Фладд, Роберт
| Роберт Фладд | |
| Robert Fludd | |
 | |
| алхимик, герметист, оккультист | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Статьи о герметизме
|
|---|
|
Пантеон Главные книги Источники мудрости мира Герметические движения Орден розенкрейцеров · Мемфис-Мицраим · Орден Розы и Креста · Орден Золотой Зари · Aurum Solis Связанные темы Последователи учения |
Роберт Фладд (англ. Robert Fludd, 1574, Берстед</span>ruen — 1637, Лондон) — английский врач, философ-мистик, астролог, музыковед и теоретик музыки.
Содержание
Биография
Из англиканской семьи, сын высокого правительственного чиновника, среди его предков — вождь одного из кельтских племен Кунеда ап Эдерн. Учился в Оксфордском университете; сначала был военным, потом занялся изучением богословия, медицины и тайных наук, долго путешествовал по Франции, Испании, Италии и Германии, где познакомился со многими выдающимися учеными и приобрел значительную эрудицию. Вернувшись в Англию, получил ученую степень доктора медицины в Оксфордском университете, который в 1606 году возбудил против него преследование за отрицательное отношение к учению Галена. Поселившись в Лондоне, занялся врачебной практикой и литературной деятельностью. Фладд переписывался с Иоганном Кеплером по поводу герметических традиций. Полемизировал с Мерсенном и Гассенди.
Труды
Сочинения Фладда составляют 8 томов in folio. Он писал частью под своим именем, частью под псевдонимом Rudolf Otreb и Joachim Frizius.
В медицине Фладд был последователем Парацельса, в философии — сторонником гностических и неоплатонических представлений. Фладд постоянно привлекал алхимию и астрологию в своих рассуждениях, иногда даже отождествляя философский камень с Христом. Ему принадлежат несколько проектов вечного двигателя. Занимался изучением механизма кровообращения, исходя из аналогии макро- и микрокосма, его наблюдения подтвердил на опытной основе Уильям Гарвей. Членство Флада в ордене розенкрейцеров не доказано, но он написал два трактата в их защиту. Сведения о его принадлежности к Приорату Сиона, как и о самом Приорате, — из области исторических мистификаций.
Среди философских трактатов Фладда следует упомянуть
- «Philosophia mosaica» (1638),
- «Philosophia sacra et vere christiana» (1629),
- «Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia» (1617),
- «De naturali, supernaturali, praeternaturali et contranaturali microcosmi historia» (1619—1621).
В этих трактатах общие вопросы часто чередуются с частными; так, за описанием небес эмпирейского (coeli empyrei), эфирного и элементарного следует ряд псевдонаучных трактатов, в которых рассматриваются и военное искусство, и приложение геометрии к живописи, и постройка крепостей и так далее.
В философии Φладда столько разнообразных элементов и они переплетены столь искусственным образом, что автор чувствовал постоянную необходимость в наглядном изображении своих отвлеченных воззрений; поэтому его сочинения, и в особенности трактат «Utriusque cosmi metaphysica, physica atque technica historia», переполнены вычурными гравюрами, в которых автор старается разъяснить отношение Божества к элементам и т. д. Эти гравюры много раз воспроизводились поздними авторами в книгах по «тайным наукам».
Краткое критическое изложение философских воззрений Фладда дано Гассенди и сводится к следующему[1].
Фладд уверен, что его философия представляет изложение откровения, которое было даровано первому человеку и перешло путём предания к Моисею. Христос вторично дал человеческому роду это учение. В древнее время Пифагор, Платон и Гермес Трисмегист, знавшие книгу Моисея, отчасти выразили в своих сочинениях истинную философию, умолчав об источниках её.
Бог есть начало и конец всего; все из него возникает и все к нему возвращается. Бога можно рассматривать двояко: во-первых, до его обнаружения в созданном им мире; во-вторых, в его обнаружениях. В первом смысле Бог есть непостижимое единство, в коем всякое различение исчезло; во втором — обнаружение тех скрытых противоположностей, которые в мире существуют как деятельное формальное начало света и страдательное материальное начало тьмы. Свет есть божественная сила, тьма — начало небытия (noluntas divina), пустота. Из взаимодействия света и тьмы возникает мир и все в нём содержащееся, то есть первоначальные элементы и качества: из света рождается тепло, которое рождает движение; холод, напротив, свойственен небытию, тьме. Сухое возникает из разделения тепла и холода, сырое — из их взаимодействия. Действием этих начал возникают четыре элемента: незримый воздух и эфир, созидающий небо; вода, которая под влиянием холодного воздуха становится землей, а земля под влиянием света становится огнём. Все предметы состоят из этих четырёх элементов и представляют собой вещество, в различной степени проникнутое формальным, деятельным началом света. Таким образом, все существующее может быть представлено в форме пирамиды, в основе которой находится земля, а на вершине — чистый свет.
Бог обнаруживается в трех мирах: в мире чистых духов, в макрокосме (то есть в мире небесного эфира) и в микрокосме, в котором господствует человек благодаря искусству, которое Фладд называет «обезьяной природы». Макрокосм есть создание и отражение божественной троицы и в свою очередь делится на три области, соответствующие трем лицам божества. В человеке, или микрокосме, мы находим повторение в малом виде частей макрокосма. Голова соответствует области «Empyreum», грудь — небесному эфиру, живот — области элементарной. По этим трем областям распределены и три степени одушевления человека: душа разумная, чувствующая и растительная. В груди живёт жизненный дух — посредник между разумом (формой) и растительной душой (материей). Этот посредник есть не что иное, как часть мировой души, которая в свою очередь отождествляется Фладдам с светом и с Христом как непосредственным выражением Божества. Разум непогрешим и по смерти человека возвращается в сверхнебесный мир; напротив того, растительная душа по своей природе всегда влечет человека к греху, будучи представительницей в человеке темного начала. Жизненный дух, помещенный между разумом и растительной душой с её темными влечениями, может дать перевес в жизни человека или разуму, или темным влечениям; таким образом, свобода выбора зависит от жизненного духа.
Из тайных наук его особенно занимали алхимия и геомантия; первая сблизила его с розенкрейцерами, вторая навлекла на него преследование иезуитов, о чём рассказал сам Фладд в своей геомантии, составляющей часть его «Historiae utriusque cosmi». Одна из любимых теорий Фладда — музыка сфер, заимствованная им у Платона и пифагорейцев, вызвала полемику Фладда с Иоганном Кеплером.
Признание и наследие
Труды Фладда знал Лейбниц, его сочинение «О жизни, смерти и воскрешении» он упоминает в трактате «Теодицея». Книги Фладда фигурируют в новелле Хорхе Луиса Борхеса «Смерть и буссоль». Различные стороны его наследия изучала Фрэнсис Йейтс.
Сочинения
- Tractatus apologeticus integritatem Societatis de Rosea Cruce defendens (1617)
- Tractatus theologico-philosophicus (1617)
- [billheidrick.com/Orpd/RFludd/index.htm Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia] (1617)
- Tractatus secundus. De naturae simia seu technica macrocosmi historia (1618)
- Monochordium Mundi symphoniacum J. Kepplero oppositum (1622)
- Philosophia sacra et vera christiana seu Meteorologia cosmica (1626)
- Sophiae cum memoria certamen (1629)
- Medicina Catholica (1629)
- Clavis philosophiae et alchymiae (1633)
- Philosophia Moysaica (1638)
Напишите отзыв о статье "Фладд, Роберт"
Литература
- Hutin S. Robert Fludd (1574—1637) — Alchimiste et philosophe rosicrucien. Paris: Omnium Littéraire, 1971
- Godwin J. Robert Fludd: hermetic philosopher and surveyor of two worlds. London: Thames and Hudson, 1979
- Huffman W.H. Robert Fludd and the end of the Renaissance. London; New York: Routledge, 1988
- Legood A. Robert Fludd of Bearsted. Kent: Bearsted & District Local History Society, 2006
- Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб: Университетская книга, 1997, с.393-453
- Йейтс Ф. Розенкрейцерское Просвещение. М.: Алетейа; Энигма, 1999, с.137-171
- Йейтс Ф. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: Новое литературное обозрение, с.382-403
- Артемьева Т. В. Британские мистики в России XVIII века // Философский век. Альманах. Вып.17. История идей как методология гуманитарных исследований. Часть I./ Отв. редакторы Т. В. Артемьева, М. И. Микешин. -СПб.: Санкт-Петербургский Центр Истории Идей,2001. — С. 313—341. ISBN 5-7187-0372-8
Примечания
- ↑ «Epistolica exercitatio, in qua principia philosophiae Roberti Fluddi medici reteguntur», 1630; см. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: 1890—1907.
Ссылки
- Fludd R. [billheidrick.com/Orpd/RFludd/index.htm Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia], 1617
- [www.ralph-abraham.org/ficino/chronos/fludd.txt Robert Fludd chronology]
- [teurgia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=1097:l-r-&catid=70:2010-01-15-05-58-14&Itemid=94 История двух миров: великого и малого (Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris)] (рус.) Роберта Фладда (недоступная ссылка с 18-06-2013 (3955 дней))
Отрывок, характеризующий Фладд, Роберт
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
