Флавий Клеарх

Флавий Клеарх лат. Flavius Clearchus
Консул Римской империи
384 год
Дети:	Клеарх (?)

Флавий Клеарх (лат. Flavius Clearchus) — римский государственный деятель второй половины IV века, консул 384 года. Занимал ряд гражданских должностей при восточном дворе, пользовался большим влиянием.

Биография

Флавий Клеарх происходил из зажиточной семьи, жившей в области Теспротия, которая располагалась в провинции Старый Эпир. Его отец занимал множество должностей и, по сообщению ритора Либания, умер в бедности. В детстве Клеарх и его младший брат проходили обучение у философа и софиста Никокла. Переселившись в Константинополь, в 356 или, возможно, 357 году он посетил Антиохию, и в течение некоторого времени (до 363 года) входил в число сподвижников философа Фемистия.

С 359 года Клеарх занимал ряд неизвестных должностей в Константинополе, а в 360 году был повышен до более высокого ранга. Вполне возможно, что он был назначен на пост асессора в течение этого периода. Из одного письма Либания авторы Prosopography of the Later Roman Empire делают вывод, что, возможно, определенное время Клеарх руководил провинцией Европа. Увеличение политического влияния Клеарха было отмечено включением его в состав сенатского посольства, отправленного в Антиохию, чтобы приветствовать нового императора Иовиана после восхождения последнего на престол.

С 363 по 366 год Клеарх занимал должность викария диоцеза Азия. В 364 году он вмешался в судопроизводственный процесс, чтобы обеспечить оправдательный приговор Александру Гелиополисскому, бывшему наместнику Сирии. В 365 году его попросили вмешаться в инцидент в Перге, касающийся Метрофана, наместника Памфилии. Во время восстания Прокопия Клеарх сохранил верность императору Валенту и рисковал своей жизнью, оказывая поддержку законному государю. Он подверг критике префекта претория Востока Сатурния Секунда Саллюстия, обвинив его в лени и неспособности вовремя затушить пламя мятежа.

По всей видимости, в качестве награды за верность, Валент назначил Клеарха проконсулом Азии. Он занимал этот пост с 366 по 367 год, в течение которого ему удалось добиться снятия Саллюстия с занимаемой им должности и обеспечить назначение Авксония на его место. Клеарх также защитил философа Максима Эфесского, который был признан виновным в незаконном обогащении, выпустив его из-под стражи и вернув ему его имущество. В 372—373 годах Клеарх был префектом Константинополя. Он провёл открытие акведука Валента и Нимфеума на форуме Феодосия. Во второй раз префектом Константинополя Клеарх был с 382 по 384 год. В 384 году он занимал должность ординарного консула вместе с Флавием Рихомером. Затем, как можно сделать вывод из писем Либания, его влияние пошло на убыль, и всякие упоминания о нём исчезают из источниках.

Клеарх был язычником. Он состоял в переписке с софистом Либанием. Его сыном, возможно, был префект претория Иллирика Клеарх.

Источники и литература

Источники

1. Либаний. [archive.org/details/operarecensuitri10libauoft Письма].

Литература

1. Jones, A. H. M. Clearchus 1 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 211—212. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
2. Bagnall R.S., Cameron A., Schwarts S.R., Worp K.A. Consuls of the Later Roman Empire. — Atlanta, Georgia, 1987.
3. Lenski, Noel Emmanuel. Failure of Empire: Valens and the Roman State in the Fourth Century A.D.. — University of California Press, 2002.
4. Potter, David Stone. The Roman Empire at Bay, AD 180-395. — Routledge, 2004.

Персоналии   Древний Рим

Отрывок, характеризующий Флавий Клеарх

– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.