Констанций I Хлор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Флавий Валерий Констанций»)
Перейти к: навигация, поиск
Флавий Валерий Констанций
лат. Flavius Valerius Constantius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Скульптурный портрет Констанция Хлора</td></tr>

Цезарь

293305 годы

Август

305306 годы

Предшественник: Диоклетиан и Максимиан
Преемник: Галерий и Флавий Север
 
Вероисповедание: Древнеримская религия
Рождение: 31 марта 250(0250-03-31)
Верхняя Мезия
Смерть: 25 июля 306(0306-07-25) (56 лет)
Эборакум, Британия
Род: Династия Константина
Отец: Евтропий (?)
Мать: Клавдия (?)
Супруга: 1) Елена
2) Феодора
Дети: 1) Константин I Великий
2) Анастасия
3) Юлий Констанций
4) Флавий Далмаций
5) Флавия Юлия Констанция
6) Евтропия
7) Ганнибалиан Старший

Фла́вий Вале́рий Конста́нций (лат. Flavius Valerius Constantius), известный более в римской историографии как Констанций I Хлор, — римский император как Цезарь в 293—305 годах, как Август в 305—306 годах. Отец Константина Великого и основатель династии Константинов. Прозвище Хлор (греч. χλωρός, что означает «бледный») получил впоследствии от византийских историков[1].

Происходил из придунайских провинций. В 293 году Констанций был провозглашён Диоклетианом Цезарем. На этой должности он проводил кампании против узурпатора Аллекта в Британии, на Рейне против алеманнов и франков. Став Августом в 305 году, Констанций начал успешную карательную кампанию против пиктов и скоттов. Однако в следующем году он скончался в Эборакуме. Его смерть вызвала начало кризиса тетрархии[2].

Констанций носил следующие победные титулы: «Германский Величайший» — с 294 года, «Британский Величайший» — с 296 года, «Карпийский Величайший», «Армянский Величайший», «Мидийский Величайший», «Адиабенский Величайший», «Персидский Величайший» — с 297 года, «Сарматский Величайший» — возможно, с 299 года, «Сарматский Величайший» (второй раз) и «Германский Величайший» (второй раз) — с 301 года, «Британский Величайший» (второй раз) — с 306 года[2].





Биография

Жизнь до принятия власти

Флавий Валерий Констанций Хлор родился в Иллирике 31 марта предположительно в 250 году[3]. Согласно книге «История Августов», он был сыном знатного выходца из Дардании (нем.) Евтропия и Клавдии, племянницы императоров Клавдия II и Квинтилла[4]. Панеригист Евмений называет его даже незаконнорожденным сыном Клавдия[1]. Современные историки, такие как Пат Сазерн (англ.) и авторы PLRE, подозревают, что эта родословная была придумана Константином I Великим уже после смерти Констанция для укрепления своей власти, и что его семья была скромного происхождения[1][5][5][6].

Констанций был членом корпуса протекторов императора при Аврелиане и принимал участие в походе против Пальмирского царства[7]. Согласно сборнику биографий императоров «История Августов», в правление Проба Констанций был дуксом[8], но это, скорее всего, выдумка автора[6]. По «Анониму Валезия», Констанций был ещё и военным трибуном[9]. Единственная документально подтверждённая должность Констанция — это назначение его президом Далмации в правление Кара[7][10]. Было высказано предположение, что после восстания Диоклетиана Констанций перешёл на его сторону и принимал участие в битве при Маргусе в 285 году[11].

В 286 году Диоклетиан назначает своего друга Максимиана соправителем и даёт ему в управление западные провинции, в то время как сам забирает весь Восток, начиная процесс, который в конечном счёте приведёт к разделению Римской империи на две части — Западную и Восточную[12]. В 288 году, когда срок его пребывания на посту презида Далмации окончился, Констанций был назначен префектом претория при западном императоре Максимиане[13]. С тех пор он, по всей видимости, занял значительное положение при императорском дворе[1]. На протяжении периода 288—289 годов Констанций под командованием Максимиана принимал активное участие в войне против алеманнов, проведении кампаний на территории варварских племен за Рейном и Дунаем[13]. Для укрепления связей между императором и его влиятельным военачальником в 289 году Констанций отказался от своей супруги (или наложницы) Елены и женился на дочери императора Максимиана Феодоре[13].

Правление

Деятельность на посту цезаря

В 293 году Диоклетиан, сознавая амбиции своего соправителя, позволил Максимиану содействовать Констанцию в получении титула императора во время нового разделения империи[14]. Диоклетиан разделяет администрацию Римской империи на две половины, относящиеся к западной и восточной частям. Каждой половиной будет управлять Август при поддержке Цезаря. Оба Цезаря имели право наследования после смерти Августа.

В Медиолане 1 марта 293 года Констанций был официально назначен Цезарем Максимиана[14]. Он принял имя Флавия Валерия и получил под своё начало Галлию, Британию и, возможно, Испанию[14]. Диоклетиан, восточный Август, в стремлении сохранить баланс сил в империи назначает 21 мая 293 года в Филиппополе военачальника Галерия своим цезарем[14]. Констанций был старшим из двух Цезарей, и поэтому в официальных документах он всегда имел приоритет, будучи упомянутым перед Галерием[15]. Столицей Констанция была Августа Тревиров, расположенная на реке Мозелла[16][2]. В этом городе император начал строительство грандиозного дворцового комплекса, которое было завершено его сыном[2]. Комплекс занимал всю северо-западную часть города[2].

Первой задачей Констанция после провозглашения Цезарем было подавить восстание римского узурпатора Караузия, который объявил себя императором в Британии и северной Галлии в 286 году[7]. После поражения, нанесённого им Максимиану, тот был вынужден признать власть мятежника[11]. В конце 293 года Констанций осадил и взял штурмом главную базу и гавань Караузия на континенте — Бононию[17]. Большая дамба, стоявшая на входе в бухту, не позволила Караузию прислать к городу подкрепление, и поэтому узурпатор был вынужден сдать город[17]. Вскоре после этого Караузий был убит своим казначеем Аллектом, который провозгласил себя императором[17].

Констанций провёл следующие два года в нейтрализации угрозы нападения франков, которые были союзниками Аллекта[18], поскольку северная Галлия оставалась под контролем британского узурпатора по крайней мере до 295 года[19]. Он также сражался против алеманнов и добился некоторых побед в устье Рейна в том же году[20]. Административные проблемы означали, что он совершил по крайней мере одну поездку в Италию в это время[18]. Наконец, в 296 году Констанций посчитал, что достаточно укрепился на континенте, и сдал командование войсками на Рейне Максимиану[21]. Он организовал две флотилии. Одна, возглавляемая самим Констанцием, вышла из Бононии, а вторая под командованием префекта претория Юлия Асклепиодота отплыла из устья Сены[22]. Благодаря сильному туману префект сумел благополучно избежать встречи с главным флотом Аллекта и высадился с армией на острове Уайт[23]. Аллект со всеми имевшимися силами направился навстречу войску Асклепиодота, и это предоставило Констанцию возможность без преград высадиться в Кенте[24]. Однако попытка не увенчалась успехом, потому что из-за сильного тумана часть кораблей не смогла присоединиться к основному флоту, и течением её отнесло к устью Темзы[2]. Спустя некоторое время император отправился на южный берег Ла-Манша, а префекту удалось окончательно разбить Аллекта где-то на севере Гемпшира или Беркшира, в результате чего узурпатор погиб[24]. Однако часть его наёмников из племени франков спаслась и разбойничала вплоть до Лондиния, где их перебили легионеры Констанция, которые разминулись с ним при высадке у кентского побережья и обходной дорогой добрались до провинциальной столицы[24]. Жители города встречали императора как освободителя[21].

В честь этих побед Констанций выпустил серию больших золотых памятных медальонов. На одном из них с надписью «Милосердие императоров» изображён сам император в львиной накидке, который протягивает руку стоящей на коленях Британии, а Победа водружает ему на голову корону[2]. На другом медальоне, более крупном, находится надпись «Восстановитель вечного света» и изображён Констанций, который скачет на коне к городской стене[2]. Указано, что это город Лондиний.

Констанций оставался в Британии в течение нескольких месяцев, во время чего заменил большую часть администрации узурпатора и провёл реформы деления провинции. В результате разделения Верхняя Британия (англ.) была преобразована в Максиму Цезарейскую и Британию Первую, а Нижняя Британия (англ.) во Флавию Цезарейскую и Британию Вторую[25]. По его приказу были восстановлены вал Адриана и приграничные крепости, а в Лондинии выстроен монетный двор[26]. Из Галлии в Британию был отправлен ряд мастеров для восстановления разрушенных в ходе боевых действий городов[27]. Летом 297 года император отправился в Италию, что бы следить за ней в то время как Максимиан воевал с маврами в Африке, но вскоре вернулся обратно в Галлию[1].

После возвращения в Галлию в 297 году Констанций заселил там множество пустынных земель франками, чтобы компенсировать значительные потери, вызванные его предыдущими походами на союзников Аллекта и Караузия[28]. В следующем году Констанций сражался в битве при Лингоне против алеманнов, но его отряд был обращён в бегство[1]. Констанций сам был ранен и в связи с близостью врага приказал не открывать городские ворота, а поднять его на канатах на стену. Он был заперт в городе, но был освобождён своей армией спустя шесть часов и победил врага, который потерял 60 тысяч солдат[29]. Император победил переправившихся через заледеневший Рейн варваров снова у Виндониссы, тем самым укрепив оборону германской границы[30]. В 300 году Констанций провёл кампанию против франков на Рейне[28]. Однако следующие три года рейнская граница продолжала занимать внимание Констанция[30]. Во время своего правления Констанций создал три новых легиона: I Надежный Флавиев Галльский, I Флавиев Марсов и XII Победоносный[31].

В 303 году Констанций столкнулся с указом Диоклетиана, знаменующим начало Великого гонения на христиан[3]. Из всех четырёх тетрархов Констанций, бывший язычником, приложил минимум усилий для реализации указа Диоклетиана в западных провинциях, которые были под его непосредственным руководством[3]. Он лишь ограничился закрытием нескольких церквей[3]. Евсевий Кесарийский утверждал, что Констанций был христианином[32].

Назначение августом и смерть

Между 303 и 305 годом Галерий начал добиваться обеспечения себе возможности взять власть Констанция после ухода Диоклетиана[33]. В 304 году Максимиан Геркулий встретился с Галерием, вероятно, для обсуждения этого вопроса преемственности, и Констанций либо не был приглашён, либо не смог приехать на встречу из-за напряжённой обстановки на Рейне[30]. До 303 года, по-видимому, существовало негласное соглашение между тетрархами, что сын Констанция Константин и сын Максимиана Максенций должны были быть назначены Цезарями после отречения Диоклетиана и Максимиана[34]. К концу 304 года Галерий убедил Диоклетиана (который в свою очередь убедил Максимиана) назначить Цезарями своих ставленников Флавия Севера и Максимина Дазу[30].

Диоклетиан и Максимиан ушли в отставку 1 мая 305 года, возможно, из-за плохого здоровья Диоклетиана[3]. Флавий Север и Максимин Даза были назначены цезарями. Перед собравшимися войсками в Медиолане Максимиан Геркулий снял свой пурпурный плащ и передал его новому Цезарю Северу и провозгласил Констанция Августом[35]. Та же самая сцена разыгралась в Никомедии, где Диоклетиан объявил Цезарем Максимина Дазу, а Августом Галерия[34]. Констанций, бывший условно старшим императором, управлял западными провинциями, отказавшись от Италии и Африки, в то время как Галерий принял под своё начальство восточные провинции. Константин, разочаровавшись в своих надеждах стать Цезарем, бежал из-под надзора Галерия после того, как Констанций просил восточного Августа освободить его сына по причине своей болезни[36]. Константин присоединился ко двору своего отца на побережье Галлии во время подготовки к кампании в Британии[37].

В 305 году Констанций переправился в Британию и направился на крайний север острова, начав военную экспедицию против пиктов, и, по всей видимости, одержал победу, о чём свидетельствует победный титул «imperator II», полученный им 7 января 306 года[38]. После возвращения в Эборакум на зимовку Констанций планировал продолжить кампанию, но 25 июля 306 года он скончался[39]. Когда Констанций умирал, он рекомендовал своего сына солдатам в качестве преемника, и после этого Константин был провозглашён императором легионами в Эборакуме[39][40]. Из Британии тело Констанция было перевезено в Галлию, где и было похоронено, по всей видимости, в Августе Треверов[1].

В античной литературе Констанций Хлор предстаёт исключительно в благоприятном свете. По всей видимости, он действительно пользовался уважением в своих владениях благодаря умелому правлению, а его военные достижения были очень значительными, даже если и принимать во внимание, что Британия была возвращена стараниями префекта претория. Констанций получает похвалу за то, что он не вступил в открытое противостояние с Галерием и тем самым не вверг государство в новую гражданскую войну. Однако из-за того, что Галерий располагал сильной армией и крупными средствами, Констанций просто не имел другого выхода. Но вполне возможно, что скоропостижная кончина удержала его от попытки переворота[2].

Персона

В античной литературе Констанций I получает благоприятные отзывы. Языческие и христианские авторы были о нём хорошего мнения, как, например, Евтропий:

«Был он мужем великим и доброжелательности величайшей, усердствовал в обогащении провинциалов и частных лиц, не стремясь к такому же увеличению государственной казны, и говорил, что лучше общественное богатство держать у частных лиц, чем хранить его в одном сундуке. Жил он столь скромно, что в праздничные дни, когда желал устроить пир для своих многочисленных друзей, брал взаймы у частных лиц серебряную посуду для украшения стола своего. Он был не только любим, но в Галлии даже почитался наравне с богами и особенно за то, что в его правление избавились наконец от диоклетианова опасного благоразумия и от максимиановой кровожадной безрассудности[41]».

Евсевий Кесарийский в своей «Церковной истории» также положительно говорит о Констанции:

«Был он самым добрым и кротким из всех императоров. Он единственный из современников достойно провел все время своего правления, явив себя и в остальном для всех доступным и ко всем милостивым. Он вовсе не участвовал в войне против нас, оберегал своих подданных христиан от вреда и обид, не разорял церквей и ничего иного против нас не придумывал»[42].

Христианские авторы хвалят его за мягкое отношение к их религии и невыполнение указа Диоклетиана о гонении[2]. К тому же своим умелым управлением он мог снискать почёт у своих подданных[2].

В искусстве

В литературе

Констанций Хлор является одним из главных героев повести Ивлина Во «Елена».

В легендах

Имя Констанция осталось в легендах бриттов — так, Гальфрид Монмутский в своей «Истории королей бриттов» уделяет ему несколько глав. Согласно этому произведению, Констанций был послан в Британию римским сенатом после того, как британский король Асклепиодот был свергнут Коелем. Коель согласился платить дань Риму, но вскоре умер. Констанций женился на дочери Коеля Елене и стал королём Англии. Елена родила ему сына Константина, который вступил на престол Британии, когда его отец умер в Йорке одиннадцать лет спустя[43]. Однако Генрих Хантингдонский развенчал легенду о том, что Елена была дочерью британского короля, ведь Констанций развелся с ней ещё до британского похода[44].

Напишите отзыв о статье "Констанций I Хлор"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Otto Seeck. [de.wikisource.org/wiki/RE:Constantius_1 Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (RE). Band IV] (нем.). Constantius 1). Проверено 27 мая 2012. [www.webcitation.org/67yt7WVD8 Архивировано из первоисточника 28 мая 2012].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Грант, 1998.
  3. 1 2 3 4 5 Michael DiMaio, Jr, 1996.
  4. Требеллий Поллион. История Августов. Божественный Клавдий. XIII. 2.
  5. 1 2 Southern, 2001, p. 172.
  6. 1 2 PLRE. Fl. Val. Constantius 12.
  7. 1 2 3 Potter, 2004, p. 288.
  8. Это римская военная должность.
  9. Аноним Валезия. Происхождение императора Константина. I. 2.
  10. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+03%2C+09860&r_sortierung=Belegstelle 3, 9860]
  11. 1 2 Potter, 2004, p. 280.
  12. Southern, 2001, p. 142.
  13. 1 2 3 Canduci, 2010, p. 119.
  14. 1 2 3 4 Southern, 2001, p. 145.
  15. Southern, 2001, p. 147.
  16. Современное название — Мозель.
  17. 1 2 3 Birley, 2005, p. 385.
  18. 1 2 Southern, 2001, p. 149.
  19. Birley, 2005, p. 387.
  20. Birley, 2005, pp. 385-386.
  21. 1 2 Southern, 2001, p. 150.
  22. Birley, 2005, p. 388.
  23. Аврелий Виктор. О цезарях. XXXIX. 42.
  24. 1 2 3 Potter, 2004, p. 292.
  25. Birley, 2005, p. 393.
  26. Birley, 2005, p. 403.
  27. Латинские панегирики. V. 21.
  28. 1 2 Birley, 2005, p. 373.
  29. Евтропий. Бревиарий от основания Города. IX. 23.
  30. 1 2 3 4 Southern, 2001, p. 152.
  31. Jona Lendering. [www.livius.org/cn-cs/constantius/constantius_chlorus.html Constantius I Chlorus] (англ.). Проверено 20 июня 2012. [www.webcitation.org/68b2f8xmB Архивировано из первоисточника 22 июня 2012].
  32. Евсевий Кесарийский. Жизнь блаженного василевса Константина. I. 11-13.
  33. Potter, 2004, p. 344.
  34. 1 2 Potter, 2004, p. 340.
  35. Potter, 2004, p. 342.
  36. Southern, 2001, p. 169.
  37. Southern, 2001, p. 170.
  38. Birley, 2005, p. 406.
  39. 1 2 Potter, 2004, p. 346.
  40. Canduci, 2010, p. 126.
  41. Евтропий. Бревиарий от основания Города. X. 2-3.
  42. Евсевий Кесарийский. Церковная история. VIII. 13. 12.
  43. Гальфрид Монмутский. История королей Британии. 78.
  44. Генрих Хантингдонский. История английского народа. I. 37.

Источники и литература

Источники

  1. Аврелий Виктор. Констанций и Арментарий, Север и Максимин, а также Константин и Максенций // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar-f.htm О цезарях].
  2. Зосим. Книга II // [www.tertullian.org/fathers/zosimus02_book2.htm Новая история].
  3. Евтропий. Книга IX-X // [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Evtr/index.php Бревиарий от основания Города].

Литература

  1. Jones, A. H. M. Fl. Val. Constantius 12 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 227—228. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  2. Michael DiMaio, Jr. [www.roman-emperors.org/chlorus.htm Constantius I Chlorus (305-306 A.D.)] (англ.). An Online Encyclopedia of Roman Emperors. 1996. [www.webcitation.org/658gnAI2E Архивировано из первоисточника 2 февраля 2012].
  3. Грант, М. [ancientrome.ru/imp/cons1-1.htm Римские императоры. Констанций I Хлор]. — 1998.
  4. Southern, Pat. The Roman Empire from Severus to Constantine. — London, New York: Routledge, 2001.
  5. Potter, David Stone. The Roman Empire at Bay, AD 180-395. — Routledge, 2004.
  6. Birley, Anthony. The Roman government of Britain. — Oxford University Press, 2005.
  7. Canduci, Alexander. Triumph & Tragedy: The Rise and Fall of Rome's Immortal Emperors. — 2010.

Ссылки

  • [wildwinds.com/coins/ric/constantius_I/i.html Монеты Констанция I Хлора]

Отрывок, характеризующий Констанций I Хлор

Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.