Флавиан (патриарх Константинопольский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Святитель Флавиан (греч. Φλαβιανός; умер в 449) — византийский теолог, патриарх константинопольский (447449). Почитается в лике святителей как Восточной Православной так и Римско-католической церквями, память в Православной церкви 18 февраля (по юлианскому календарю)

Святитель Флавиан исповедник, Патриарх Цареградский, занимал кафедру при византийском императоре Феодосии Младшем (408—450) и его сестре Пульхерии (+ 453; память 10 сентября). Сначала он был пресвитером и сосудохранителем в Соборной церкви. На патриарший престол он был возведён после смерти святого патриарха Прокла в 447 году.

В этот период истории внутренние смуты и ереси раздирали церковное единство. В 448 году святитель Флавиан созвал Поместный Собор в Константинополе для рассмотрения ереси Евтихия, утверждавшего лишь одно естество — божественное — в Господе Иисусе Христе (ересь монофизитства). Упорствующий в своем заблуждении, еретик Евтихий был отлучен от Церкви и лишен сана. У еретика был могущественный покровитель в лице Хрисафия[en], приближенного к императору евнуха. Хрисафий интригами склонил на сторону Евтихия Диоскора, патриарха Александрийского, и добился от императора разрешения на созыв в Эфесе собора, получившего впоследствии название разбойничьего. На разбойничьем соборе председательствовал Диоскор, добившийся угрозами и силой оправдания еретика Евтихия и осуждения святого патриарха Флавиана. Святой Флавиан на заседании собора был жестоко избит дерзкими монахами под предводительством архимандрита Варсумы — чудовища в рясе. Даже сам нечестивый председатель разбойничьего собора еретик Диоскор принял участие в этом избиении. После этого на святителя Флавиана были возложены тяжелые вериги, и он осужден был на изгнание в Эфес. Однако Господь прекратил его дальнейшие страдания, послав ему через три дня смерть (+ в августе 449 года). Царица Пульхерия удалилась из дворца. После смерти Феодосия II в 450 году, уже будучи императрицей, Пульхерия вернулась во дворец. Вскоре открылись интриги Хрисафия, и на Четвёртом Вселенском соборе (451 год) ересь была осуждена. Её стараниями мощи святителя патриарха Флавиана были с честью перенесены из Эфеса в Константинополь в храм Святых Апостолов.

Согласно легенде, мощи Святого Флавиана были перенесены на корабль по воле императрицы Галлы Плацидии для отправки в Равенну. По дороге в море корабль, возможно после бури, оказался без экипажа, на берегу Castrum Novum Piceni, сегодняшняя Джулианова. Днём прибытия корабля традиционно считается 24 ноября. В честь этого события был построен большой храм, посвященный Святому Патриарху где его мощи были размещены в ларце из мрамора.

Память святого Флавиана Константинопольского в Православной церкви отмечается 18 февраля (2 марта) в високосный год или 18 февраля (3 марта) в невисокосные годы, в Католической церкви — 18 февраля и 24 ноября (в день прибытия корабля в Джулианова). Святой Флавиан почитается покровителем городов Баришано, Башано, Джулианова (Абруццо),Капитиньяно, Конверсано, Реканати и Торано-Нуово.

Напишите отзыв о статье "Флавиан (патриарх Константинопольский)"



Литература

Ссылки

  • [www.ec-patr.org/list/index.php?lang=gr&id=44 Жизнеописание Святителя Флавиана на официальном сайте Вселенского патриархата (στα ελληνικά)]
  • [www.ecclesia.gr/greek/synaxaire/synaxari.asp?minas=2&id=167 Жизнеописание Святителя Флавиана на официальном сайте Элладской православной церкви (στα ελληνικά)]
  • [www.gonia.gr/gonia.php?saint=7532 Жизнеописание Святителя Флавиана (στα ελληνικά)]

Отрывок, характеризующий Флавиан (патриарх Константинопольский)

Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.