Флашинг-Медоус — Корона-парк

Флашинг-Медоус — Корона-паркФлашинг-Медоус — Корона-парк

</tt>

</tt> </tt>

</tt> </tt>

</tt> </tt> </tt>

Флашинг-Медоус — Корона-парк англ. Flushing Meadows–Corona Park
Парк в сентябре 2008 года
40°44′45″ с. ш. 73°50′41″ з. д.40.74583° с. ш. 73.84472° з. д. / 40.74583; -73.84472
Страна	США США
Регион	Нью-Йорк
Местонахождение	Нью-Йорк
Район	Куинс
Тип	общественный парк
Дата основания	1939 год
Метро	111th St (7), Метс – Уиллетс-Пойнт (7, <7>)
Площадь	508 га
Флашинг-Медоус — Корона-парк

Фла́шинг-Ме́доус — Коро́на-парк (англ. Flushing Meadows–Corona Park) — общественный парк в боро Куинс в Нью-Йорке. Площадью 508 га, парк является вторым по площади в городе (после Пелем-Бей-парка в Бронксе).

Парк расположен между автомагистралями Гранд-Сентрал-Паркуэй и I-678. На севере парк ограничен водами пролива Ист-Ривер. К северо-востоку от парка находится район Флашинг, к югу — Кью-Гарденс и Форест-Хилс, к западу — район Корона и к северо-западу — Элмхерст.

До прихода европейцев на территории парка проживали индейцы из племени матинекоков. Впоследствии колонисты выращивали в этом месте шпинат и добывали морепродукты. В 1898 году, с образованием «большого» Нью-Йорка, в этом районе была проведена железная дорога. Это привело к стремительной индустриализации территории. В устье реки Флашинг образовались шлаковые отвалы, высота которых достигала 30 метров. В романе «Великий Гэтсби» Фицджеральд писал об этой местности:

Почти на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком шоссе подбегает к железной дороге и с четверть мили бежит с нею рядом, словно хочет обогнуть стороной угрюмый пустырь. Это настоящая Долина Шлака — призрачная нива, на которой шлак всходит как пшеница, громоздится холмами, сопками, раскидывается причудливыми садами; перед вами возникают шлаковые дома, трубы, дым, поднимающиеся к небу, и, наконец, если очень напряженно вглядеться, можно увидеть шлаково-серых человечков, которые словно расплываются в пыльном тумане. Оригинальный текст (англ.)   About half way between West Egg and New York the motor road hastily joins the railroad and runs beside it for a quarter of a mile, so as to shrink away from a certain desolate area of land. This is a valley of ashes — a fantastic farm where ashes grow like wheat into ridges and hills and grotesque gardens; where ashes take the forms of houses and chimneys and rising smoke and, finally, with a transcendent effort, of ash-grey men, who move dimly and already crumbling through the powdery air. Occasionally a line of grey cars crawls along an invisible track, gives out a ghastly creak, and comes to rest, and immediately the ash-grey men swarm up with leaden spades and stir up an impenetrable cloud, which screens their obscure operations from your sight.

В середине 1930-х годов территория, на которой ныне расположен парк, была выбрана для проведения всемирной выставки 1939 года. Работы по облагораживанию территории начались в 1937 году под управлением Роберта Мозеса. Совокупная площадь разбитого парка составила 486 га. Среди построенных к выставке сооружений было здание, в котором проводились первые заседания ООН. Ныне его занимает Музей Куинса. Также в парке проводилась всемирная выставка 1964 года. В рамках подготовки к ней были возведены такие сооружения, как «Унисфера» и павильон штата Нью-Йорк, ныне являющиеся доминантами парка, Нью-Йоркский зал науки и стадион Луиса Армстронга. В 1967 году парк был передан под юрисдикцию властей Нью-Йорка. Спустя год в нём открылся зоопарк Куинса. В 1997 году по соседству со стадионом Луиса Армстронга был возведён стадион Артура Эша. Вместимостью 23 000 человек, он является самым большим открытым теннисным стадионом в мире.

Литература

• Johathan Kuhn. Flushing Meadows–Corona Park // The Encyclopedia of New York City / Kenneth T. Jackson, Lisa Keller, Nancy Flood. — 2. — Yale University Press, 2010. — 1584 p. — ISBN 0300182570.
• Norval White, Elliot Willensky, Fran Leadon. Flushing Meadows - Corona Park // AIA Guide to New York City. — 5. — Oxford University Press, 2010. — 1088 p. — ISBN 0199758646.

Отрывок, характеризующий Флашинг-Медоус — Корона-парк

Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.