Флавий Аринфей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Флавий Аринфей
лат. Flavius Arinfeus
Консул Римской империи
372 год
 
Смерть: 378(0378)
Дети: 1) Аринфея (?)
2) Аринфей (?)

Флавий Аринфей (лат. Flavius Arinfeus) — римский государственный деятель второй половины IV века, консул 372 года. Начал службу в армии, сражался с алеманнами в Галлии, участвовал в походе на Персию, войне с готами, достиг высших командных должностей.





Биография

Ранняя карьера

О происхождении Аринфея нет никаких сведений. Начав свою службу на военном поприще, около 355 года Аринфей занимал должность трибуна в Реции[1]. Он принадлежал к одному из легионов, которые принимали участие в кампании императора Констанция II против алеманнов. Во время похода Аринфей сыграл важную роль в достижении победы над противником в трудных условиях[2]. После этого он устремился вверх по карьерной лестнице и вошёл в придворный штат Констанция II[3]. В 361 году Аринфей сопровождал императора ​​в начатой тем кампании против цезаря Юлиана, правившего Галлией[4]. Однако Констанций умер до непосредственного начала боевых действий.

Следующее упоминание Аринфея относится к 363 году, когда он в должности комита по военным делам принимал участие в персидском походе Юлиана[1]. Он вместе с Гормиздом был поставлен во главе кавалерии, действовавшей на левом фланге во время наступления римской армии в Ассирии, и отразил, по крайней мере, одно нападение персов на своём пути[5]. Позднее он командовал отрядами легкой пехоты, отправленными Юлианом на грабеж окрестностей персидской столицы Ктесифона, «богатых скотом и всякими припасами»[6]. Кроме того, в задачи Аринфея входило преследование врага, который «рассеялся по трудно проходимым дорогам и знакомым ему разным убежищам»[6][7].

Со смертью Юлиана в Месопотамии Аринфей и ряд других придворных чиновников, служивших при Констанции, начали искать его преемника в своей партии, но против них выступили высокопоставленные военные чины, служившие в бытность Юлиана цезарем в Галлии[3]. В конце концов Аринфей и остальные сошлись на кандидатуре Сатурния Секунда Саллюстия, который отказался принять императорский титул, и в итоге они были вынуждены провозгласить императором Иовиана. Иовиан оставил на своих постах большую часть военачальников Юлиана. Одним из его первых действий была отправка Аринфея и Сатурния Секунда Саллюстия на переговоры о мирном соглашении с персидским царем Шапуром II[8]. Переговоры продолжались около четырёх дней и в результате римляне согласились уступить пять сатрапий на восточной стороне реки Тигр и отказались от контроля над восточной Месопотамией, сохраняя при этом за собой всю западную часть данного региона[9]. Также было ограничено римское влияние в Армении[10]. На обратном пути Иовиан направил Аринфея в Галлию, где ему было поручено подтвердить продолжение пребывания Флавия Иовина на посту магистра конницы Галлии[11].

Служба при Валенте

Аринфей способствовал восхождению на престол Валентиниана I в 364 году[12]. Он был отправлен ко двору брата Валентиниана Валента, ставшего соправителем нового государя[13]. Аринфей был одним полководцев Валента, занимавшихся подавлением восстания Прокопия. Валент отправил его с армией на границу Вифинии и Галатии против Гиперетия, сторонника Прокопия. Аринфей убедил солдат Гиперетия отказаться от поддержке Прокопия и выдать своего командира[14]. После поражения Прокопия в 366 году Аринфей был назначен магистром пехоты, на посту которого он находился до 378 года[1].

Он принимал участие в готской войне 367—369 годов. В 368 году Аринфей во главе летучих отрядов захватил в плен часть готских семейств, не успевших уйти в горы, и не понес при этом чувствительных потерь[15]. В 369 году, перед отправкой на персидскую границу, он вёл мирные переговоры с готским правителем Атанарихом[16]. Потратив конец 369 и начало 370 года на ремонт дороги между Амасией и Саталой, Аринфей вошёл с армией на территорию Армении, чтобы вернуть её царю Папу трон и помочь ему противостоять набегам со стороны Сасанидов. Присутствие римлян в Армении заставило Шапура II отложить вторжение и прекратило попытки Папа прийти к соглашению с персидским царём[17]. Аринфей пробыл в Армении в течение всего 371 года[1].

В 372 году он занимал должность ординарного консула вместе с Домицием Модестом[18].

Аринфей скончался в 378 году, по словам Василия Великого, с которым он состоял в переписке, в расцвете жизни[1][19]. Он был крещен на смертном одре[1]. Предположительно, противостоял императору Валенту по вопросам арианства[20]. У него была дочь Аринфея и сын, чиновник по имени Аринфей[1]. Возможно, в течение некоторого промежутка времени Аринфей владел евнухом Евтропием, ставшим в будущем влиятельным человеком при восточноримском дворе[1].

Напишите отзыв о статье "Флавий Аринфей"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 PLRE, 1971.
  2. Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XV, ч. 4, § 10.
  3. 1 2 Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XXV, ч. 5, § 2.
  4. Lenski, 2002, p. 14.
  5. Boeft, 2002, p. 19.
  6. 1 2 Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XXIV, ч. 7, § 2.
  7. Boeft, 2002, p. 21.
  8. Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XXV, ч. 7, § 7.
  9. Lenski, 2002, pp. 161—163.
  10. Lenski, 2002, pp. 164—165.
  11. Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XXV, ч. 10, § 9.
  12. Lenski, 2002, p. 21.
  13. Аммиан Марцеллин. Деяния, кн. XXVI, ч. 5, § 2.
  14. Lenski, 2002, p. 79.
  15. Lenski, 2002, p. 128.
  16. Lenski, 2002, p. 133.
  17. Lenski, 2002, p. 173.
  18. Bagnall, 1987, p. 279.
  19. Василий Великий. Письма. 269.
  20. Lieu & Montserrat, 1998, p. 38.

Источники и литература

Источники

  1. Аммиан Марцеллин. [krotov.info/acts/04/2/ammian_00.htm Деяния].

Литература

  1. Jones, A. H. M. Flavius Arinfeus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 102-103. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  2. Bagnall R.S., Cameron A., Schwarts S.R., Worp K.A. Consuls of the Later Roman Empire. — Atlanta, Georgia, 1987.
  3. Samuel N. C. Lieu, Dominic Montserrat. Constantine: History, Historiography, and Legend. — Routledge, 1998.
  4. J. Den Boeft. Philological and Historical Commentary on Ammianus Marcellinus: XXIV. — BRILL, 2002.
  5. Lenski, Noel Emmanuel. Failure of Empire: Valens and the Roman State in the Fourth Century A.D.. — University of California Press, 2002.

Отрывок, характеризующий Флавий Аринфей

На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.