Фламенко

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фламе́нко (исп. flamenco, исп. cante flamenco) — общее обозначение южно-испанской (андалусийской) народной музыки — песни (cante) и танца (baile). Выделяются два стилистически и музыкально отличных друг от друга класса фламенко: древнейший cante hondo/jondo (hondo букв. глубокий, то есть серьезный, драматический стиль), он же — cante grande (большой, высокий стиль); и более современный cante chico (chico букв. маленький, то есть облегчённый, простой стиль). В рамках обоих классов фламенко существует более 50 подклассов (жанров), точную границу между которыми порой провести трудно.





Происхождение

Истоки фламенко следует искать ещё в мавританской музыкальной культуре. Существенно повлияла на этот стиль и цыганская музыка — многие считают основными, истинными носителями стиля именно испанских цыган. В XV веке в Испанию из рушащейся Византии прибыли цыгане, расселились по южному побережью страны в провинции Андалусия; по своему обычаю, они стали перенимать и переосмыслять местные музыкальные традиции, такие как мавританская, еврейская и собственно испанская; и из этого сплава музыкальных традиций, переосмысленного вначале цыганами, а потом испанцами, родилось фламенко.

Долгое время фламенко считалось «закрытым искусством», так как цыгане жили изолированной группой; фламенко формировалось в узких кругах. Но в конце XVIII века гонения на цыган прекратили, и фламенко вышло на подмостки таверн и кафе кантанте, обрело свободу.

В конце XX века фламенко начинает впитывать в себя кубинские мелодии и джазовые мотивы; и, кроме того, элементы классического балета приобрели там своё постоянное место. Наиболее известен танцор фламенко Хоакин Кортес, который обновил понятие танца фламенко, избавил его от «канонического стандарта» и внёс в него новую живую струю и выразительность.

Импровизационный характер фламенко, сложный ритм и специфическая техника исполнения нередко препятствуют точной нотной записи мелодий фламенко. Поэтому искусство как гитариста, так и танцора, и певца обычно передаётся от мастера к ученику.

Атрибуты танца фламенко

Важный элемент образа танцовщицы — традиционное платье, называемое bata de cola — типичное для фламенко платье, обычно до пола, часто из разноцветного материала в горошек, украшенное оборками и воланами. Прообразом этого платья стало традиционное одеяние цыганок. Неотъемлемой частью танца является изящная игра с подолом платья. Традиционная одежда байлаора — тёмные брюки, широкий пояс и белая рубашка с широкими рукавами. Иногда края рубашки завязываются спереди на поясе. Короткая жилетка-болеро, называемая чалеко (chaleco), иногда надевается поверх рубашки. Испанская шаль с очень длинными кистями — один из классических атрибутов женского танца фламенко: шаль то закручивается вокруг стана танцовщицы, подчёркивая стройный женский силуэт, то ниспадает с плеч, образуя силуэт большой, красивой, мятущейся птицы. Ещё один классический женский атрибут фламенко — большой веер. Существует мнение о кастаньетах как непременном атрибуте танца фламенко. Но чаще всего ритм отбивается каблуками (сапатеадо), прищёлкиванием пальцев (питос) или хлопками ладоней (пальмас). Наиболее чистые формы фламенко избегают использования кастаньет, так как они ограничивают возможность страстной и выразительной игры кистей рук.

Сегодня фламенко особенно интересует современных хореографов, потому что они видят в этом искусстве большие возможности для творчества, для введения новаций в хореографию.

Музыка

Структура

Характерное выступление фламенко с пением и гитарным аккомпанементом, состоит из серии частей в различных стилях. Каждая часть представляет собой набор стихов (называющихся copla, tercio или letras), которые перемежаются гитарными интерлюдиями называемыми falsetas. Обычно гитарист также исполняет короткое вступление, которое задаёт тональность, компас и темп песни[1]. В некоторых стилях гитарные интерлюдии имеют определённую структуру, например, типичные севильянас играются по рисунку ААБ, где А и Б — одинаковые части, различающиеся окончанием[2].

Гармония

Гармония фламенко сочетает черты как модальности, так и классико-романтической тональности. Два наиболее узнаваемых модализма во фламенко — фригийский оборот и цыганская гамма (иначе называемой «арабской гаммой»). Фригийский оборот, например, встречается в солеарес, в большинстве булериас, сигирийяс, тангос и тьентос, цыганская гамма — в саэте.

Типичная последовательность аккордов, в Испании называемая андалусийской каденцией, представляет собой местную разновидность фригийского оборота, например, Am-G-F-E[3]. Звуковысотную систему, опирающуюся на использование такой каденции, в литературе по фламенко называют «андалусийским», «фригийским», или «дорийским» ладом (его не следует отождествлять с монодическими фригийским и дорийским ладами в античной и средневековой музыке). По мнению известного гитариста-фламенкиста Маноло Санлукара, в этом ладе аккорд E (ми мажор) является тоникой, F (фа мажор) имеет гармоническую функцию доминанты, в то время как Am (ля минор) и G (соль мажор) играют роль субдоминанты и медианты соответственно[4]. По другой (более распространённой) точке зрения, тоникой в данном случае является ля-минорный, а доминантой — ми-мажорный аккорд. В связи с типичной диспозицией созвучий в формах фламенко метрически наиболее сильным оказывается доминантовый аккорд («сильный» оттого, что на нём заканчивается период), отсюда альтернативное название звуковысотной структуры такого типа — доминантовый лад.

Гитаристы используют два основных аппликатурных варианта андалусийской каденции — «por arriba» («вверху») и «por medio» («в середине»). Для транспозиции широко используется каподастр. Вариант «por arriba» соответствует (при игре без каподастра) последовательности аккордов Am-G-F-E, вариант «por medio»: Dm-C-B-A. Современные гитаристы, например, Рамон Монтойя, стали использовать и другие аппликатурные варианты андалусийской каденции. Так Монтойя начал использовать варианты: Hm-A-G-F# для таранты, Em-D-C-H для гранадины (гранаины) и C#m-H-A-G# для минеры. Монтойя также создал новый жанр фламенко для гитары соло, ронденья, с каденцией F#m-E-D-C#, исполняемый со скордатурой (6я струна: ре; 3я: фа диез). Эти варианты включают в качестве дополнительных конструктивных элементов звучание открытых струн на неаккордовых ступенях, что стало специфической чертой гармонии фламенко в целом. Позднее гитаристы продолжили расширять набор используемых аппликатурных вариантов и скордатур.

Некоторые стили фламенко используют мажорный лад гармонической тональности, это кантинья и алегриа, гуахира, некоторые булериа и тона, а также кабале (разновидность сигирийи). Минорный лад ассоциируется с фаррукой, милонгой, некоторыми стилями танго и булериа. В общем случае, традиционные стили с использованием мажорного и минорного лада ограничены по гармонии использованием двухаккордовых (тоника-доминанта) или трёхаккордовых (тоника-субдоминанта-доминанта) последовательностей. Однако современные гитаристы ввели в практику замены аккордов (англ. Chord substitution), переходные аккорды и даже модуляцию.

Фанданго и производные от него стили такие как малагенья, таранта и картахенера используют два лада: гитарное вступление исполняется во фригийском ладе, тогда как вступающее пение осуществляется в мажоре, с переходом ближе к концу вновь во фригийский[5].

Пение

Пение во фламенко характеризуется следующими особенностями[6][7]:

  1. Ярко драматический, зачастую трагический характер (в большинстве стилей).
  2. Мелодическая импровизация с опорой на сравнительно небольшой набор традиционных мелодических типов.
  3. Чрезвычайно богатая орнаментика (мелизматика).
  4. Использование микроинтервалов, то есть интервалов, меньших по величине, чем полутон.
  5. Портаменто: часто переход от одной ноты к другой происходит с использованием небольшого плавного «подъезда» к следующей ноте, то есть ноты не берутся сразу точно (в звуковысотном отношении).
  6. Узкая тесситура: большинство традиционных песен фламенко ограничено диапазоном в сексту (четыре с половиной тона). Мелодическое разнообразие достигается певцами за счет применения ими различных тембровых и динамических оттенков, микроинтервалов, мелизматического варьирования и др.
  7. Настойчивое повторение одной ноты и близлежащих к ней по хроматической гамме нот (также используется и в гитарной игре).
  8. Отсутствие устойчивого регулярного метра вокальной партии, особенно в жанрах канте хондо, таких как сигирийя и др. (при этом неметрическая вокальная мелодия может накладываться на метрическое инструментальное сопровождение).
  9. Снижение интенсивности от начала к концу вокальной фразы.
  10. Во многих стилях, например, в таких как солеа или сигирийя, мелодия имеет тенденцию следовать по близрасположенным ступеням. Скачки через ступень и более встречаются намного реже (однако в фанданго и производных от него стилях часто встречаются скачки через три-четыре ступени, особенно в начале каждой строки песни, что предположительно свидетельствует о более раннем происхождении песен этого стиля, испытавшего влияние кастильской музыки).

Компас (Compás)

Компас исп. Compás — испанское слово для обозначения понятий метра и такта из теории музыки. Также оно относится к ритмическому циклу или, иначе говоря, ритмической схеме того или иного стиля.

Понятия компаса является фундаментальным для фламенко. Часто компас переводят как ритм, однако он требует более тщательного объяснения, чем в привычных стилях музыки. Если фламенко исполняется без гитариста, компас задаётся хлопаньем ладоней или постукиванием костяшками пальцев по столу. Гитарист для задания компаса может использовать приём игры расгеадо или удары по верхней деке или обечайке. Смены аккорда подчёркивают самые важные доли такта.

Во фламенко используются три основных размера: двудольный, трёхдольный и разновидность двенадцатидольного такта, характерного только для фламенко. Некоторые стили используют не имеют строгих ограничений по размеру (тона, саета, малагенья, таранто и некоторые виды фанданго).

  • Размер 2/4 или 4/4. Эти размеры используются в тьенто, танго, цыганской румбе, самбра и тангильо.
  • Размер 3/4. Типичен для фанданго и севильяна, что предполагает их происхождение не от цыганских корней, так как размеры 3/4 и 4/4 нетипичны для цыганской музыки.
  • Двенадцатидольный ритм обычно получается из смеси 6/8 + 3/4, а иногда 12/8. Двенадцатидольный ритм один из самых частых во фламенко, и отличается в разных стилях лишь местом расположения сильных долей, причём это расположение не соответствует классическим представлениям о ритме. Чередование двух и трёхдольных групп также распространено в испанских народных танцах 16 века, таких как сарабанда, jácara and canarios.

Можно выделить три типа двенадцатидольных ритмов, отличающихся своей схемой или расположением сильных долей: солеа, сигирийа и булериа.

  1. петенера и гуахира: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 В обоих стилях началом служит сильная двенадцатая доля, то есть ритм получается 12 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11…
  2. сигирийа, ливьяна, серрана, кабалес: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Сигирийя такая же как солеа, но начинается с восьмой доли
  3. солеа, а также подстили кантилья: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12. В целях удобства при записи гитарной музыки нотами размер обычно записывается как обычные 3/4.

Булериа можно считать символом фламенко, так как его двенадцатидольный ритмический рисунок наиболее часто играется с акцентом на 3, 6, 8, 10 и 12 долях. Аккомпанирующие хлопки руками играются группами по 6 долей.

Классификация стилей

Песенно-танцевальные формы (или жанры, на Западе употребляется слово «стили») фламенко в испанской традиции именуются словом Пало (palo, мн. ч. palos — палос; этимология неясна, среди прочих значений — карточная масть). Эти формы/жанры отличаются друг от друга ритмическим рисунком, ладом, мелодическими клише (фразами и мотивами), строфикой (метрикой строфы). Концепция палос не представляет собой строгую музыковедческую категорию, скорее это популярный, иногда алогичный, способ классификации стилей фламенко, основанный на схожести свойств. Например, чтобы определить, что та или иная разновидность фламенко относится к булериас, рассматривается только его ритмическая структура, без учёта лада или типа строфы. С другой стороны, фанданго включает в себя различные формы ритмического рисунка, 3/4 или 6/8, а позднее в нём получили развитие формы со свободным ритмом. Другим интересным примером могут служить поло и канья: они очень схожи и могли бы быть отнесены к одному стилю, но традиционно они считаются разными палос. Ещё одним способом классификации может быть классификация по истории происхождения. Стили семейства фанданго, такие как малагенья, гранадина, таранта и др. могут рассматриваться как стилизованные формы жанров народной музыки Андалусии. Солеарес и сигирийи ассоциируются с музыкальной культурой цыган[8].

Наиболее известные палос — тонá, солеа, саэта и сигирийя (toná, soleá, fandango, seguiriya) — относятся к категории канте хондо (cante jondo, или cante grande — историческое ядро фламенко, древнейшая музыкально-поэтическая традиция Андалусии). Противоположная категория — это [канте чико] (cante chico), или канте фламенко (cante flamenco); в него входят, например, жанры алегриа (alegría), булериа (bulería), фаррука (farruca). Обе категории (хондо и чико) включают в себя и пение, и танцы, и игру на гитаре, как основное триединство, однако наиболее древние формы фламенко распеваются без инструментального сопровождения, а в его наиболее современных версиях появляется множество привнесённых инструментов от скрипки и контрабаса до экзотических ударных инструментов Востока и Латинской Америки, таких, как кахо́н, дарбу́ка, бонго́ и т. д.

Фламенко оказало большое влияние на многие танцевальные и музыкальные направления всего мира. Последние десятилетия появились смешанные разновидности фламенко и других жанров: фламенко-поп, фламенко-джаз, фламенко-рок, фламенко-фьюжн, джипси-румба и другие.

Существуют приверженцы фламенко, которые чтят его традиции, что имеет и положительные, и отрицательные стороны. Строгое следование традиции делает невозможным глубокое понимание фламенко. Жанры фламенко (пение, танец, мелодия) подобны живому организму, что требует их постоянного развития, а без развития нет жизни. Но наряду с развивающимся фламенко существует и научное направление «фламенкология» (книга под таким названием была написана Гонсалесом Климентом в 1955 году и дала название этому разделу искусствоведения), ученые-фламенкологи занимаются изучением происхождения фламенко и его «истинного» стиля, традиций и т. п. До сих пор наравне со сторонниками чистоты стиля фламенко (пуристами) есть и приверженцы его новых форм и звучаний.

Признание

16 ноября 2010 года ЮНЕСКО присудила Фламенко статус объекта Всемирного Наследия[9].

Фестивали фламенко

Среди наиболее значимых городов, где сегодня существует фламенко, выделяют Кадис, Херес, Севилью, Кордову, Гранаду, Барселону и Мадрид. У каждого из этих городов своя музыкальная специфика, свои традиции и особенности.

В Испании

Один из самых авторитетных, крупнейший фестиваль фламенко в Испании проходит один раз в два года в Севилье под названием «[www.bienal-flamenco.org/ Bienal de Flamenco]». Этот фестиваль был основан в 1980 году. Со всего мира сюда съезжаются истинные любители фламенко, чтобы увидеть лучших артистов: байлаоров, кантаоров и гитаристов.

В Кордове ежегодно проводится Международный фестиваль гитары «GUITARRA», с выступления на котором началась слава талантливых молодых гитаристов Висенте Амиго и Пако Серрано.

Ежегодные фестивали канте гранде, фестивали канте фламенко и другие проходят по всей Испании.

В России

Международный Фестиваль Фламенко «¡VIVA ESPAÑA!». Самый крупныйК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4421 день] фестиваль фламенко в России, проводится в Москве2001 года)[10].

1- Российский Фестиваль Фламенко «[www.flamencofestival.ru/„Flamenco en Moscu»] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3984 дня))" — проводится впервые в 2011 г. Фестиваль соберёт только выдающихся мировых звёзд фламенко.

В Петербурге проходит ежегодный фестиваль под названием «Северное фламенко».[11] Кроме того, два раза в год проходит фестиваль «Cana Flamenca».

В мире современной гитарной музыки в Калуге с 1997 года работает ежегодный фестиваль «Мир гитары»[12], участниками которого являются различные фламенко-группы из России и Испании, и множество ярких имён зарубежных гитаристов, из всемирно известных, такие как Al di Meola (2004), Иван Смирнов («талисман» фестиваля), Висенте Амиго (2006), Пако де Лусия (2007) и др.

В 2011 году в Москве открылся Дом фламенко "Фламенкерия" — первая школа фламенко в России с постоянно действующими испанскими преподавателями.

В других странах

Ежегодно, с 2004 года, в феврале проходит Фестиваль Фламенко в Лондоне. Один из крупнейших фестивалей фламенко вне Испании уже более 20 лет проходит в американском городе Альбукерке, штат Нью Мексико. На Украине фламенко было представлено фестивалями в Киеве (до 2006 года), Одессе (Фестиваль фламенко и Латиноамериканской культуры в 2011 г.) и во Львове (начиная с 2010 года). Широко представлено фламенко на фестивалях «Нелли Сюпюр приглашает», которые проходят с 2010 года в Киеве, Севастополе, Совиньоне.

Известные артисты фламенко

Интересные факты

  • Танцор фламенко Хоакин Кортес является послом цыган в Европейском союзе.
  • «Дуэнде» — душа фламенко, также переводится с испанского как «огонь», «магия» или «чувство». «Лишь к одному дуэнде не способен — к повторению. Дуэнде не повторяется, как облик штормового моря».
  • Вплоть до второй половины XIX века цыганки исполняли фламенко босиком.

См. также

Напишите отзыв о статье "Фламенко"

Примечания

  1. Manuel Peter. Analytical Studies in World Music / Tenzer, Michael. — New York: Oxford University Press, 2006. — P. 98.
  2. Martin Juan. Solo Flamenco Guitar. — Mel Bay Publications. — P. 48. — ISBN 0786664584.
  3. Manuel Peter. Analytical Studies in World Music / Tenzer, Michael. — New York: Oxford University Press, 2006. — P. 96.
  4. [web.archive.org/web/20080409125316/www.tristeyazul.com/cronicas/ntc14.htm EL COMPROMISO Y LA GENEROSIDAD DE MANOLO SANLÚCAR] (исп.)
  5. Rossy, Hipólito Teoría del Cante Jondo, CREDSA, Barcelona, 1998. ISBN 84-7056-354-8 (First edition: 1966), p. 92
  6. [www.funjdiaz.net/folklore/07ficha.cfm?id=201 Acotaciones sobre algunos conceptos errados con el flamenco]
  7. Rossy, p. 97
  8. Manuel Peter. Analytical Studies in World Music / Tenzer, Michael. — New York: Oxford University Press, 2006. — P. 95.
  9. [www.unesco.org/culture/ich/RL/00363/ UNESCO — Intangible Heritage Section]
  10. [www.fiestaflamenco.ru/ Фестиваль фламенко. Официальный сайт московского международного фестиваля фламенко «iViva Espana!»]
  11. [www.laplaza.narod.ru/festival.htm About]
  12. [guitarworld-kaluga.ru/ru/about/ О ФЕСТИВАЛЕ]

Ссылки

  • [www.fotoflamenco.ru/ Фотографии фламенко Алексея Кропоткина]

Отрывок, характеризующий Фламенко

Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.