Флавий Аблабий

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Флавий Аблаб»)
Перейти к: навигация, поиск
Фла́вий Абла́бий
Flavius Ablabius
консул Римской империи 331 года
Предшественник: Флавий Галликан и Аврелий Валерий Туллиан Симмах
Преемник: Луций Папий Пакациан и Мецилий Гилариан
 
Вероисповедание: христианство
Рождение: Крит
Смерть: лето 337 года
Вифиния
Дети: дочь Олимпия,
сын Селевк (?).

Флавий Аблабий (лат. Flavius Ablabius) — государственный деятель Римской империи первой половины IV века, консул 331 года.

Был родом с Крита[1]. Отец и мать его были незнатного происхождения. При рождении, как рассказывает Евнапий, его мать получила пророчество от некого египтянина-астролога, что «она родила немногим меньшего, чем царь»[2].

Со временем Аблабий стал официалом при губернаторе Крита[1]. Прибыл в Константинополь (только что основанный) и, благодаря случаю, приобрел большое влияние на императора Константина и стал одним из важнейших константинопольских сенаторов[1]. Между 324 и 326 гг. был викарием диоцеза Азии[3]. Известно, что в это время Аблабий поддержал просьбу жителей сельского поселения Орцист о придании ему статуса города (лат. civitas)[4]. По этому поводу известны письма к Аблабию императора Константина и префекта претория Востока. Очевидно, в это время он уже был сенатором, что следует из характерного обращения Константина к нему в письме.[5].

С 329 года по 337 занимал (очевидно, без перерывов), должность префекта претория: скорее всего, в 329 году стал префектом при цезаре Констанции в Италии, а в 330 году прибыл в Константинополь (возможно, в связи с празднованием официального «открытия» новой столицы 11 мая 330 года), и вплоть до 335 или 336 года оставался префектом при самом Константине. В середине 330-х годов он был вновь отдан в подчинение Констанцию для управление префектурой Востоком. В 331 году Аблабий был удостоен консульства вместе с Юнием Бассом.

Константин назначил Аблабия наставником своего сына Констанция. Однако спустя некоторое время после смерти Константина 22 мая 337 года Констанций лишил его должностей, хотя и не сразу — некоторое время он оставался префектом претория[6]. Падение Аблабия произошло где-то летом 337 года. Евнапий так описывает дальнейшие события:

«Аблабий же проводил свои дни в имении в Вифинии, которое он давно себе приготовил, живя в условиях поистине царских, в праздности и изобилии, в то время как все удивлялись тому, что он не хочет императорской власти. Но Констанций, находясь вблизи города своего отца [Константинополя], послал к нему достаточное количество меченосцев, приказав их командирам прежде передать Аблабию послание. И те вручили ему это послание, преклонившись перед ним так, как у римлян принято преклоняться перед императором. Приняв послание с невероятной надменностью и не испытывая никакого страха, Аблабий потребовал от вошедших пурпурные одежды, становясь все более властным и страшным для тех, кто на него смотрел. Но они ответили, что их целью было лишь передать послание, а те, кому доверено второе, находятся за дверями. Аблабий призвал их, с чрезмерной наглостью и гордостью. Однако вошедших оказалось очень много и все были с мечами: вместо пурпура они принесли ему „пурпурную смерть“ и изрубили его на мелкие куски, как рубят на рынках на мясо какое-нибудь животное»[7].

Евнапий пишет, что смерть постигла Аблабия за то, что тот организовал убийство философа Сопатра[8]. В реальности Аблабий пал жертвой так называемой резни 337 года, когда после смерти Константина были убиты почти все его родственники-мужчины, кроме сыновей и двух племянников, а также многие влиятельные чиновники[9].

Известно, что у Аблабия была дочь Олимпия (или Олимпиада, лат. Olimpias)[10]. Аммиан Марцеллин сообщает, что в 360 году Констанций II, для того, чтобы скрепить союз с армянским царем Арсаком, выдал за него замуж «… Олимпиаду, дочь Аблабла, занимавшего некогда пост префекта претория, которая была [когда-то] невестой его брата Константа»[11]. Также у Аблабия, возможно, был сын Селевк[12].

Аблабий владел обширными владениями в Вифинии, а также домом в Константинополе. Столетие спустя в этом доме жила Галла Плацидия. Аблабий был христианином (Афанасий Александрийский в одном из своих пасхальных посланий называет его «истинно боящимся Бога»[13]). Он был автором стихов, посвященных императору Константину, и, возможно, некоторых эпиграмм. Известно, что в IV или V веке также существовал некий историк Аблабий[14], написавший историю готов (его материалы иногда использовали Кассиодор и Иордан). Возможно его отождествление с Флавием Аблабием.

Напишите отзыв о статье "Флавий Аблабий"



Примечания

  1. 1 2 3 Либаний. Речь XLII. 23.
  2. Евнапий. Жизнь философов и софистов. VI. 3. 1-7.
  3. Jones, A. H. M. Fl. Ablabius 4 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 3-4. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint]..
  4. Надпись из Орциста: Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+03%2C+00325&r_sortierung=Belegstelle 3, 325]
  5. Jones, A. H. M. Fl. Ablabius 4 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 3-4. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  6. О префектах претория лета 337 года см. Barnes T.D. Praetorian Prefects. 337—361 // Zeitschrift fur Papyrologie und Epigraphik. 94. 1992. Pp. 249—260.
  7. Евнапий. Указ. соч.
  8. Надо учитывать отрицательное отношение язычника Евнапия к христианину Аблабию и к покровительствовавшему христианам императору Константину.
  9. [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1377756821 Григорюк Т. В. 337 год: Кризис власти и «убийства принцев» // ВДИ. 2. 2012. С. 155—166]
  10. См. Jones, A. H. M. Olimpias 1 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 643. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  11. Аммиан Марцеллин. XX. 11. 3.
  12. Jones, A. H. M. Selevcus 1 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 818-819. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  13. [christianity.shu.ru/Texts/athanasius/mess/messag04.html Афанасий Александрийский. Четвёртое праздничное послание.]
  14. Jones, A. H. M. Fl. Ablabius 3 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 2. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint]..

Литература и источники

Источники

  • Евнапий. Жизнь философов и софистов.
  • Либаний. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/424 Речь XLII. За Талассия.]
  • Зосим. Новая история. II. 40. 3.

Литература

  • Parvis, Sara, [books.google.ru/books?id=-jgsQihyWTEC&dq=Marcellus+of+Ancyra+And+the+Lost+Years+of+the+Arian+Controversy&printsec=frontcover&source=bl&ots=OZRubyF-td&sig=pwa3KU0rIqniYrMJjXKRwhTAfTg&hl=ru&ei=YRsMS_PTBIne-QaRm_SrCA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBoQ6AEwAw#v=onepage&q=Ablabius&f=false Marcellus of Ancyra And the Lost Years of the Arian Controversy 325—345], Oxford University Press, 2006, ISBN 0-19-928013-4, pp. 138—140.
  • Jones, A. H. M. Fl. Ablabius 4 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 3-4. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  • [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/18?rgn=full+text;view=image Флавий Аблабий] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
  • [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1377756821 Григорюк Т. В. 337 год: Кризис власти и «убийства принцев» // ВДИ. 2. 2012. С. 155—166]

Отрывок, характеризующий Флавий Аблабий

– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.