Флавий Гипатий (консул 359 года)

Фла́вий Гипа́тий Flavius Hypatius
консул Римской империи 359 года
Предшественник:	Дациан и Нераций Цереал
Преемник:	Имп. Цезарь Флавий Юлий Констанций Август (X) и Флавий Клавдий Юлиан Цезарь (III)
Отец:	Флавий Евсевий

Флавий Гипатий (или Ипатий, лат. Flavius Hypatius) — государственный деятель Римской империи IV века, консул 359 года, префект претория Италии в 382—383 годах.

Биография

Отцом Гипатия, очевидно, был Флавий Евсевий, консул 347 года. Как и вся семья, Гипатий происходил из Фессалоник. Его братом был Флавий Евсевий, с которым он разделил консульство в 359 году, а сестрой — Евсевия, ставшая женой императора Констанция II. Карьера обоих братьев стала стремительно развивать я именно после замужества их сестры.

В 363 году Гипатий, очевидно, занимал пост викария города Рима (градоначальника) — по крайней мере, конституция кодекса Феодосия, принадлежащая императору Юлиану, адресована некому викарию Рима Гипатию. Кроме того, Гипатию вместе с братом, возможно, был дан титул патриция.

У братьев возникли серьёзные неприятности во время правления Валента, в 371 году. Фаворит императора Гелиодор составил донос на Евсевия и Гипатия. Аммиан Марцеллин так описывает эти события:

«он [Гелиодор] донес на братьев Евсевия и Гипатия, блистательно отправлявших вместе консульский сан, родственников императора Констанция по первому его браку, будто они стремятся к верховной власти, строят планы относительно её достижения и предприняли некоторые действия в этом направлении; …прибавлял, будто у Евсевия имеется даже наготове императорское облачение. С жадностью ухватился за это свирепый и жестокий государь… Он приказал привести всех, на кого указывал с полной свободой обвинитель, освобожденный от действия законов, и распорядился начать следствие. Долго пытались выяснить истину заключением и узами. Тот негодяй [Гелиодор] стоял на своем в своих коварных хитросплетениях; но и тяжелые пытки не могли вынудить признания, и было совершенно ясно, что эти люди далеки от подобного рода преступлений. И однако клеветник пользовался по-прежнему почтением, а те люди были наказаны штрафом и изгнанием. Вскоре, впрочем, они были возвращены с возмещением штрафа и сохранением прежних санов и почетных отличий».

Вскоре после этого Гелиодор умер, и безутешный император организовал его похороны. При этом он приказал многим знатным людям участвовать в погребальной процессии, идя впереди гроба. В их числе был и Гипатий со своим братом, которые, таким образом, подверглись унижению.

После гибели Валента в битве при Адрианополе (378 год) Гипатий стал префектом города Рима, заняв, таким образом, одну из высших должностей в государстве (378—379 годы). При его вступлении в должность были произнесены несколько панегириков, в том числе знаменитым антиохийским ритором Либанием, чей панегирик сохранился да нашего времени.

В 382—383 гг. Гипатий занимал пост префекта претория Италии и Иллирика. В этот период известны несколько обращенных к нему конституций из кодекса Феодосия.

Год смерти Гипатия неизвестен.

Оценка

Либаний в своем панегирике очень высоко оценивает Гипатия. Впрочем, это неудивительно, так как Либаний писал именно панегирик. Более интересной является однозначно положительная оценка личности и деятельности Гипатия Аммианом Марцеллином, чей труд служит основным источником сведений о Римской империи 353—378 годов. Историк писал, что Гипатий и Евсевий «блистательно отправляли вместе консульский сан». Также, в описании погребальной процессии, в которой были вынуждены участвовать братья, Аммиан пишет о Гипатии просто восторженно:

«Первый среди них [участников процессии] — наш Гипатий, с отроческих лет блиставший добродетелями, муж разума и совета, поверявший все свои поступки абсолютным мерилом благородства; он приумножил своей славой знаменитость предков и достойными удивления делами своей префектуры, которую исправлял два раза, принес честь своему потомству на грядущие времена».

Очевидно, таким оценкам историка способствовало то обстоятельство, что Гипатий и Аммиан, возможно, были лично знакомы.

Литература

• Jones, A. H. M. Hypatius 4 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 448-449. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
• O. Seeck. Hypatius 3 // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (RE). Band IX,1, Stuttgart 1914, Sp. 249.

Отрывок, характеризующий Флавий Гипатий (консул 359 года)

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!