Фламандские пословицы
Поделись знанием:
К:Картины 1559 года
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
| |
| Питер Брейгель Старший | |
| Фламандские пословицы. 1559 | |
| Nederlandse Spreekwoorden | |
| Доска, масло. 117 × 163 см | |
| Государственные музеи Берлина, Берлин | |
«Флама́ндские посло́вицы»[1] (нидерл. Nederlandse Spreekwoorden), или «Мир вверх тормашками» (англ. The Topsy-Turvy World) — написанная в 1559 году картина Питера Брейгеля Старшего, которая изображает буквальные значения нидерландских пословиц.
Картина, выставленная в Берлинской картинной галерее, наполнена символами, относящимися к нидерландским пословицам и поговоркам, однако не все из них расшифрованы современными исследователями, так как некоторые выражения с ходом времени были забыты. Почти одновременно с Брейгелем страну пословиц описал в своём романе «Пантагрюэль» французский писатель Франсуа Рабле.
С большой художественной силой Брейгель представляет картину абсурдности, слабости, глупости человека. Его сын Питер Брейгель Младший сделал около 20 копий работы отца, причём не все копии в точности воспроизводят оригинал, отличаясь от него рядом деталей.
Более 30 из 45 картин кисти Брейгеля посвящены изображению природы, деревни и её жителей. На картине «Битва Масленицы и Поста» (1559) запечатлён народный праздник на улицах фламандского городка. Ряженые, нищие, торговцы, музыканты, игроки, пьяные гуляки, монахи, зрители, изображённые на полотне, водят хороводы, танцуют, играют на волынках, мечут кости и т. д. В том же ключе написана и другая, не менее известная работа «Фламандские пословицы» (1559 г.).
Описание
На картине изображено около сотни известных пословиц, хотя, вероятно, Брейгель на самом деле изобразил ещё больше, которые не расшифрованы сегодня. Некоторые пословицы распространены до сих пор, некоторые постепенно утрачивают своё значение.
| Пословица | Значение | Изображение |
|---|---|---|
| Быть способным привязать даже дьявола к подушке | Упрямство, преодолевающее всё | 
|
| Кусать колонну | Быть религиозным ханжой | 
|
| Нести огонь в одной руке и воду в другой | Быть двуличным | 
|
| Биться головой о стену | Пытаться достичь невозможного | 
|
| Одна нога обута, другая босая | Дисбаланс, перегибы | 
|
| Свинья открывает затычку | Небрежность оборачивается катастрофой | 
|
| Вешать колокольчик на кота | Совершать опасный и неразумный поступок | 
|
| Вооружиться до зубов | Хорошо подготовиться |
|
| Кусать железо | Врать, не скромничать |
|
| Кто-то стрижёт овец, а кто-то — свиней | У одного есть преимущества, у другого их нет | 
|
| Стриги (овец), но шкуры не снимай | Не стоит заходить слишком далеко в использовании имеющихся возможностей и преимуществ | 
|
| Тут селёдка не жарится | Вещи не подчиняются твоему плану | 
|
| Жарить целую сельдь ради икринки | Прилагать слишком много усилий для достижения ничтожного результата |
|
| Надеть крышку на голову | Отказаться от ранее принятой ответственности | 
|
| Селёдка висит на своих жабрах | Будь готов к ответственности за свои поступки | 
|
| Здесь что-то большее, чем просто селёдка | Тут что-то большее, чем видно на первый взгляд |
|
| Что может сделать дым с железом? | Нет смысла пытаться менять неизменяемое | 
|
| Найти в горшке собаку | Опоздать на трапезу и прийти, когда уже всё съедено |  [3]
|
| Сидеть в пепле между табуретами | Быть нерешительным | 
|
| Кур щупать | Заниматься преждевременными расчётами | 
|
| Вывешены ножницы | Более чем вероятно, тебя здесь обманут | 
|
| Всегда глодать одну и ту же кость | Постоянно говорить на одну и ту же тему | 
|
| Зависит от того, как карта ляжет | Зависит от случая | 
|
| Протащить через дырку в ножницах | получить нечестную прибыль; или «Око за око» | ножницы и глаз - правее и выше крыши с картами |
| Мир перевернулся вверх дном | Всё не так, как должно было бы быть | 
|
| Оставлять хотя бы одно яйцо в гнезде | Всегда имей хоть какой-нибудь запас | 
|
| Испражняться на мир | Ни к чему не относиться уважительно | 
|
| Водить друг друга за нос | Дурачить, обманывать друг друга | 
|
| Жребий брошен | Решение принято | 
|
| Дуракам идёт карта | Глупость может превозмочь ум | 
|
| Смотреть сквозь пальцы | Быть снисходительным | 
|
| Тут висит нож | Предпринять нечто трудное, требующее активной деятельности | 
|
| Тут стоят деревянные башмаки | Напрасно ожидать | 
|
| Высунуть метлу | Развлекаться, пока нет хозяина | 
|
| Жениться под метлой | Сожительство без брака | 
|
| Крыть крышу пирожными (тортами) | Быть очень богатым | 
|
| У (кого-либо) в крыше дырка | Неразумный | 
|
| Старая крыша требует много заплаток | Старая вещь требует бо́льшего ухода | 
|
| Крыша не без дранки | Здесь могут подслушивать («и у стен бывают уши») | 
|
| Иметь зубную боль за ушами | Симулировать | 
|
| Мочиться на Луну | Тратить время на бесполезные усилия | 
|
| Тут висит горшок | (Нечто) не так, как должно быть | 
|
| Выстрелить (из арбалета) второй раз, чтобы поймать первую стрелу | Повторять глупое действие | 
|
| Брить дурака без мыла | Дурить кого-либо | 
|
| Два дурака под одним капюшоном | Глупость любит общество | 
|
| Растёт из окна | Невозможно скрыть | 
|
| Баловаться у позорного столба | Привлекать внимание (своими) постыдными действиями | 
|
| Если ворота открыты, свиньи бегут в хлеба | Беспечность оборачивается бедствиями | 
|
| Зерна меньше — свинья толще | Прибыль одного оборачивается потерями другого |
|
| Бегать, как будто задница горит | Быть в большой беде | 
|
| Поедающий огонь — испражняется искрами | Не стоит удивляться исходу опасной затеи |
|
| Вешать плащ по ветру | Приспосабливать своё мнение к текущему моменту | 
|
| Веять перья на ветру́ | Бесполезная работа | 
|
| Пялить глаза на аиста | Тратить время попусту | 
|
| Убить двух мух одним шлепком | Быть успешным, эффективным | 
|
| Свалиться с быка на осла | Настали чёрные дни | 
|
| Целовать дверную ручку | Быть неискренним | 
|
| Вытирать (чью-то) задницу о дверь | Относиться (к кому-то) пренебрежительно | 
|
| Уклоняться от тяжёлой ноши | Воображать себе, что дела идут хуже, чем есть на самом деле |
|
| Один нищий очень неохотно видит другого нищего у своих ворот | Pечь идет о конкуренции | 
|
| Рыбачить мимо сети | Упускать возможность | 
|
| Большая рыба ест маленькую рыбу | 
| |
| Не терпеть вида солнечных бликов на воде | Ревновать к чужим успехам | 
|
| Висит, как нужник над ямой | Очевидный случай | 
|
| Всякий может поглядеть сквозь (дубовую) доску, если в ней есть дырка | Утверждать очевидное — бессмысленно | 
|
| Вдвоём ходят в один сортир | Находятся в полном согласии | 
|
| Кидаться (чьими-то) деньгами в воду | Тратить (чьи-то) деньги попусту | 
|
| Треснутая стена скоро обрушится | Всё быстро отказывает без должного ухода | 
|
| Пусть другой дом горит, пока тебе можно погреться | Используй все возможности, не задумываясь о последствиях для кого-либо другого | 
|
| Волочить большой камень (блок) | Быть обманутым в любви, заниматься бесцельным делом | 
|
| Страх заставил старушку побегать | Неожиданность может пробудить в человеке новые качества | 
|
| Не инжир из коня валится | Не обманывайся внешним видом | 
|
| Если слепой поведёт слепого, оба упадут в яму | Нет резона учиться у невежды | 
|
| Увидел церковь и конюшню, но это не значит, что ты уже приехал | Не прекращай работу, пока её не выполнил | 
|
| Как ни крути, а всё выйдет на солнышко | Нельзя скрывать вечно | 
|
| Держать глаз на парусе | Быть настороже, бдить | 
|
| Испражняться на виселицу | Быть равнодушным к любому наказанию | 
|
| Где труп, туда слетаются вороны | Если признаки на что-то указывают, то это, скорее всего, так и есть | 
|
| Плыть по ветру — легко | Не составит особого труда достичь цели в благоприятных обстоятельствах |
|
| Кто знает, почему гусь босой? | Всему есть причина, пусть и не очевидная | 
|
| Если я не намерен держать гусей, пусть гуси останутся просто гусями | Не лезь не в своё дело |
|
| Смотреть, как медведи пляшут[4] | Голодать | 
|
| Дикий медведь если и общается, то с себе подобными[4] | Лучше держаться со своими, чем с посторонними |
|
| Швырять капор через забор | Выкидывать вещь без полной уверенности в её бесполезности | 
|
| Плохо плыть против течения | Трудно противостоять общему мнению | 
|
| Кувшин ходит по воду, пока не разобьётся | У всего есть предел | 
|
| Лучшие ремни получаются из чужой кожи | Проще что-то получить за счёт другого человека | 
|
| Держать угря за хвост | Предпринять трудное дело | 
|
| В корзине провалиться | Показать окружающим свою нерешительность | 
|
| Быть подвешенным между небом и землёй | Оказаться в затруднительной ситуации |
|
| Взять куриное яйцо, упустив гусиное | Принять неверное решение | 
|
| Зевать напротив печки | Взяться за дело, с которым один человек не справится | 
|
| От буханки хлеба не дотянуться до другой буханки | Иметь трудности с деньгами, с жизнью по имеющимся средствам | 
|
| Мотыга без ручки | Вероятно, нечто совершенно бесполезное[5] | 
|
| Искать топорик | Пытаться найти оправдания | 
|
| Вот и он, со своим фонарём | Наконец-то найти возможность показать свои таланты |
|
| Топорик с ручкой | Скорее всего, это идиома, означающая просто целую, исправную вещь[5] | 
|
| Разлитую кашу не собрать обратно | Если что-то сделано, назад вернуть нельзя | 
|
| Совать палку в колесо | Чинить препятствия исполнению чужих планов | 
|
| Любовь там, где висят мешки с деньгами | Любовь может быть куплена | 
|
| Тянуть, чтобы завладеть длинным концом (верёвки) | Пытаться получить преимущества | 
|
| Стоять в своём собственном свете | Быть гордым, довольным самим собой | 
|
| Не будет искать других людей в печке тот, кто сам в печке не бывал | Подозревающий других в злых намерениях сам изобличает себя в привычке к таковым |
|
| Вертеть мир на большом пальце | Пользоваться всеми преимуществами | 
|
| Привязывать Христу льняную бороду | Скрывать обман под личиной благочестия | 
|
| Быть вынужденным унижаться, чтобы преуспеть в этом мире | Для успеха необходимо быть хитрым, нечестным | 
|
| Бросать розы перед свиньями | Тратить ценное на недостойных | 
|
| Засыпать колодец после того, как телёнок утонул | Активно действовать только после катастрофы | 
|
| Быть терпеливым, как агнец | Быть очень терпеливым | 
|
| Она надевает на мужа голубой плащ | Она изменяет мужу | 
|
| Смотри, чтобы между ними не сунулась чёрная собака | Когда две женщины вместе, даже лающая собака не добавит ничего к неприятностям, какие могут от этих женщин произойти | 
|
| Один ветер мотает то, что другой прядёт | Оба разносят слухи, сплетни | 
|
| Носить воздух (пар,свет) в корзинах | Тратить время попусту | 
|
| Держать свечку чёрту | Льстить и дружить без разбора | 
|
| Исповедаться чёрту | Разгласить тайны врагу | 
|
| Свинье прорезали брюхо | (Опрометчиво) принято решение, которое уже не может быть отменено | 
|
| Две собаки никогда не договорятся над одной костью | Спорить вокруг одной единственной темы, пункта | 
|
| Быть черпаком для (снятия) пены | Тунеядство | 
|
| Что толку от красивой тарелки, если на неё нечего положить? | Красота не самоценна | 
|
| Развлекали друг друга лиса да журавль. | Два обманщика всегда помнят о своей выгоде[6] | 
|
| Дуть в ухо | Разносить слухи | 
|
| Отметить мелом | Отметить на память, чтобы не забыть | 
|
| Когда на вертеле жарится мясо, его надо вертеть | Некоторые вещи, дела требуют непрерывного внимания и участия | 
|
| С ним не повернёшь вертела | Он не склонен к сотрудничеству | 
|
| Сидеть на углях | Быть нетерпеливым | 
|
| Ловить рыбу без сети | Извлекать выгоду из работы других людей | 
|
Напишите отзыв о статье "Фламандские пословицы"
Примечания
- ↑ Это название картины неточно. Буквальный перевод оригинала названия — «Нидерландские пословицы».
- ↑ Rainer Hagen. Bruegel: The Complete Paintings. Taschen, 2000. pp. 96. ISBN 3-8228-5991-5. Стр. 36-37.
- ↑ Грязь на холсте в этом месте не позволяет увидеть изображение собаки.
- ↑ 1 2 Оригинальная пословица не установлена в точности.
- ↑ 1 2 Точное значение поговорки не установлено.
- ↑ Намёк на Эзопову басню «Лиса и журавль».
Ссылки
- Rainer Hagen. Bruegel: The Complete Paintings / Rose-Marie Hagen. — Taschen. — P. 96. — ISBN ISBN 3-8228-5991-5.
- Patrick De Rynck. How to Read a Painting: Lessons from the Old Masters. — New York: Abrams. — P. 379. — ISBN ISBN 0-8109-5576-8.
- [www.uvm.edu/~fleming/index.php?category=exhibitions&page=netherlandish The Netherlandish Proverbs by Pieter Brueghel the Younger]. Fleming Museum, University of Vermont (2004). Проверено 18 мая 2007. [www.webcitation.org/67hmmBkCs Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].
- The Netherlandish Proverbs: An International Symposium on the Pieter Brueg(h)els, ed. by Wolfgang Mieder. University of Vermont. 2004.
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фламандские пословицы
– Но как же это по русски сказать?..Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
