Флобер, Гюстав

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Флобер»)
Перейти к: навигация, поиск
Гюстав Флобер
Gustave Flaubert
Место смерти:

Круассе

Род деятельности:

писатель

Направление:

реализм

Дебют:

«Мемуары безумца» (1838)

[lib.ru/INPROZ/FLOBER/ Произведения на сайте Lib.ru]

Гюста́в Флобе́р (фр. Gustave Flaubert; 12 декабря 1821, Руан — 8 мая 1880, Круассе) — французский прозаик-реалист, считающийся одним из крупнейших европейских писателей XIX века. Много работал над стилем своих произведений, выдвинув теорию «точного слова» (le mot juste). Наиболее известен как автор романа «Мадам Бовари» (1856).





Биография

Гюстав Флобер родился 12 декабря 1821 года в городе Руане в мелкой буржуазной семье. Его отец был хирургом в больнице Руана, а мать дочерью врача[1]. Он был младшим ребёнком в семье. Кроме Гюстава в семье было двое детей: старшие сестра и брат. Двое других детей не выжили. Детство писатель провёл безрадостно в темной квартире врача.

Писатель учился в Королевском колледже и лицее в Руане, начиная с 1832 года. Там он встретил Эрнеста Шевалье, с которым основал издание «Искусство и прогресс» в 1834 году. В этом издании он впервые напечатал свой первый публичный текст.

В 1836 году он встретил Элизу Шлезингер, которая оказала глубокое влияние на писателя. Свою молчаливую страсть он пронес через всю жизнь и отобразил её в романе «Воспитание чувств».

Юность писателя связана с провинциальными городами Франции, которые он неоднократно описывал в своем творчестве. В 1840 году Флобер поступил на факультет права в Париже. Там он вел богемную жизнь, встречался с многими известными людьми, много писал. Бросил учёбу в 1843 году после первого эпилептического удара. В 1844 году писатель поселился на берегу Сены, недалеко от Руана. Образ жизни Флобера характеризовался замкнутостью, стремлением к самоизоляции. Время и силы он старался посвящать литературному творчеству.

В 1846 году умер его отец, а через некоторое время и сестра. Его отец оставил ему солидное наследство, на которое он мог безбедно жить.

Флобер вернулся в Париж в 1848 году для участия в Революции. С 1848 по 1852 годы осуществил путешествие на Восток. Он посетил Египет и Иерусалим, через Константинополь и Италию. Свои впечатления он записывал и использовал в произведениях.

С 1855 года в Париже Флобер посещает многих писателей, в том числе братьев Гонкур, Бодлера, а также встречается с Тургеневым.

В июле 1869 его сильно потрясла смерть друга Луи Булле. Есть сведения, что у Флобера были любовные связи с матерью Ги де Мопассана, именно поэтому у них были дружеские отношения.

Во время оккупации Франции Пруссией Флобер вместе с матерью и племянницей скрывался в Руане. Его мать умерла в 1872 году и в это время у писателя уже начались проблемы с деньгами. Начинаются проблемы и со здоровьем. Он продает своё имущество, покидает квартиру в Париже. Он публикует одно за другим свои произведения.

Последние годы жизни писателя были омрачены финансовыми проблемами, проблемами со здоровьем и предательством друзей.

Умер Гюстав Флобер 8 мая 1880 года в результате инсульта. На похоронах присутствовало много писателей, среди которых Эмиль Золя, Альфонс Доде, Эдмон Гонкур и др.

Творчество

В 1849 году он завершил первую редакцию «Искушения святого Антония» — философской драмы, над которой впоследствии работал всю жизнь. В мировоззренческом отношении она проникнута идеями разочарования в возможностях познания, что проиллюстрировано столкновением разных религиозных направлений и соответствующих доктрин.

Известность Флоберу принесла публикация в журнале романа «Госпожа Бовари» (1856), работа над которым началась осенью 1851 года. Свой роман писатель попытался сделать реалистическим и психологичным. Вскоре после неё Флобер и редактор журнала «Ревю де Пари» были привлечены к судебной ответственности за «оскорбление морали». Роман оказался одним из важнейших предвестников литературного натурализма, однако в нём отчётливо выражен скепсис автора по отношению не только к современному обществу, но и к человеку вообще. Как отмечал Б. А. Кузьмин,

в самом творчестве Флобер как бы стыдится проявить своё сочувствие к людям, не стоящим этого сочувствия, и в то же время считает ниже своего достоинства показать свою ненависть к ним. Как равнодействующая этой потенциальной любви и вполне реальной ненависти к людям и возникает флоберовская поза бесстрастия[2].

Некоторые отмеченные литературоведами формальные особенности романа — очень длинная экспозиция, отсутствие традиционного положительного героя. Перенесение действия в провинцию (при её резко негативном изображении) ставит Флобера в ряд писателей, в творчестве которых антипровинциальная тема была одной из основных.

Оправдательный приговор позволил выпустить роман отдельным изданием (1857). Подготовительный период работы над романом «Саламбо» потребовал поездки на Восток и в Северную Африку. Так роман появился в 1862 году. Это исторический роман, в котором повествуется о восстании в Карфагене в третьем веке до н. э.

Через два года в сентябре 1864 года Флобер завершил работу над окончательным вариантом романа «Воспитание чувств». Третий роман «Воспитание чувств» (1869) был насыщен социальными проблемами. В частности, в романе описываются европейские события 1848 года. Также в роман вошли собственные события жизни автора, как например, первая влюбленность. Роман встретили холодно, и было напечатано только несколько сотен экземпляров.

В 1877 году публикует в журналах повести «Простое сердце», «Иродиада» и «Легенда о святом Юлиане Милостивом», написанные в перерывах между работой над последним романом «Бувар и Пекюше», оставшимся неоконченным, хотя о его финале мы можем судить по сохранившимся авторским наброскам, достаточно подробным.

С 1877 по 1880 год он занимался редакцией романа «Бувар и Пекюше». Это сатирическое произведение, которое опубликовали после смерти писателя в 1881 году.

Блестящий стилист, тщательно оттачивавший слог своих произведений, Флобер оказал огромное влияние на всю последующую литературу, привёл в неё ряд талантливых авторов, среди которых были Ги де Мопассан и Эдмон Абу.

Сочинения Флобера были хорошо известны в России, о них сочувственно писала русская критика. Его произведения переводил И. С. Тургенев, связанный с Флобером близкой дружбой; М. П. Мусоргский создал оперу по мотивам «Саламбо».

Главные произведения

Гюстав Флобер, современник Шарля Бодлера, занимает ведущую роль в литературе XIX века. Его обвиняли в аморальности и восхищались им, однако сегодня он признан одним из ведущих писателей. Известность ему принесли романы «Госпожа Бовари» и «Воспитание чувств». Его стиль соединяет в себе элементы и психологизма, и натурализма. Сам Флобер считал себя реалистом.

Работу над романом «Госпожа Бовари» Гюстав Флобер начал в 1851 году и работал пять лет. Роман опубликован в журнале Revue de Paris. По стилю роман схож с произведениями Бальзака. Сюжет рассказывает о молодом человеке по имени Шарль Бовари, который недавно закончил обучение в провинциальном лицее и получил должность врача в небольшом поселении. Он женится на молоденькой девушке, дочери богатого фермера. Но девушка мечтает о красивой жизни, она упрекает мужа в его неспособности обеспечить такую жизнь и заводит себе любовника.

Роман «Саламбо» был опубликован после романа «Госпожа Бовари». Работу над ним Флобер начал в 1857 году. Три месяца он провел в Тунисе, изучая исторические источники. Когда он появился в 1862 году, его восприняли с большим энтузиазмом. Роман начинается с того, что наёмники празднуют победу в войне в садах своего генерала. Разозлившись на отсутствие генерала и вспоминая свои обиды, они громят его имущество. Саламбо, дочь генерала, приходит, чтобы угомонить солдат. Двое предводителей наёмников влюбляются в эту девушку. Освобожденный раб советует одному из них завоевать Карфаген, чтобы заполучить девушку.

Работа над романом «Воспитание чувств» началась в сентябре 1864 и закончилась в 1869 году. Произведение автобиографично. Роман рассказывает о молодом провинциале, который отправляется на учёбу в Париж. Там он познает дружбу, искусство, политику и не может сделать выбор между монархией, республикой и империей. В его жизни появляется много женщин, но все они не сравнимы с Мари Арну, женой торговца, которая была его первой любовью.

Замысел романа «Бувар и Пекюше» появился в 1872 году. Автор хотел написать о тщеславии своих современников. Позднее он пытался понять саму природу человека. В романе рассказывается о том, как жарким летним днём двое мужчин, Бувар и Пекюше, случайно встречаются и знакомятся. Позднее выясняется, что у них одинаковая профессия (копировальщик) и даже совместные интересы. Если бы они могли, то жили бы за городом. Но, получив наследство, они все-таки покупают ферму и занимаются сельским хозяйством. Позднее выясняется их неспособность к этой работе. Они пробуют себя в области медицины, химии, геологии, политики, но с одним и тем же результатом. Таким образом, они возвращаются к своей профессии копировальщиков.

Сочинения

Экранизации

  • Мадам Бовари (Madame Bovary), (реж. Жан Ренуар), Франция, 1933 г.
  • Мадам Бовари (Madame Bovary), (реж. Винсенте Миннелли), 1949 г.
  • Воспитание чувств (реж. Марсель Кравенн), Франция, 1973
  • Спаси и сохрани (реж. Александр Сокуров), СССР, 1989 г.
  • Мадам Бовари (Madame Bovary), (реж. Клод Шаброль), Франция, 1991 г.
  • Госпожа Майя (Maya Memsaab), (реж. Кетан Мехта), 1992 г., (по мотивам романа «Мадам Бовари»)
  • Госпожа Бовари (Madame Bovary), (реж. Тим Фивелл), 2000 г.
  • Ночь за ночью / Все ночи (Toutes les nuits), (реж. Юджин Грин), (по мотивам), 2001 г.
  • Простая душа (Un coeur simple), (реж. Марион Лэйн), 2008 г.
  • Госпожа Бовари (Madame Bovary), (реж. Софи Бартез), 2014 г.

Музыка

  • опера «Мадам Бовари» / Madame Bovary (1955, Неаполь), композитор Гвидо Паннаин.

Библиография на русском языке

Сочинения:

  • Собрание сочинений. Т. 1-4. СПб., изд. Пантелеева, 1896-1898
  • Полное собрание сочинений. Т. 1-4, 8. - СПб., Шиповник, 1913-1915.
  • Собр. сочинений Т.1-8  — М., ГИХЛ-Гослитиздат, 1933—1938;
  • Собр. сочинений в 5 т. — М., Правда, 1956;
  • Собрание сочинений в 4-х томах. - М., Правда, 1971
  • Собрание сочинений в 3-х томах. - М., 1983-1984
  • О литературе, искусстве, писательском труде. Письма. Статьи.: в 2 т. — М., 1984.

Критическая литература:

  • Аносова Н. А. — [namastescop.livejournal.com/71357.html "Кинематографический потенциал в романе Флобера «Госпожа Бовари»]
  • Дежуров А. С. Объективный роман Г. Флобера «Госпожа Бовари» // Зарубежная литература XIX в. Практикум для студентов, аспирантов, преподавателей-филологов и учащихся старших классов школ гуманитарного профиля. М., 2002. — С. 304—319.
  • Иващенко А. Ф. Гюстав Флобер. Из истории реализма во Франции. — М., 1955;
  • Моруа А. Литературные портреты. — М., 1970. — С. 175—190;
  • Пузиков. Идейные и художественные взгляды Флобера // Пузиков. Пять портретов. — М., 1972. — С. 68-124;
  • Реизов Б. Г. Творчество Флобера. — М., 1955;
  • Храповицкая Г. Н. Гюстав Флобер // История зарубежной литературы XIX века. — Ч. 2. — М., 1991. — С. 215—223.

Напишите отзыв о статье "Флобер, Гюстав"

Примечания

  1. Венгерова З. А. Флобер, Гюстав // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Кузьмин Б. А. Эстетическая теория и творческая практика Флобера // Борис Кузьмин. О Голдсмите, о Байроне, о Блоке…— М.: Художественная литература, 1977. — С. 197.

Ссылки

  • [www.flaubert.ru Русскоязычный сайт Гюстава Флобера] Биография, библиография, тексты произведений, письма, галерея, форум.
  • [www.russianparis.com/litterature/authors/flaubert.shtml Библиотека французской литературы] — романы на русском и французском; Моруа, Набоков о «Госпоже Бовари»
  • [perso.wanadoo.fr/jb.guinot/pages/textes.html Собрание сочинений на французском] — Собрание Флобера в интернете
  • [flober.narod.ru/ «Искушение святого Антония», Письма] — вариант 1856 года, перевод М. Петровского, Переписка 1830—1880
  • [lib.ru/INPROZ/FLOBER/ Флобер, Гюстав] в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий Флобер, Гюстав

Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.