Флавий Эводий
Фла́вий Эво́дий Flavius Euodius | ||
| ||
---|---|---|
386 | ||
Флавий Эводий (Еводий) (лат. Flavius Euodius) — государственный деятель Римской империи второй половины IV века, консул 386 года.
В 385—386 годах занимал пост префекта претория Галлии при императоре Магне Максиме. Характеристики Эводия есть в произведениях Сульпиция Севера. Так, в своей «Хронике» тот, рассказывая о Присциллиане, пишет, что Магн Максим
«… передал дело [Присциллиана — Wiki] префекту Эводию, мужу строгому и суровому. Тот, за два заседания рассмотрев дело и уличив Присциллиана, не стремившегося даже запираться в своем гнусном учении, в преступлении, ночью, собрав презренных женщин, подослал их к нему, поскольку Присциллиан в это время имел обыкновение молиться один; ночью же об этом объявили всем и взяли Присциллиана под стражу до тех пор, пока не отправят к императору. Обо всем этом доложили во дворец и император решил, что Присциллиана и его сообщников следует приговорить к смертной казни»[1].
Эводий был сделан Максимом консулом, эту почетную должность он занял вместе с сыном императора Феодосия I, будущим императором Гонорием, которому на тот момент не было и двух лет. Хотя Гонорий формально не являлся императором и носил титул nobilissimus puer (с лат. — «благороднейший ребенок»), он, как родственник императора, считался первым консулом и его имя, соответственно, стояло впереди имени Еводия в надписях. В 386 году отношения между Феодосием I, Валентинианом II и Магном Максимом были ещё достаточно ровные, Максим был признан законным соправителем Валентиниана и Феодосия и, соответственно, его консул Еводий был признан во всей империи.
Сульпиций Север упоминает консула Эводия в «Житии Мартина Турского» как одного из влиятельнейших соратников Максима:
«На пир этот собрались, словно на праздничное торжество, главнейшие и выдающиеся мужи префект, он же консул Эводий, муж, для которого никогда никакого закона не существовало, двое комитов, наделенных высшей властью, брат императора и дядя»[2].
Дальнейшая судьба Эводия неизвестна.
Напишите отзыв о статье "Флавий Эводий"
Примечания
- ↑ Сульпиций Север. Хроника. II. 50. 7. См также: Проспер Тирон. Хроника. Год 385.
- ↑ Сульпиций Север. Житие святого Мартина. XX. 4.
Литература
- Jones, A. H. M. Flavius Euodius 2 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 297. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
- Bagnall R. S., Cameron A., Schwarts S. R., Worp K. A. Consuls of the Later Roman Empire. — Atlanta, Georgia, 1987. — P. 306-307. — ISBN 155540099X, ISBN 9781555400996.
Отрывок, характеризующий Флавий Эводий
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.