Флора Крыма
Поделись знанием:
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
В Крыму произрастают около 2400 видов растений, из которых деревья — 77 видов. Кустарников несколько больше — 113 видов[1]. 118 видов крымских растений включены в Красную книгу или признаны заповедными решением местных органов власти[2].
Растительность
| Зона[2] | Растения-реликты | Растения-эндемики | Растения-экзоты |
|---|---|---|---|
| Растительность гор и предгорий | |||
| Северный макросклон | |||
| Пояс предгорной лесостепи | Травы: чабрец крымский, эспарцет Палласа | ||
| Пояс дубовых лесов | Травы: подснежник складчатый, цикламен Кузнецова | грецкий орех | |
| Пояс буковых и буково-грабовых лесов | Деревья: тис ягодный; травы: венерин башмачок, грушанка таёжная | Деревья: клён Стевена; травы: волчик крымский | |
| Южный макросклон | |||
| Пояс приморских можжевёлово-дубовых шибляков | Деревья: можжевельник высокий, земляничник мелкоплодный; кустарники: иглица понтийская и подъязычная | Деревья: сосна крымская, боярышник Поярковой; кустарники: ладанник крымский | Деревья: магнолия крупноцветковая, маслина итальянская, инжир, кипарис пирамидальный, трахикарпус Форчуна |
| Пояс сосновых лесов | берёза повислая | сосна крымская, клён Стевена | |
| Пояс буково-сосновых лесов | клён Стевена | ||
| Яйла | Кустарники: рябина крымская, кизильник крымский; травы: ясколка Биберштейна («крымский эдельвейс»), железница крымская, чабрец крымский, проломник крымский, астрагал щетинистый | ||
| Растительность равнин и возвышенностей | |||
| Полупустынные степи | полынь крымская | ||
| Типичные степи | |||
| Растительность солончаков и солонцов | |||
Напишите отзыв о статье "Флора Крыма"
Примечания
Ссылки
- [www.redlist.org.ua/1996/o01.htm Растения Крыма, занесённые в Красную книгу Украины]
- [www.flora.crimea.ru/ Флора Крыма: подробное описание и фотографии]
- [www.luzhok.ru/design/krimart/art2059.html Реликтовые растения Крыма]
- [herba.msu.ru/shipunov/school/books/rubcov1972_opred_vyssh_rast_kryma.djvu Определитель высших растений Крыма]
|
Это заготовка статьи о Крыме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Флора Крыма
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
