Евгений (узурпатор)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Флавий Евгений»)
Перейти к: навигация, поиск
Евгений
Flavius Eugenius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Римский император
22 августа 392 — 6 сентября 394
Соправитель: Арбогаст (388 — 394)
Предшественник: Валентиниан II
Преемник: Феодосий I Великий
 
Вероисповедание: Христианство, но покровительствовал Древнеримской религии
Смерть: 6 сентября 394(0394-09-06)
р. Фригид (совр. Словения)
Род: узурпатор

Фла́вий Евге́ний (лат. Flavius Eugenius, ум. 6 сентября 394) — император-узурпатор Западной Римской империи в 392394 гг.

После загадочной смерти императора Валентиниана II начальник имперской канцелярии Флавий Евгений с помощью военачальника Арбогаста был провозглашён в августе 392 года императором Запада Римской империи, что было сочтено на востоке империи узурпацией трона. 2 года правления христианина Евгения отмечены попыткой языческой реставрации на Западе. В результате интервенции императора Востока Феодосия Великого узурпатор Евгений был захвачен и казнён в сентябре 394 года.





Захват власти. 392 год

Сведения о начальной биографии Евгения исчерпываются сообщением Сократа Схоластика:

«В западных областях был один грамматик по имени Евгений. Сначала он преподавал римскую словесность, а потом, покинув школу, поступил в придворную военную службу и сделался царским секретарём»[1].

Зосима рассказал, как Евгению удалось продвинуться на службе. Благодаря образованности и умению ладить с варварами он стал ближайшим помощником римского военачальника из франков Рихомера, который рекомендовал Евгения как надёжного друга своему племяннику, полководцу Арбогасту. Когда Рихомер удалился из Италии ко двору императора Востока Феодосия Великого, Евгений стал другом Арбогаста[2].

В 391 году Арбогаст был фактически правителем в Западной Римской империи при молодом императоре Валентиниане II, а Евгений занимал должность государственного секретаря (magister scrinorum). Валентиниан, достигнув 20-летнего возраста, пожелал стать полновластным правителем, из-за чего разгорелся конфликт между ним и его полководцем Арбогастом. 15 мая 392 года в галльском городе Вьенне императора Валентиниана обнаружили мёртвым. По одной версии, он покончил жизнь самоубийством, по более распространённой — его убили по приказу Арбогаста.

Трон Западной Римской империи оказался вакантным на 3 месяца. По заведённому порядку император Востока Феодосий становился законным преемником Валентиниана, располагая полномочиями назначить нового императора-соправителя на Западе. Источники не сообщают о причинах задержки решения Феодосия, вероятнее всего, он просто не мог контролировать действия Арбогаста, который пользовался большим авторитетом в армии. Варварское происхождение Арбогаста (из франков) препятствовало ему самому стать монархом.

22 августа 392 года[3] секретарь Евгений, личный друг Арбогаста, был провозглашён императором без одобрения Феодосия. По словам Орозия, «Арбогаст сделал тираном Евгения, избрав человека, которому пожаловал лишь титул императора, а управлять империей намеревался сам»[4].

Правление

Короткое правление Евгения характеризуется его стремлением восстановить мирное сосуществование христианства и язычества (политеизм), которое при прежних императорах Грациане и Валентиниане II подвергалось гонениям. Христианские историки обвиняли Евгения в попытке языческой реставрации в империи[5], хотя его меры ограничивались разрешением свободно исполнять традиционные обряды для подданных империи, среди которых ещё многие поклонялись старым богам. Сам Евгений, по словам Созомена, был «неискренно расположен к христианскому учению»[6].

Он назначил на посты префектов Италии и Рима отца и сына Флавианов, которые увлекались гаданием по жертвенным животным и наблюдением звёзд, то есть занятиями, караемыми в Восточной Римской империи смертной казнью как колдовство[7]. В Италии с разрешения Евгения возрождались языческие храмы. Епископ Медиолана Амвросий в знак протеста на время покинул столицу (Медиолан) и даже отказывался отвечать на письма императора, пока настолько не встревожился усилением языческой партии, что послал Евгению письмо с укором[8].

После успешных карательных походов Арбогаста за Рейн при Евгении некоторое время соблюдался мир с германцами. Историк Сульпиций Александр, известный только по фрагментам из сочинения Григория Турского, оставил такое сообщение о военном походе Евгения в Галлии:

«Затем тиран Евгений, отправившись в поход, поспешил к границе Рейна, чтобы возобновить, по обычаю, союз с королями алеманнов и франков и показать диким народам огромное по тому времени войско»[9].

Свержение. 394 год

Император Феодосий резко расходился с Евгением в вопросе религиозной политики, кроме того, погибший император Запада Валентиниан был его родственником, братом жены Галлы. Когда посольство Евгения прибыло к Феодосию с целью получения признания, тот не дал определённого ответа, но, богато одарив послов, отправил их обратно, а сам начал приготовления к войне. Намерение Феодосия не признавать узурпатора Евгения проявилось в январе 393 года, когда он провозгласил младшего сына Гонория императором-соправителем. Старший сын Аркадий стал соправителем отца и наследником Восточной Римской империи ещё раньше.

Летом 394 года Феодосий двинул армию в Италию.

6 сентября 394 года[1] в предгорьях восточных Альп на реке Фригид (в совр. Словении) состоялось генеральное сражение. Передовой отряд войска Феодосия из 10 тысяч готов был полностью истреблён Арбогастом, что современник событий Орозий счёл «скорее благом, чем потерей».[10] Положение Феодосия было критическим, и лишь наступление темноты спасло его от полного разгрома. По Зосиме, Евгений после прекращения боевых действий стал преждевременно праздновать победу и раздавать награды[11]. Однако полководец Арбогаста Арбицион перешёл на сторону Феодосия, что, возможно, стало решающим фактором в поражении Евгения и Арбогаста[10].

На исходе дня в наступившей темноте воины Феодосия прорвались в лагерь узурпатора к его палатке[11]. Евгений был схвачен и немедленно обезглавлен. Его голову на пике показали его войскам, которые в массе своей перешли на сторону Феодосия. Арбогаст бежал в горы, за ним выслали погоню, и он закололся, чтобы избежать пленения.

Император Феодосий на несколько месяцев стал единым правителем всей Римской империи. Перед своей кончиной в январе 395 года он успел назначить сына Гонория императором Западной Римской империи, доверив его под защиту своего полководца Стилихона.

Напишите отзыв о статье "Евгений (узурпатор)"

Примечания

  1. 1 2 Сократ Схоластик, 5.25
  2. Зосима, 4.54
  3. Проспер Акв., Хроника, 392 г.
  4. Орозий, 7.35
  5. К примеру Паулин в Житие Св. Амвросия сообщает, будто префект Евгения Флавиан и Арбогаст угрожали превратить здание христианской церкви в Медиолане в конюшню и отправить монахов в армию.
  6. Созомен, 7.22
  7. Созомен, 7.22. См. о борьбе с язычеством в Восточной империи в статье Феодосий I Великий
  8. Амвр., 57-е письмо
  9. Григорий Турский, 2.9
  10. 1 2 Орозий, 7.35; Павел Диакон, Римская история, 12.1
  11. 1 2 Зосима, 4.55—58

Ссылки

  • Walter Roberts. [www.roman-emperors.org/eugene.htm Flavius Eugenius (392—394), De Imperatoribus Romanis]
  • Jones A.H.M., Martindale J.R., Morris J. The Prosopography of the Later Roman Empire: Volume I A.D. 260—395. Cambridge University Press: Cambridge, 1971. Fl. Eugenius 6.

Отрывок, характеризующий Евгений (узурпатор)

Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.