Фиш, Геннадий Семёнович

Геннадий Фиш
Дата рождения:	28 марта (10 апреля) 1903(1903-04-10)
Место рождения:	Одесса, Российская империя
Дата смерти:	6 июля 1971(1971-07-06) (68 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, сценарист, поэт
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	очерк
Награды:

Генна́дий Семёнович Фиш (28 марта (10 апреля) 1903, Одесса — 6 июля 1971, Москва) — русский советский писатель, переводчик, киносценарист.

Биография

Родился в семье инженера-строителя. С 1905 жил в Санкт-Петербурге. Секретарь Кубаночерноморского обкома РКСМ (1920).

Окончил институт истории искусств (1924) и факультет общественных наук ЛГУ (1925). В 1925—1926 на срочной службе. Затем работал на заводе «Красный Путиловец».

Член СП СССР с 1934. В 1936 переселился в Москву. Во время финской войны корреспондент 15-й армии. Во время Великой Отечественной войны военный корреспондент на Карельском (с 1942) и 1-м Дальневосточном (1945) фронтах.

Член ВКП(б) с 1943.

Печатался с 1922. Опубликовал сборники стихов «На Неве» (1926), «Разведка» (1927), «Контрольные цифры» (1929), «Дело за мной» (1931), «Весна в термической» (1932), «Тетрадь Аркрайта» (1933) и другие, повести о Карелии — «Падение Кимас-озера» (1932), «Третий поезд» (1935), «Ялгуба» (1936) и другие.

Написал книгу «Вредная черепашка и теленомус» (1939) о борьбе с вредным насекомым академика Т. Д. Лысенко, выступал в роли пропагандиста всех без исключения начинаний Лысенко, воспетого им в книге "Человек создает землю" (1954) и во множестве статей 1930-1950-х годов, благодаря которым и сделал свою карьеру. В.Н. Сойфер в книге "Сталин и мошенники в науке" (М., 2016) назвал Фиша "трубадуром лысенкоизма". События Великой Отечественной войны отразились в книгах «Северная повесть» (1942), «День рождения» (1944). Издал очерковые книги о скандинавских странах «Здравствуй, Дания!» (1959), «Встречи в Суоми» (1960), «Норвегия рядом» (1963), «У шведов» (1966), «Отшельник Атлантики».

Проза Фиша основывается на личном опыте и на книжных знаниях, в ней нет художественного вымысла и не чувствуется писательской интуиции.

Автор пьес и сценариев, в том числе сценария фильма «Девушка с характером» (совместно с Иосифом Склютом; 1939).

В качестве поэта-переводчика отредактировал переводы Ады Оношкович-Яцына (мужем которой являлся) из Р. Киплинга после её смерти, в том числе исправил неверный перевод не замеченной переводчицей цитаты из Екклесиаста в стихотворении «Пыль (Пехотные колонны)». Под отредактированными переводами появилась двойная подпись. Попытка частичного снятия правки Фиша была предпринята Е. Витковским в 1998 г.

Произведения переведены на иностранные языки. Награждён орденами и медалями, в том числе медалью КНДР.

Скончался в Москве 6 июля 1971 года, похоронен на новом Донском кладбище.

Премии

• почётные дипломы Советского комитета защиты мира за книги путевых очерков

Сочинения

• Падение Кимас-озера, 1933
• Мы вернемся, Суоми!, 1934
• Ялгуба, 1936
• Первая винтовка, 1939
• Каменный Бор, 1947
• Советская быль и американские сказки, 1948
• Здравствуй, Дания!, 1959
• По дороге в Сегежу, 1960
• Встречи в Суоми, 1960
• [www.norway-live.ru/library/norvegiya-ryadom.html Норвегия рядом], 1963
• У писателей Швеции // «Новый мир», 1965, № 12
• Избранное. Предисл. Ф. Светова. Москва, 1965.
• У шведов, 1966
• Скандинавия в трех лицах. Кн. 1—2. Москва, 1969.
• Снова в Скандинавии. Москва, 1973;
• После июля в семнадцатом. Москва, 1974;
• Избранные произведения. Т. 1—2, Москва, 1976.
• В Суоми, 1982

Библиография

• Антокольский П. Пять книг Геннадия Фиша, «Литературная Россия», 1967, 3 февраля.
• Жак Л. Геннадий Фиш. Очерк жизни и творчества. Москва, 1976.
• Русские советские писатели-прозаики. Биобиблиографический указатель. Т. 5. Москва, 1968.
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. С. 216—384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)

Ссылки

• [www.geocities.ws/generaldepoten/vkt/index.html Gennadij Fisch]

Отрывок, характеризующий Фиш, Геннадий Семёнович

В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней: