Флавий Аниций Максим
Фла́вий Ани́ций Макси́м (лат. Flavius Anicius Maximus) (умер в 552) — римский сенатор и патриций в Королевстве остготов, проводивший последние игры в Амфитеатре Флавиев.
Биография
Максим был потомком римского императора Петрония Максима,[1] и был членом знатной семьи Анициев.[2] Его отцом был Флавий Волузиан, консул 503 года, а также у него был брат по имени Марциан и дядя Либерий[3]. Массимо впервые женился в 510 году[3], затем приобрёл, будучи ещё достаточно молодым, консульство на Западе sine collega (без соконсула) на 523 год: по этому случаю он получил от короля Теодориха разрешение на празднование этого события с venationes (травлей дикими зверьми) в Колизее. Это были последние игры, когда либо проводившиеся там, а позже король жаловался на излишние траты вызванные играми.
Между 525 и 535 годами он был возведён в статус патриция[4]. Король Теодахад даровал ему остготскую принцессу в жёны в 535 году[5], назначил его primicerius domesticorum и даровал ему собственность Марциана.
В 537 году, во время осады Рима в ходе Готской войны, Максим был выслан из города с другими сенаторами по указанию Велизария, который опасался что они могут начать сотрудничать с осаждающими готами, собираясь вернуть их назад по окончании осады в 538 году[6]. Однако 17 декабря 546 года король Тотила смог взять Urbs (город), и Максим с другими патрициями (patricii) скрылись в старой базилике Св. Петра[7]. Арестованный и сосланный в Кампанию, он оставался там вплоть до тех пор, когда в 552 году Нарсес взял Рим. Сенаторы собирались уже возвращаться в Рим, но готы, охранявшие их, приведённые в ярость смертью Тотилы, перебили их всех[8].
Напишите отзыв о статье "Флавий Аниций Максим"
Примечания
Библиография
Первичные источники
- Кассиодор. Variae, V.42, X,11-12
- Прокопий Кесарийский. Война с готами, I.25.14-15, III.20.18-19, IV.34.6
Исследования
- Sundwall, Johannes. Abhandlungen zur Geschichte des ausgehenden Römertums, Helsinki 1919 (New York 1975), стр. 140.
- Jones, Arnold Hugh Martin, John Robert Martindale, John Morris. Fl. Maximus 20, The Prosopography of the Later Roman Empire, Том 2, Cambridge University Press, 1992, ISBN ISBN 0521201594, стр. 748—749.
Отрывок, характеризующий Флавий Аниций Максим
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.