Флегель, Георг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Георг Флегель (нем. Georg Flegel, род. 1566 г. Оломоуц — ум. 23 марта 1638 г. Франкфурт-на-Майне — немецкий художник, основатель немецкой школы натюрморта.



Жизнь и творчество

Г.Флегель считается первым немецким художником, писавшим натюрморты и одним из крупнейших европейских мастеров этого жанра в начале XVII столетия. Флегель является также создателем большого количества акварелей, изображающих цветы, зачастую в натуральную величину.

Родился в Моравии. в семье сапожника. Начиная с 1580 года работает в Линце помощником в мастерской нидерландского живописца Лукаса ван Фалькенборха. Заданием Флегеля было дорисовывать фрукты, овощи и цветы на крупноформатных полотнах, изображавших корпоративные застолья или сценки на рынке. В 1592/1593 годах Валькенборх переводит свою мастерскую во Франкфурт-на-Майне, и Г.Флегель с женой Бригиттой следуют за ним. В апреле 1597 года Флегель, при помощи Валькенборха, получает франкфуртское гражданство и открывает собственную мастерскую. С 1600 художник пробует писать свои первые натюрморты, используя как натуру те фрукты и предметы, которыми обычно создавали фон на больших картинах.

Мастерская Флегеля по своему размеру и производительности не могла, конечно, сравниться с настоящим художественным цехом его учителя, где постоянно работало по нескольку учеников и помощников. Единственным учеником Флегеля был художник Якоб Маррел, продолживший затем обучение в Утрехте у Яна де Хема. Известный немецкий мастер натюрморта Себастьян Штоскопф, многое перенявший у Флегеля, по всей видимости никогда не видел своего учителя при жизни и перенял его мастерство, изучая его полотна.

У Г.Флегеля было семеро детей, из которых двое его сыновей тоже были художниками.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Флегель, Георг"

Отрывок, характеризующий Флегель, Георг

Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.