Ромул Август

Флавий Ромул Август лат. Flavius Romulus Augustus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Тремиссис с портретом Ромула Августа</td></tr>
Император Западной Римской империи
31 октября 475 — 4 сентября 476
Предшественник:	Юлий Непот
Вероисповедание:	христианство
Рождение:	около 460
Смерть:	после 507
Отец:	Флавий Орест

Фла́вий Ро́мул А́вгуст (лат. Flavius Romulus Augustus), прозванный Ромул Августул (лат. Romulus Augustulus букв. Ромул «мелкий Август») и Момиллус (лат. Momyllus букв. «мелкий позор»), более известный в римской историографии как Ро́мул Авгу́ст, — последний император Западной Римской империи, правивший в 475—476 годах.

Ромул, отличавшийся только своей красотой, был возведён на престол в юношеском возрасте своим отцом, военачальником Орестом, который сверг императора Юлия Непота. Однако его притязания на престол не были признаны ни галльским наместником Сиагрием, ни правителем Восточной Римской империей, ни отправившимся править в Далмацию Непотом. За малолетнего императора правил его отец. В итоге, после десятимесячного правления Ромул был свергнут вождем герулов Одоакром и отправлен в изгнание в Кампанию, где и жил, по всей видимости, до самой своей смерти.

Биография

Происхождение и восхождение на престол

Отцом Ромула был выходец из Паннонии магистр италийской армии и патриций Флавий Орест, а матерью дочь комита Норика Ромула, происходившего из Поэтовиона (совр. Птуй). Будущий император родился приблизительно около 460 или 461 года и был назван в честь своего деда. Известно, что Ромул носил имя Август ещё до своего восхождения на престол. Этот вывод делается на основании следующей надписи на его монетах: «Dominus Noster Romulus Augustus Pius Felix Augustus» (рус. Наш господин Ромул Август Благословленный Счастливый Август). Также Ромула иногда называют Августулом (рус. Маленький Август, Августёнок) из-за его юного возраста, а греки насмешливо отзывались о нём, как о «маленьком позоре» — Момиле (лат. Momylos). Позднее многие историки подмечали то, что по иронии судьбы Ромул Август соединил и, по выражению Э. Гиббона, опозорил, в себе имена основателя Рима и его первого императора.

Отец Ромула, Орест, бывший некогда секретарём (нотарием) при Аттиле, был возведён в звание военного магистра по приказу императора Юлия Непота в 475 году, заменив на этом посту Экдиция Авита. Вскоре после этого назначения Орест по просьбе симпатизировавших ему солдат поднял восстание против Юлия Непота и захватил столицу Западной Римской империи Равенну. Когда император узнал об этом, то он бежал в Далмацию в августе 475 года, где его дядей Марцеллином было основано полуавтономное государство. После этого военачальник, по всей видимости, занимает выжидательную позицию в течение около двух месяцев, возможно, ожидая реакцию со стороны восточного императора. И наконец, 31 октября 475 года Орест, отказавшись по какой-то неизвестной причине от титула императора, возвёл на престол своего малолетнего сына Ромула. Возможно, он решил, что римляне были бы более готовы принять его сына, в котором текло больше римской крови, чем в нём самом, в качестве государя. Тем не менее, военачальник фактически стал править империей вместо своего сына. Кроме того, по сообщению византийского историка Евагрия Схоластика, Орест провозгласил себя королём.

Правление

Ко времени вступления на престол Ромула Августа Западная Римская империя находилась на грани исчезновения. Императорская власть распространялась только на Италию и небольшую часть Южной Галлии. Восточноримский император Лев I Макелла, который скончался в 474 году, возводил на престол Западной Римской империи двух людей — Прокопия Антемия и Юлия Непота, поэтому его преемник Зенон, так же как и наместник Северной Галлии Афраний Сиагрий отказались признать Ромула императором Запада, считая его обыкновенным узурпатором.

Из-за своего малолетства Ромул не оставил никаких следов деятельности кроме золотых солидов, которые чеканились в Риме, Медиолане, Равенне и Арелате, и были предназначены, по всей видимости, для оплаты услуг варваров, служивших в западноримской армии. Несколько найденных серебряных монет были выпущены в Равенне, однако медные монеты эпохи правления Ромула неизвестны. Наиболее серьезной проблемой, с которой столкнулся новый государь, было управление разношерстными войсками варварских наёмников. После десятимесячного правления против Ромула и его отца было поднято восстание армией, которая практически полностью состояла преимущественно из герулов, ругов и скиров. Они знали, что римское правительство заключило с германцами других частей Западной Римской империи договоренность, согласно которой местные землевладельцы должны были выделять определенную часть от своих владений иммигрантам. Однако этот принцип никогда не распространялся на Италию, но солдаты из германских племён, расквартированные на полуострове, заявили, что подобные действия должны быть предприняты также и в их пользу. Они не настаивали на том, чтобы им выделяли две трети земли, как это было сделано в начале V века императором Гонорием по отношению к вестготам, которые напали на Галлию. Легионеры утверждали, что для удовлетворения их просьбы хватило бы и одной трети земель. Вопреки их ожиданиям Орест отказал солдатам в этом прошении. Также, возможно, Орест изначально обещал солдатам землю в качестве награды за свержение Юлия Непота, поэтому они и выступили против него. Другой причиной бунта было ухудшение финансирования казной римской армии по причине небольших доходов с территории одной только Италии, в связи с чем солдаты также выходили из повиновения властям.

Раздражённые солдаты выбрали себе предводителя в лице одного из главных военачальников Ореста Флавия Одоакра. По происхождению Одоакр был германцем (скиром или, предположительно, ругом), его отец служил при Аттиле послом в Константинополе. После смерти Аттилы он вступил в армию западного императора Прокопия Антемия и помогал Оресту свергнуть Юлия Непота.

Столкнувшись с враждебным отношением к себе войск, Орест заперся в окружённом мощными стенами Тицине, который был взят и разграблен. Около Плацентии 28 августа 476 года он был взят в плен и казнён. Его брат Павел погиб в сражении в лесу неподалёку от Равенны, и тогда Одоакр, войдя в город, заставил Ромула отречься от престола империи 4 сентября того же года. Как только восставший военачальник узнал о повторном вступлении восточного императора Зенона Исаврянина на престол, он отправил от имени низложенного Ромула Августа сенатскую делегацию в Константинополь с соответствующим сообщением о том, что

«не было никакой нужды составлять им особенное царство; что для обеих сторон довольно было одного Зинона как общего их императора; что сенат римский вручил главное начальство Одоаху [Одоакру], человеку, который по государственному уму и воинственности способен охранять государство».

Также сенат просил Зенона присвоить Одоакру титул патрикия и вверить ему управление Италией. Зенон не сразу, но всё же исполнил их просьбу. Одоакр впоследствии присягнул на верность императору Восточной Римской империи и правил в Италии как представитель византийской власти. Поэтому теоретически империя оставалась единой.

Жизнь после правления

Свержение последнего императора Западной Римской империи Ромула Августа Одоакром 4 сентября 476 года считается традиционной датой падения Западной Римской империи, хотя формально она продолжала существовать до того момента, когда в своих далматийских владениях в 480 году не был убит свергнутый император Юлий Непот, после смерти которого Одоакр выслал в Константинополь императорские инсигнии. До 486 года наместник Галлии Афраний Сиагрий удерживал Суассонскую область, а милиция Норика и Реции продолжала сражаться с варварами. Также 476 год современной наукой считается годом окончания эпохи античности. Однако известный ирландский историк Джон Багнелл Бьюри, говоря о 476 годе как о годе падения Западной империи, уточняет, что «эта фраза неточна и неудачна, и представляет произошедшие изменения в ложном свете. Никакая Империя не пала в 476 году; не было никакой „Западной Империи“, которая могла бы пасть. Была только одна Римская империя, которой иногда управляли двое или более Августов… Важно понять, что с конституционной точки зрения Одоакр был преемником Рицимера…». Восточная Римская (или Византийская) империя пережила Западную на почти тысячелетие и прекратила своё существование только в 1453 году после завоевания турками-османами Константинополя.

Судьба Ромула после его свержения точно неизвестна. Аноним Валезия сообщал, что Одоакр, «пожалев его из-за малого возраста и, тронутый его красотой», пощадил Ромула и предоставил ему ежегодную пенсию в 6 тысяч солидов и отправил в ссылку вместе с матерью в кампанский дворец Лукулла на мизенском мысу. Однако Иордан и Марцеллин Комит не упоминают ни о какой ежегодной пенсии. Лукулланский дворец был построен известным римским военачальником эпохи республики Луцием Лицинием Лукуллом (консул 74 года до н. э.), и служил виллой для императора Тиберия. С Ромулом отправились различные родственники и значительная свита.

Источники сходятся во мнении, что Ромул поселился во дворце Лукулла. После этого о Ромуле нет никаких упоминаний. По всей видимости, Ромул являлся основателем монастыря неподалёку от дворца. Монастырь Ромула, однако, приобрёл значительную известность во время понтификата Григория I Великого и существовал ещё в X веке.

Магн Аврелий Кассиодор, секретарь короля остготов Теодориха Великого, написал письмо некоему Ромулу в 507 году, которое подтверждало выдаваемую тому пенсию. Томас Ходжкин, переводчик работ Кассиодора, писал в 1886 году, что Ромул Август и упоминаемый в письме Кассиодора Ромул, возможно, являются одним и тем же человеком. По-видимому, бывший император умер до восстановления византийской власти в Италии (то есть до середины VI века) поскольку историк Прокопий Кесарийский, который писал о Ромуле как о последнем правителе западной части империи, не упоминает о бывшем императоре как о живом в описании византийско-готских войн.

Ромул Август в культуре

Наиболее известные художественные произведения, в которых Ромул Август фигурирует как главный или один из главных героев:

• В кинофильме 2007 года «Последний легион», снятому по мотивам одноимённого романа итальянского историка и писателя Валерио Массимо Манфреди Ромула Августа сыграл Томас Сангстер.
• В исторической комедии швейцарского прозаика и драматурга Фридриха Дюрренматта «Ромул Великий» (1949 год) Ромул Август фигурирует как главный герой.

Литература

Источники

• Аноним Валезия. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Excerpta_Valesiana/2*.html Теодорихова хроника].</span>
• Магн Аврелий Кассиодор. Variae // III. 95.</span>

Литература

• Гиббон, Эдуард. История упадка и разрушения Великой Римской империи. — М. : ТЕРРА, 2008. — Т. 4. — ISBN 978-5-275-01704-5.</span>
• Грант, М. [ancientrome.ru/imp/romulau.htm Ромул Август] // Римские императоры. — М. : ТЕРРА — Книжный клуб, 1998.</span>
• Рыжов, К. В. [www.hrono.ru/biograf/bio_r/romul_avgustul.php Ромул Августул] // Все монархи мира. Греция, Рим, Византия. — М. : Вече, 2001.</span>
• Хизер, Питер. Падение Римской империи. — М., 2010. — 800 с. — ISBN 978-5-17-057027-0.</span>
• Bryce, James Bryce. The Holy Roman Empire : [англ.]. — Schocken Books, 1961.</span>
• Martindale, J. R. Romulus Augustus 4 // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 949—950. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].
• Gibbon, Edward. The History of the Decline and Fall of the Roman Empire : [англ.] / David Womersley, ed. — L. : Penguin Books, 1994. — Vol. 3.</span>
• Heather, Peter. Medieval Europe: A Short History : [англ.]. — N. Y. : McGraw Hill, 1995.</span>
• Hollister, C. Warren. The Fall of the Roman Empire : [англ.]. — L. : Penguin Books, 2005.</span>
• Murdoch, Adrian. The Last Roman: Romulus Augustulus and the Decline of the West : [англ.]. — Stroud : Sutton, 2006.</span>
• Norwich, John Julius. Byzantium: A Short History : [англ.]. — N. Y. : Vintage, 1997. — 496 p. — ISBN 0-679-45088-2.</span>

Ссылки

• [wildwinds.com/coins/ric/romulus_augustus/i.html Roman Imperial Coins of Romulus Augustus]. — Монеты Ромула Августа. Проверено 19 июля 2013.
• [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/romulusaugustulus_01.htm Romulus August(ul)us]. Imperium-Romanum.com. Проверено 14 мая 2014. [www.webcitation.org/65EB2zjB9 Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
• Mathisen, Ralph W.; Nathan, Geoffrey. [www.roman-emperors.org/auggiero.htm Romulus Augustulus (475—476 A.D.) — Two Views]. An Online Encyclopedia of Roman Emperors (26 августа 1997). Проверено 11 мая 2014. [www.webcitation.org/65EB2YYyc Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].

Древний Рим   Персоналии

Отрывок, характеризующий Ромул Август

– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.