Флаг Танзании

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Флаг Объединённой Республики Танзания
Танзания

Утверждён

30 июня 1964

Пропорция

2:3

Государственный флаг Танзании — принят 30 июня 1964 года. Объединяет в себе дизайн флага Танганьики с синим цветом из флага Занзибара.





Описание и символика

Флаг Танзании представляет собой прямоугольное полотнище с восходящей[1] чёрной диагональной полосой, верхний треугольник у древка зелёного цвета, нижний треугольник у свободного края полотнища — синего цвета. Чёрная диагональная полоса и треугольники отделены тонкими жёлтыми полосками. Отношение ширины флага к его длине — 2:3. Ширина чёрной полосы составляет 13/48 ширины флага, ширина каждой жёлтой полоски равна 1/16 ширины флага.

Цвета имеют следующее значение:

  • Зелёный цвет символизирует растительность Танзании.
  • Голубой цвет олицетворяет многочисленные озёра и реки страны, а также Индийский океан.
  • Чёрный цвет символизирует коренное африканское население.
  • Жёлтый цвет символизирует богатство Танзании полезные ископаемые.[2]

Исторические флаги

Германская Восточная Африка

28 марта 1884 года Карл Петерс с компаньоном создал Общество германской колонизации (нем. Gesellschaft für deutsche Kolonisation), целью которого было заявлено создание немецких переселенческих и торговых колоний в Африке. Осенью 1884 года К. Петерс возглавил экспедицию в Восточную Африку, где во внутренних районах континента, вне владений султана Занзибара, ему удалось заключить с 12 племенными вождями договора «о защите», по которым протекторат Общества был установлен над землями Усегуа, Нгуру, Усагара и Уками.

Правительство Германской империи было против деятельности К. Петерса, канцлер Бисмарк запретил любую поддержку экспедиций К. Петерса и после его возвращения назвал заключённые К. Петерсом договора «бумажками с крестами неграмотных негров вместо подписей». К. Петерс приводил в пример деятельность Международной Ассоциации Конго во главе с бельгийским королём Леопольдом II, которая установила контроль над обширными территориями в бассейне реки Конго. К. Петерса поддержали национал-либералы в Рейхстаге, его Обществу были предоставлены государственные гарантии страхования рисков и 7 сентября 1885 года Общество германской колонизации было преобразовано в Немецко-Восточноафриканское Общество (нем. Deutsch-Ostafrikanische Gesellschaft, DOAG) во главе с К. Петерсом, как его первым президентом.

Первым флагом Общества было красное полотнище с широкой белой каймой, по углам которой были изображены чёрные кресты. На полотнище был изображён стоящий под деревом лев, а над ним — условное изображение созвездия Южного Креста.

Этот флаг поднимали вожди племён, с которыми эмиссары Общества заключали договоры «о защите». С ними соперничали представители султана Занзибара, которые в знак принадлежности земель Занзибару поднимали красный флаг.

29 октября 1886 года было подписано германо-британское соглашение о разделе сфер интересов в Восточной Африке, по которому к сфере Великобритании была отнесена территория современной Кении, а территории южнее неё — к сфере интересов Германии в лице Немецко-Восточноафриканского Общества. При этом обе стороны признали суверенитет султана Занзибара над прибрежной полосой шириной 10 миль от мыса Делгаду на юге до реки Джубба на севере.

1 июля 1890 года между Германией и Великобританией был подписан договор о колониях и Гельголанде, по которому Великобритания обязалась повлиять на султана Занзибара о передаче Немецко-Восточноафриканскому Обществу прибрежной полосы (полоса была уступлена султаном Занзибара за 4 млн немецких марок).

20 ноября 1890 года по договору между правительством Германии и Немецко-Восточноафриканским Обществом суверенитет над ранее приобретёнными им землями и управление ими перешли к правительству Германии, Обществу была оставлена только экономическая деятельность и оно получило привилегированный статус (включая право на выпуск собственных денег). В 1891 году бывшие владения Немецко-Восточноафриканского Общества получили официальное название Протекторат Германская Восточная Африка (нем.  Schutzgebiet Deutsch-Ostafrika)

Приблизительно в 1892 году К. Петерс создал новый флаг Общества, который повторял дизайн и расцветку знамён средневекового Немецкого (Тевтонского) ордена — белое полотнище с прямым чёрным крестом, верхний крыж которого был красный с условным изображением созвездия Южного Креста из пяти белых пятиконечных звёздочек. Этот флаг получил широкую известность и в ряде источников приводится, как флаг Германской Восточной Африки. На самом деле у Германской Восточной Африки до самого конца её существования не было своих герба и флага. В 1914 году под наблюдением статс-секретаря имперского колониального ведомства Германии Вильгельма Сольфа были разработаны проекты гербов и флагов для всех германских колониальных владений. Проекты гербов представляли собой увенчанные германской императорской короной щиты, в серебряной главе которых был изображён прусский чёрный одноглавый орёл с чёрно-серебряным щитком из родового герба Гогенцоллернов на груди, а в основном поле щита изображалась собственно эмблема владения. Для Германской Восточной Африки это была серебряная голова льва в червлёном (красном) поле. В качестве флагов колониальных владений предлагалось утвердить чёрно-бело-красный национальный и торговый флаг Германии с эмблемой в виде щита, содержащий нижнюю часть из герба (то есть символ собственно колонии или протектората). Но начавшаяся Первая мировая война помешала осуществлению этого плана и гербы и флаги германских колониальных владений никогда не были утверждены.

Танганьика

В ходе Первой мировой войны на территории Германской Восточной Африки боевые действия продолжались до ноября 1918 года, когда после Ноябрьской революции в Германии германские колониальные войска сложили оружие и территория Германской Восточной Африки была оккупирована британскими войсками (за исключением территории Руанда-Урунди, которая была оккупирована бельгийскими войсками, и «треугольника Кионга», оккупированного португальскими войсками).

Уже в 1919 году появилась эмблема (англ. badge) британской администрации — голова жирафа в белом круге. Эта эмблема в лавровом венке изображалась на флаге губернатора и на кормовом британском «красном флаге» (англ. red ensign) торговых судов. Суда британской администрации в качестве кормового несли британский служебный «синий флаг» (англ. blue ensign) с изображением головы жирафа без белого круга. Официальным флагом на суше являлся флаг Великобритании.

В 1922 году Лига Наций предоставила Великобритании мандат группы «B» на управление бывшей Германской Восточной Африкой (за исключением Руанда-Урунди, мандат на управление которой был предоставлен Бельгии, «треугольник Кионга» был возвращён в состав португальских владений в Мозамбике), подмандатная территория получила официальное название Территория Танганьика (англ. Tanganyika Territory).

После прекращения существования Лиги Наций Генеральная Ассамблея ООН 13 декабря 1946 года поручила Великобритании осуществлять опеку над Танганьикой, которая получила официальное название Подопечная Территория Объединённых Наций Танганьика (англ. United Nations Trust Territory of Tanganyika).

7 июля 1954 года Ассоциация африканцев Танганьики (ТАА, создана в 1929 году) была преобразована в политическую партию — Африканский Национальный Союз Танганьики, ТАНУ (англ. Tanganyika African National Union, TANU), флагом которой с 1958 года было полотнище из трёх горизонтальных равновеликих полос — светло-зелёной, чёрной и светло-зелёной. Зелёный цвет символизировал растительные богатства страны, а чёрный цвет — коренное население страны (народы банту).

На выборах в сентябре 1958 года и в августе 1960 года Африканский Национальный Союз Танганьики получил большинство в Законодательном Совете, его лидер Джулиус Ньерере стал премьер-министром первого правительства африканского большинства, сформированного после предоставления Танганьике 1 мая 1961 года полного внутреннего самоуправления. Фактическим (неофициальным) флагом страны стал флаг ТАНУ.[3]

На основе этого флага правящей партии британская Геральдическая Коллегия разработала в 1961 году проект флага для независимого государства, добавив к нему разделительные золотые полоски шириной в 1/16 ширины полотнища (для лучшего зрительного восприятия флага в соответствии с основным геральдическим правилом неналожения финифти на финифть).[4]

1 октября 1961 года была прекращена опека ООН и 9 декабря 1961 года была предоставлена независимость доминиону Танганьика, главой которого была королева Великобритании, представленная генерал-губернатором, флагом которого являлось тёмно-синее прямоугольное полотнище с изображением в центре британской короны с нашлемником (англ. badge) в виде золотого британского льва, ниже которых была расположена золотая лента с чёрной надписью «TANGANYIKA».

Через год, 9 декабря 1962 года, страна была провозглашена республикой (Республика Танганьика), её флаг остался без изменений.

Занзибар

До 1861 года Султанат Занзибар был частью Султаната Оман1840 году столица Султаната Оман была перенесена из Маската на Занзибар, являвшийся главным восточноафриканским центром работорговли и выращивания гвоздичного дерева), и сохранил в дальнейшем его красный флаг.

1 июля 1890 года над Султанатом Занзибар был установлен британский протекторат, с 1918 года флагом британского резидента стал флаг Великобритании, в центре которого была изображена эмблема — под британской короной плывущая парусная лодка доу с красным флагом на корме. Штандартом султана, кормовым флагом административных и торговых судов было красное прямоугольное полотнище без каких-либо изображений и надписей.

При предоставлении 10 декабря 1963 года независимости Султанату Занзибар в центр красного полотнища был добавлен зелёный круг с изображением двух золотых бутонов гвоздичного дерева, символизирующих основную сельскохозяйственную культуру островов.

Уже 12 января 1964 года султан был свергнут в результате кровавого антиарабского восстания представителей афро-ширазского большинства населения, возглавленного марксистской революционной группой «Комитет 14-ти»[5] под руководством личного уполномоченного лидера Кубы Фиделя Кастро[6] участника восстания Мау-мау в Кении, самозваного «фельдмаршала» Джона Окелло, была провозглашена Народная Республика Занзибара и Пембы, флагом которой стало полотнище из трёх горизонтальных полос — чёрной, жёлтой и голубой.

Через несколько дней резни арабского и азиатского населения (в которой погибли до 15 тысяч мирных жителей из числа арабов и индийцев, десятки тысяч эмигрировали) радикальных революционеров оттеснила от власти более умеренная партия Афро-Ширази и флагом страны с 17 января 1964 года стал её партийный сине-чёрно-зелёный флаг, к которому вдоль древкового края была добавлена узкая белая полоска (шириной в 1/36 длины флага).

Пемба

Флаг Народной Республики Пемба представлял собой собой прямоугольное полотнище красного цвета с схематическим изображением острова Пемба зелёного цвета.

Объединённая Республика Танганьики и Занзибара

26 апреля 1964 года Республика Танганьика и Народная Республика Занзибара и Пембы объединились на федеративных началах (сохранялись законодательные органы, правительство и законодательство каждой страны) в единую страну — Объединённую Республику Танганьики и Занзибара, символом которой стал принятый 30 июня 1964 года новый флаг, созданный на основе флага Республики Танганьика: вместо чёрной горизонтальной полосы стала изображаться чёрная восходящая диагональная полоса, была добавлена синяя часть из флага Народной Республики Занзибара и Пембы, золотые разделительные полоски стали изображаться жёлтыми.

29 октября 1964 года страна приняла новое название — Объединённая Республика Танзания.

Напишите отзыв о статье "Флаг Танзании"

Примечания

  1. То есть расположенной из нижнего древкового угла до верхнего свободного угла флага.
  2. [archive.is/20120529115134/www.tanzania.go.tz/profilef.html The National Flag]. (англ.)
  3. Mauro Talocci, Guide to the Flags of the World. — Milano, Arnoldo Mondadori Editore, 1977, p.129. (англ.)
  4. [www.britannica.com/EBchecked/topic/1355540/flag-of-Tanzania Whitney Smith.- Flag of Tanzania, in:Encyclopædia Britannica]. (англ.)
  5. Овчинников В. Е. История Танзании в новое и новейшее время. — М.:Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1986, С.168.
  6. [www.agentura.ru/dossier/izrail/people/falkov/africa/ Африканский плацдарм, Версия, 10.02.2003].

Ссылки

  • [www.crwflags.com/fotw/flags/tz.html FOTW Flags Of The World website. Tanzania]. (англ.)
  • [www.flaggenlexikon.de/ftangani.htm Исторические флаги Танганьики]. (нем.)
  • [www.flaggenlexikon.de/fsansiba.htm Исторические флаги Занзибара]. (нем.)

Отрывок, характеризующий Флаг Танзании

– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.