Receiving Various Types of Minority-group Education», а в 1958 году стал доктором философии в области педагогических наук в Иешива-университете в Нью-Йорке.

Преподавал социолингвистику в Городском колледже Нью-Йорка (1955—1958), с 1958 года — доцент отделения социальной психологии в Пенсильванском университете, с 1960 года в — Иешива-университете (с 1966 года — профессор психологии и социологии и декан психологического факультета). В 1986 году ему было присвоено звание почётного доктора в Брюссельском свободном университете. С 1988 года преподавал и занимался исследовательской работой также на отделении педагогики и прикладной лингвистики в Стэнфордском университете (с 1992 года — профессор) и педагогической школе Нью-Йоркского университета (приглашённый профессор).

Автор ряда монографий и научных публикаций по социолингвистике, языковому планированию негосударственных языков (на примере идиша, гаэльского и баскского), двуязычному образованию, многоязычию, социологии идиша. Разработал классификацию диглоссии в связи с её отношением к билингвизму и модель «восстановления языкового замещения» (reversal of language shift, 1991). Написал одни из первых учебников по социолингвистике — «Sociolinguistics: a brief introduction» (1970) и «The Sociology of Language: an interdisciplinary social science approach to language in society» (1972). Основатель и первый редактор журнала «International Journal of the Sociology of Language».

Публиковал также эссе и публицистические работы в различных периодических изданиях на идише, на протяжении ряда лет был постоянным колумнистом нью-йоркской газеты «Форвертс» (на идише) и членом редколлегии журнала «Афн швэл» (на пороге) под редакцией Мордхе Шехтера.

Лауреат премии Linguapax (2004).

Семья

• Жена — Гелла Швейд (в замужестве Фишман), автор поэтических сборников на идише, педагог.
  • Сыновья — Дэвид Фишман (англ. David Eliot Fishman), профессор еврейской истории в Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке, директор совместного проекта иудаики в Москве (на базе Российского государственного гуманитарного университета); Моня Мэньюэл Фишман, адвокат; Авром Фишман.
• Сестра — поэтесса Рухл Фишман (1935—1984), автор нескольких стихотворных сборников на идише, жена (с 1954 года) израильского композитора Теодора Холдхайма (англ. Theodore Holdheim, 1923—1985).

Научные труды

• «Язык и национализм» (1972),
• «Язык и социокультурные изменения» (1972),
• «Двуязычное образование. Международная социологическая перспектива» (1976),
• «Процессы языкового планирования» (1977),
• «Достижения в исследовании общественного многоязычия» (1978),
• «Успехи в создании и пересмотре систем письменности» (1979),
• «Распространение английского языка» (1977),
• «Подъем и спад этнического возрождения» (1985),
• «Идеология, общество и язык» (1987),
• «Восстанавливая утерянный язык» (1991),
• «Начальная стадия языкового планирования» (1993).

Монографии

• Yiddish in America: socio-linguistic description and analysis. Research Institute for Inner Asian Studies, Indiana University. Bloomington: Indiana University Press; The Hague, Netherlands: Mouton, 1965. — 94 pp.
• Language loyalty in the United States; the maintenance and perpetuation of non-English mother tongues by American ethnic and religious groups. The Hague: Mouton, 1966.
• Hungarian language maintenance in the United States. Bloomington: Indiana University Press, 1966.
• Language problems of developing nations. New York: Wiley, 1968.
• Readings in the sociology of language. The Hague, Paris: Mouton, 1968.
• Sociolinguistics: a brief introduction. Rowley, Mass.: Newbury House, 1970.
• Bilingualism in the barrio. Bloomington: Indiana University Press, 1971.
• Advances in the sociology of language. The Hague: Mouton, 1971.
• Language in Sociocultural Change. Essays by Joshua A. Fishman. Ed. Anwar S. Dil. Stanford: Stanford University Press, 1972.
• The sociology of language; an interdisciplinary social science approach to language in society. Rowley, Mass.: Newbury House, 1972.
• Studies in Modern Jewish Social History. KTAV, 1972. — 461 pp.
• Language and nationalism; two integrative essays. Rowley, Mass.: Newbury House, 1973.
• Advances in language planning. The Hague: Mouton, 1974.
• Studies on Polish Jewry, 1919—1970: the interplay of social, economic and political factors in the struggle of a minority for its existence. Edited by Joshua Fishman. KTAV, 1974
• Bilingual education: an international sociological perspective. Rowley, Mass.: Newbury House, 1976.
• Advances in the creation and revision of writing systems. The Hague: Mouton, 1977.
• Advances in the study of societal multilingualism. The Hague: Mouton, 1978.
• Sociology of Yiddish. Mouton, 1980. — 130 pp.
• Never Say Die!: A Thousand Years of Yiddish in Jewish Life and Letters (Contributions to the Sociology of Language). The Hague: Mouton De Gruyter, 1981. — 779 pp.
• The acquisition of biliteracy: a comparative ethnography of minority ethnolinguistic schools in New York City. New York, N.Y.: Yeshiva University, Ferkauf Graduate School, 1982.
• Bilingual education for Hispanic students in the United States. New York: Teachers College Press, 1982.
• Progress in language planning: international perspectives. Berlin & New York: Mouton, 1983.
• The rise and fall of the ethnic revival: perspectives on language and ethnicity. Berlin & New York: Mouton, 1985.
• Ideology, Society and Language: The Odyssey of Nathan Birnbaum. Ann Arbor: Karoma Publishers, 1987.
• Yiddish: Turning to Life. Amsterdam & Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1991. — 522 pp.
• Bilingual education. Amsterdam & Philadelphia: J. Benjamins Pub. Co., 1991.
• Reversing language Shift: Theory and Practice of Assistance to Threatened Languages. Clevedon, Multilingual Matters, 1991.
• Language and Ethnicity. Amsterdam & Philadelphia: J. Benjamins Pub. Co., 1991.
• Focus on Bilingual Education: Essays in honor of Joshua A. Fishman. Volume 1 (Focusschrift in honor of Joshua A. Fishman on the occasion of his 65th birthday). John Benjamins Publishing Company, 1991.
• Focus on Language Planning: Essays in honor of Joshua A. Fishman. Volume 3. John Benjamins Publishing Company, 1991.
• Post-Imperial English: The Status of English in Former British and American Colonies and Spheres of Influence. (ed.) Mouton de Gruyter, Berlin, 1996.
• Ethnicity in Action: The Community Resources of Ethnic Languages in the United States. Bilingual Review Pr., 1997.
• In Praise of the Beloved Language; The Content of Positive Ethnolinguistic Consciousness. Berlin, Mouton de Gruyter, 1997.
• The Multilingual Apple: Languages in New York (with Ofelia Garcia). Berlin, Mouton de Gruyter, 1997.
• Handbook of Language and Ethnicity (ed.). New York, Oxford University Press, 1999; Revised ed. — 2009.
• Can Threatened Languages Be Saved?: Reversing Language Shift Clevedon, Multilingual Matters, 2000; 2nd edition — 2002.
• Introduction to Test Construction in the Social and Behavioral Sciences: A Practical Guide (with Tomás Galguera). Rowman & Littlefield Publishers, 2003.
• Along the Routes to Power: Explorations of Empowerment Through Language. Edited by Joshua A. Fishman, 2006.
• Do Not Leave Your Language Alone: The Hidden Status Agendas Within Corpus Planning in Language Policy. Lawrence Erlbaum Associates, 2006.
• Developing Minority Language Resources: The Case of Spanish in California (с соавторами). Multilingual Matters, 2006. — 344 pp.
• Language Loyalty, Language Planning, And Language Revitalization: Recent Writing and Reflections From Joshua A. Fishman. Multilingual Matters, 2006. — 259 pp.
• Language Loyalty, Continuity and Change: Joshua A. Fishman’s Contributions to International Sociolinguistics. Multilingual Matters, 2006. — 192 pp.
• Explorations in the Sociology of Language and Religion. Edited by Joshua A. Fishman. John Benjamins Publishing Company, 2006.
• Sociologia del lenguaje (Spanish edition). Catedra, 2007.
• European Vernacular Literacy: A Sociolinguistic and Historical Introduction. Multilingual Matters, 2010. — 104 pp.
• Handbook of Language and Ethnic Identity: The Success-Failure Continuum in Language and Ethnic Identity Efforts (Volume 2). With Ofelia Garcia. Oxford University Press, 2011. — 512 pp.
• Current Multilinigualism: A New Linguistic Dispensation. Edited by Joshua A. Fishman. Walter De Gruyte, 2013. — 375 pp.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/14301 Электронная еврейская библиотека]
• [www.yiddishbookcenter.org/audio/joshua-fishman-what-has-yiddish-literature-accomplished-yiddish-language-part-2-october-29th-1?page=53 What Has Yiddish Literature Accomplished for the Yiddish Language? (аудиолекция Ш. Фишмана)]
• [www.youtube.com/watch?v=chp_o5iU1aw Выступление Шикла Фишмана (видео, 2008)]
• [www.youtube.com/watch?v=M4actLHRLC4 Reversing Language Shift — A Conversation with Joshua Fishman]

Отрывок, характеризующий Фишман, Джошуа

– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.