Флеминг, Джон Амброз
| Джон Амброз Флеминг | |
| англ. John Ambrose Fleming | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Великобритания |
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
Университетский колледж Лондона</br>Университет Ноттингема</br>Кембриджский университет</br>Корпорация Электрического Света Эдисона |
| Альма-матер: |
Университетский колледж Лондона</br>Имперский колледж Лондона |
| Известен как: |
Правило левой руки Флеминга,</br> Правило правой руки Флеминга, </br>Кенотрон |
| Награды и премии: |
Медаль Хьюза (1910)</br> Медаль Альберта (Королевское общество искусств) (1921) |
Содержание
Ранние годы
Амброз Флеминг родился в Ланкастере, получил образование в школе и Университетском колледже Лондон. Он выиграл стипендию колледжа Святого Иоанна в Кембридже в 1877 году, и посещал лекции в нескольких университетах, включая Университет Кембриджа, Университет Ноттингема и Университетский колледж Лондона, где он стал позднее первым профессором электротехники. Он был также консультантом компании Беспроводной Телеграфии Маркони, компании Swan, компании Ferranti, компании Телефон Эдисона, и позднее компании Электрического Света Эдисона. В 1892 году Флеминг представил важную работу по теории электрических трансформаторов для Института инженеров по электротехнике в Лондоне.
Образование и семейная жизнь
Флеминг стал посещать частную школу в возрасте около десяти лет. Любимым предметом была геометрия. До этого мать занималась с ним, и он знал почти наизусть книгу под названием «Руководство к знаниям для детей» — популярную книгу для ежедневного чтения. Даже будучи взрослым, он цитировал её. Его школьное образование продолжилось в университетском колледже, где он преуспевал в математике, но по латыни обычно был среди самых последних в классе. Ещё ребёнком он постепенно становился инженером. В 11 лет он имел собственную мастерскую, где строил модели катеров и двигателей. Он даже построил свой собственный фотоаппарат, пронеся интерес к фотографии через всю жизнь. Возможность стать инженером была за пределами финансовых ресурсов семьи, но он достиг своей цели путём чередования обучения с оплачиваемой работой.
В 1870 Флеминг получил степень бакалавра в университетском колледже и стал студентом химического факультета Королевского Научного колледжа в Лондоне (в настоящее время Империал колледж). Здесь он впервые изучил устройство батареи Алессандро Вольта, которая стала темой его первой научной работы. Это была первая работа, доложенная в новом Физическом Обществе Лондона (ныне Институт Физики), а затем она была опубликована на страницах его трудов. Финансовые проблемы вновь заставили его работать, и летом 1875 года он стал научным сотрудником в общественной школе, зарабатывая 400 фунтов в год. Его собственные научные исследования продолжались, началась переписка с Джеймсом Максвеллом из Кембриджского университета. Накопив 400 фунтов и получив грант на 50 фунтов в год, Флеминг в октябре 1877 в возрасте 27 лет вновь стал студентом, на этот раз в Кембридже. Он признавал, что лекции Максвелла были трудны ему для понимания. Максвелл, по его словам, зачастую «предпочитает парадоксальный и иносказательный способ выражения мыслей». Со временем Флеминг стал посещать только эти лекции. По окончании обучения он снова получил степень в области физики и химии, на этот раз степень Почётного Первого Класса. Вскоре он получил степень доктора, затем служил один год в Кембриджском университете в качестве демонстратора по прикладной механике до назначения на должность первого профессора физики и математики в Университете Ноттингема, которую он оставил менее чем через год.
11 июня 1887 года он женился на Кларе Рипли (1856—1917), дочери Вальтера Пратта, адвоката из г. Бас. 27 июля 1928 года он женился на молодой популярной певице Оливье Франкс (р. 1898), дочери Георгия Франкса, Кардиффского бизнесмена.
Научная деятельность и достижения
В ноябре 1904 года он изобрёл выпрямитель на двухэлектродной электронной лампе, который он назвал осцилляторный вентиль. Позднее он запатентовал своё изобретение. Изобретение носит также названия: лампа с термокатодом, вакуумный диод, кенотрон, термоионная лампа, вентиль Флеминга. Верховный суд Соединенных Штатов позднее признал патент недействительным вследствие неприемлемых ограничений, и, кроме того, по причине того, что на момент подачи заявки предложенные технологии уже были известны. Такого рода изобретения, содержащие вакуумные лампы, рассматривались на заре электроники. Тем не менее, диоды Флеминга использовались в радиоприёмниках и радарах в течение многих лет, и только через 50 с лишним лет они были заменены твердотельными приборами. В 1906 году американец Ли де Форест добавил в электронную лампу управляющую «сетку» и создал радиочастотный детектор, названный аудион, но Флеминг обвинил его в копировании своих идей. Прибор де Фореста был вскоре доработан им и Эдвином Армстронгом и применён в первом электронном усилителе, а сама лампа названа триодом. Триод имел очень важное значение в деле создания дальней телефонной и радиосвязи, радаров и первых электронных цифровых вычислительных машин (уже существовавшие механические и электро-механические вычислители использовали другие технологии). Флеминг внёс также вклад в области фотометрии, электроники, беспроводной связи (радио), и электрических измерений. Он получил титул сэра в 1929 году. Умер в своем доме в Сидмуте в 1945 году. Его вклад в развитие электронных коммуникаций и радары имел жизненно важное значение для победы во второй мировой войне. Флеминг был удостоен Медали почета IRE в 1933 году за «заметную роль, которую он сыграл в деле внедрения физических и инженерных принципов в радиотехнике».
Напишите отзыв о статье "Флеминг, Джон Амброз"
Ссылки
- Храмов Ю. А. Флеминг Джон Амброз (Fleming John Ambrose) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 278. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
- [www.ieee.org/web/aboutus/history_center/biography/fleming.html IEEE History Center biography]
- [www.ee.ucl.ac.uk Department of Electronic & Electrical Engineering, UCL — home of the original Fleming valve]
- [www.ee.ucl.ac.uk/Fleming 100 Years of Electronics 2004 — The Centenary of the Fleming Valve]
Отрывок, характеризующий Флеминг, Джон Амброз
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
