Лоуренс, Флоренс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Флоренс Лоуренс»)
Перейти к: навигация, поиск
Флоренс Лоуренс
Florence Lawrence

студийное фото (1908)
Имя при рождении:

Флоренс Энни Бриджвуд

Дата рождения:

2 января 1886(1886-01-02)

Место рождения:

Гамильтон, Онтарио, Канада

Дата смерти:

28 декабря 1938(1938-12-28) (52 года)

Место смерти:

Голливуд, , США

Гражданство:

Профессия:

актриса

Флоренс Лоуренс (англ. Florence Lawrence; 2 января 1886 − 28 декабря 1938) — американская актриса кино и театра, сценические имена: «девушка Байографа» («the Biograph girl») и «девушка с тысячью лиц» («The Girl of a Thousand Faces»), первая американская актриса, имя которой начинают указывать на афишах; создательница одной из первых кинокомпаний (Victor Company), возглавляемых женщиной; изобретательница «автосигнального рычага» для автомобиля.





Биография

Флоренс Энни Бриджвуд, родилась в Гамильтоне, Онтарио, Канада, 2 января 1886 года. Отец — Джордж Бриджвуд, мать — Шарлотта Бриджвуд, театральная актриса, известная под псевдонимом Лотта Лоуренс. Детство Фло прошло между гастролями и театром, где она получает «домашнее» профессиональное образование и первый опыт актёрского мастерства. Началом кинокарьеры Флоренс Лоуренс станет 1907 год и роль в короткометражном фильме Дэниэла Буна Pioneer Daysin America (Edison Company). Тогда же вместе с матерью она снимается у Даниэла Буна, а также в адаптации компанией «Vitagraph» мелодрамы The Shaughraun, an Irish Romance ирландского драматурга Диона Букико. Однако Лотта скоро возвращается на сцену, а кинокарьера Флоренс, напротив, только начинается и уже через два года Флоренс-киноактриса становится популярной. Лоуренс сотрудничает с ведущими киностудиями того времени: Vitagraph Company (1906—1908 годы), American Mutoscope and Biograph Company, Independent Motion Picture Company. Общественное признание позволило актрисе предъявлять кинокомпаниям свои условия совместной работы: она добивается права указывать её фамилию на афишах и иметь собственную гримерную, настаивает на еженедельной, а не на ежедневной заработной плате. Растущие требования Лоуренс становятся причиной её увольнения в 1910 году из Байографа и перехода к Карлу Леммлу, только что основавшему Independent Motion Picture Company, более известную как IMP. Проработав здесь в течение одиннадцати месяцев и сделав, приблизительно, пятьдесят фильмов, в начале 1911 года Лоуренс вместе с мужем Гарри Солтером присоединилась к Philadelphia Lubin Company. Однако не прошло и года как Лоуренс уходит из «Любина» и основывает с Солтером одну из первых американских кинокомпаний, которые будут возглавляться женщиной. При поддержке компании Карла Леммла, созданной в 1912 году, открывается первая студия Victor Company в Форт-Ли, Нью-Джерси. Зарплата Лоуренс была поднята до 500$ в неделю и 200$ в неделю для Солтера, ставшего . Слава Флоренс Лоуренс активно использовалась в рекламе компании, но её звездный статус не смог поставить кинокомпанию на ноги. Келли Браун писала, интерпретируя корреспонденцию Лоуренс, «Флоренс всегда полагала, что [VictorCompany] был её даже при том, что этого, вероятно, никогда и не было». В течение 1912 года из-за недостатка финансирования компания стала разваливаться, , а вместе с ней и брак Лоуренс и Солтера. В итоге Victor Company была поглощена более успешной кинокомпанией Universal.

Лоуренс пыталась стать независимым продюсером, но ей этого так и не удалось.

После развода (1916 год) Лоуренс стала рассматривать предложения участия в водевиле, на экран она вернулась лишь в 1921 году. В надежде на удачу, на возвращение своей былой славы она делает пластическую операцию, дабы улучшить свою внешность после несчастного случая 1915 года, когда выполняя трюк на съемках, она была серьёзно ранена. Однако, вернуться в кинематограф было нелегко. И Флоренс активно занимается предпринимательской деятельностью: в середине 1920-х открывает магазин, становится президентом Bridgwood Manufacturing — фирмы своей матери Лотты, получившей к тому времени патент на изобретение стеклоочистителя (1917 год), — и где становится изобретательницей «автосигнализационного рычага» для автомобиля. Лотта активно использовала славу дочери в рекламных целях. Когда предприятие прогорело, прежняя звездная актриса возвратилась в шоу водевиля, так как не могла в кино.

Семейная жизнь, замужество

Флоренс Лоуренс была замужем трижды. Первый муж, актёр Гарри Солтер, поддерживает жену в её противостоянии руководству «Байографа», строит свою карьеру совместно с ней у Карла Леммла и в Philadelphia Lubin Company, становится студии Victor Company. Брак с Флор разваливается параллельно с финансовым крахом этой студии. Когда Лоуренс ушла от него в августе 1912, Солтер отправился в Европу. В потоке его писем угрозы самоубийства чередовались с просьбами о прощении, с характеристикой динамики их рабочих отношений в VictorCompany. Письма, не адаптированные и пронумерованные в последовательности, теперь размещены в коллекции Флоренс Лоуренс в Natural History Museum of Los-Angeles County, В одном из них Солтер пишет: «Я приеду в Нью-Йорк? Вы дадите мне работу? Я напишу Вам красивые истории, комедию или трагедию. Вы должны быть Mamselle La Directress, и я буду Monsieur Le Property Man …. Это будет стоить дешево. Я буду работать ради любви, любви» («Shall I come to NewYork?Will you give me a with the Victor? I will write you some beautiful stories, comedy or tragedy. You shall be Mamselle La Directress and I shall be Monsieur Le Property Man…. You can get me very cheap. Iwillworkforlove, love.»). В апреле 1916 года Солтер и Лоуренс подали на развод. Со вторым мужем, продавцом автомобилей Чарльзом Б. Вудрингом, Лоуренс также не находит счастья. Не находит она его и в третьем браке. После развода 1931 года Лоуренс уже в следующем году выходит замуж за Генри Болтоне. Через пять месяцев, после избиения мужем, последовал очередной развод.

Карьера в кино

Начало карьеры Фло Лоренс связано с именем Даниэла Буна. Следующую работу она получает в Vitagraph Company (1906—1908 годы), у соучредителя компании Джеймса Стюарта Блэктона, где сотрудничает с актёром, а затем и режиссёром, Чарльзом Кентом. Широкое признание и популярность приходят к ней благодаря Дэвиду Уорку Гриффиту. Из-за анонимности актёра, которую вели кинокомпании, Лоуренс стала известной не под собственным именем, а как «девушка Байографа» («the Biograph girl.») и «девушка с тысячью лиц» («The Girl of a Thousand Faces»).

В труппе Дэвида Уорка Гриффита За два года (1908—1909 годы) Лоуренс появилась в более чем шестидесяти коротких фильмов, снятых в American Mutoscope and Biograph Company, режиссёром которых был Дэвид Уорк Гриффит. Уже с 1908 года она снимается в главных ролях (фильмы «Роман еврейки» (Romanceof a Jewess) и "Песнь о " (The Song of the Shirt).). Роль в комедии Mrs. Jones Entertains 1909 года приносит ей популярность. В этом же году она возвращается к драматическим ролям и работает на съемках в фильмах «Уединенная вилла» (The Lonely Villa) с Мэри Пикфорд, Мэрион Леонард и Бобби Харроном, «Деревенский доктор» (The Country Doctor) с Фрэнком Пауэллом. Главную роль она также и в фильме «Авантюра леди Хелен» (Lady Helen’s Escapade). «Фло Лоуренс» — одно из первых актёрских имен, появившихся на афишах в Америке. Она начинает получать еженедельную, а не традиционную ежедневную заработную плату, и получает собственную гримерную.

В Independent Motion Picture Company (IMP), Philadelphia Lubin Company, Victor Company, Universal и др. Сделав себе имя в кино, Фло Лоренс укрепляет свою популярность, снявшись, приблизительно, в более чем пятидесяти фильмах, в том числе таких, как The Lady Leone (1912), The Closed Door (1913), но после финансового краха студии Victor Company и неудачного опыта кинопродюсирования попытки вернуться на экран оказались малорезультативными.

Начало звукового кино В звуковую эру, приблизительно в 1936, Лоуренс, как и большинство бывших звезд, начала получать эпизодические роли в Metro-Goldwyn-Mayer, зарабатывая 75$ в неделю.

За свою актёрскую карьеру Фло Лоуренс появилась в более чем 300 фильмах для различных кинокомпаний.

Смерть

27 декабря 1938 Лоуренс была найдена без сознания в своей квартире в Западном Голливуде и вскоре скончалась в больнице. Фло Лоуренс покончила с собой, съев пасту для отравы муравьев. После погребения её могила оставалась неопознанной много лет. В настоящее время местом погребения Флоренс Лоуренс стал северо-восточный угол кладбища «Hollywood Forever Cemetry» Лос-Анджелеса, штат Калифорния.

Избранная фильмография

Короткометражные фильмы:

год вып. название (перевод) оригинал продолжительность режиссёр
1906 Угонщики автомобилей The Automobile Thieves 11 мин. Дж. Стюарт Блэктон
1907 Дэниел Бун, или Жизнь пионеров Америки Daniel Boone - Уоллес МакКатчен, Эдвин С. Портер
1908 Макбет Macbeth 9 мин. Дж. Стюарт Блэктон
1908 Ромео и Джульетта Romeo and Juliet - Дж. Стюарт Блэктон
1908 Саломея Salome - Дж. Стюарт Блэктон
1908 Предательские отпечатки Betrayed by a Handprint 9 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Курящий муж A Smoked Husband 8 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Ричард III Richard III - Дж. Стюарт Блэктон, Уильям В. Рэйнос
1908 Украденные The Stolen Jewels 11 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Дьявол The Devil 10 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Отец входит в игру Father Gets in the Game 10 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Клятва Вакеро The Vaquero’s Vow 13 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Зов предков The Call of the Wild 10 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Антоний и Клеопатра Antony and Cleopatra - Дж. Стюарт Блэктон, Чарльз Кент
1908 Много лет спустя After Many Years 17 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Пиратское The Pirate’s Gold 16 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Укрощение строптивой The Taming of the Shrew 17 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Песнь о The Song of the Shirt 11 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Юлий Цезарь Julius Caesar - Дж. Стюарт Блэктон, Уильям В. Рэйнос
1908 Из-за денег Money Mad 11 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Испытание дружбы The Test of Friendship 13 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Ужасный момент An Awful Moment 12 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1908 Мистер Джонс на балу Mr. Jones at the Ball 8 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Эти ужасные шляпы Those Awful Hats 2 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Трагическая любовь Tragic Love 15 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Для штор The Curtain Pole 13 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 История любви The Politician’s Love Story 6 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Золотой Луи The Golden Louis 5 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Мать его жены His Wife’s Mother 6 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Прусский шпион The Prussian Spy 5 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Месть шута A Fool’s Revenge 11 мин Дэвид Уорк Гриффит
1909 Деревянная нога The Wooden Leg 3 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Я это сделал I Did It 4 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Авантюра леди Хелен Lady Helen’s Escapade 8 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Французская дуэль The French Duel 4 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Воскресение Resurrection 12 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 К чему приводит пьянство What Drink Did 12 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Уединенная вилла The Lonely Villa 8 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Сельский врач The Country Doctor 14 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1909 Заговор кардинала The Cardinal’s Conspiracy 11 мин. Дэвид Уорк Гриффит, Фрэнк Пауэлл
1909 Гессенские изменники The Hessian Renegades 10 мин. Дэвид Уорк Гриффит
1910 Его вторая жена His Second Wife - Гарри Солтер
1910 Игра для двоих A Game for Two - Гарри Солтер
1910 Расплата Debt - Гарри Солтер
1911 Актриса и певец The Actress and the Singer - Гарри Солтер
1911 Её артистический темперамент Her Artistic Temperament - Гарри Солтер
1911 Девичий импульс A Girlish Impulse - Гарри Солтер
1911 Американская девушка The American Girl - Гарри Солтер
1912 Игроки The Players - Гарри Солтер
1912 Кошмар Бетти Betty’s Nightmare - Гарри Солтер
1912 Сестры Sisters - Гарри Солтер
1913 Закрытая дверь The Closed Door - Гарри Солтер
1914 Роман с фотографом The Romance of a Photograph - Гарри Солтер
1914 Взятка The Bribe - Гарри Солтер
1916 Лицо на экране Face on the Screen - Гарри Солтер

Полнометражные фильмы:

год вып. название (перевод) оригинал режиссёр
1916 Неуловимая Изабель Elusive Isabel Стюарт Пейтон
1922 Раскрытие The Unfoldment Джордж Керн, Мёрдок МакКуорри
1923 Лукреция Ломбард Lucretia Lombard Джек Конвей
1926 Наводнение в Джонстауне The Johnstown Flood Ирвинг Каммингс
1926 Большая слава The Greater Glory Курт Рефельд
1931 Удовольствие Pleasure Отто Броуер
1932 Грешники под солнцем Sinners in the Sun Александр Холл
1933 Секреты Secrets Фрэнк Борзеги
1934 Старомодный путь The Old Fashioned Way Уильям Бодайн
1936 Голливудский бульвар Hollywood Boulevard Роберт Флори

Напишите отзыв о статье "Лоуренс, Флоренс"

Ссылки

  • [wfpp.cdrs.columbia.edu/pioneer/ccp-florence-lawrence/ Биография и фильмография  (англ.)]
  • [news.google.com/newspapers?nid=888&dat=19381229&id=8DVPAAAAIBAJ&sjid=U00DAAAAIBAJ&pg=6354,8156036]
  • [news.google.com/newspapers?nid=1928&dat=19381229&id=mSQgAAAAIBAJ&sjid=gWoFAAAAIBAJ&pg=3704,6611347]

Отрывок, характеризующий Лоуренс, Флоренс

– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.