Флорентийский кодекс

Общая история о делах Новой Испании
Historia General de las cosas de la Nueva España
Лист 51 книги IX «Флорентийского кодекса». Текст на науатль
Автор:	Бернардино де Саагун, индейцы
Жанр:	история, хроника, ботаника, медицина, астрология, календарь
Язык оригинала:	науатль, испанский
Оригинал издан:	2013 (Киев, Украина)
Переводчик:	С.А. Куприенко
Серия:	Месоамерика. Источники. История. Человек
Издатель:	[kuprienko.info Видавець Купрієнко С.А.]
Выпуск:	Книги X-XI (2013, Украина)
Страниц:	218
ISBN:	978-617-7085-07-1
[kuprienko.info/bernardino-de-saagun-s-a-kuprienko-obshhaya-istoriya-o-delah-novoj-ispanii-knigi-x-xi-poznaniya-astekov-v-meditsine-i-botanike/ Электронная версия]

Общая история о делах Новой Испании, или Флорентийский кодекс — фундаментальное произведение по истории ацтеков XVI века. Впервые на русский язык переведены книги V, X и XI специалистом по доколумбовым цивилизациям С. А. Куприенко (Украина, Киев, 2013), а в 2014 — частично книги III, VII и X.

Об авторе

Бернардино де Саагун родился в городке Саагун, Испания, откуда и взял себе прозвище, приблизительно 1499 года. Он начал своё обучение в Саламанке в 1512 году и в 1516 дал обет при вступлении в орден Святого Франциска. Он переехал в Новую Испанию (Мексику) в 1529 году и давал уроки в Королевском Колледже Санта Крус в Тлателолько. За многие годы жизни он трудился над утомительным сбором множества сведений, сообщений и данных о культуре науатль. Плодом десятилетнего историко-этнического исследования, составление которого связано с сотрудничеством с многочисленными индейскими информаторами, было опубликовано на испанском языке в 1570-м году. «Общая история о делах Новой Испании» это внушительное сочинение в 12-ти томах, собравшее весь обзор обычаев, идей, религии, социальных и политических институтов, флоры и фауны, которые образовывают окружение древних мексиканцев. Благодаря Саагуну они раскрывают многочисленные сведения о языке науатль, кроме того, понимаются многие детали доиспанского мира, которые, возможно, остались бы в забвении, не будь его. Известно, что Саагун умер в Мехико в 1590 году и что он написал другие произведения, среди которых одно известно — «Христианская псалмодия», опубликованная в 1583 году в знаменитой типографии Педро Очарте.

«Всеобщая история вещей Новой Испании» и Флорентийский кодекс

История создания

Основной труд де Саагуна создавался в 1547—1577 гг. одновременно на испанском и на науатль. Предназначалась книга испанскому королю Филиппу II (1527—1598), который в 1572 году в своей грамоте запросил у вице-короля Мартина Энрикеса (1510?—1583) предоставить донесение об истории Мексики. Лишь после прибытия в Мексику в 1575 году францисканца Родриго де Секера было выполнено это королевское требование. На протяжении двух лет в Скрипториуме Коллегии в Санта-Крус-де-Тлателолько кипела работа по составлению окончательного варианта рукописи, начатой Саагуном ещё 1547 году. В итоге получилась рукопись, ставшая во всех отношениях одной из лучших жемчужин эпохи Возрождения.

Однако рукопись не была опубликована, и 22 апреля 1577 года король изменил своё мнение и приказал отправить в Совет Индий все записи Саагуна. Вероятной причиной отказа в публикации могла стать версия Конкисты, представленная автором в книге XII, где в критических тонах описано завоевание Мексики испанцами.

Феноменальный по своему характеру и замыслу труд Бернардино де Саагуна ожидала незавидная судьба. В 1580 году Саагун вручил своему покровителю — уполномоченному францисканского ордена — монаху Родриго де Секера двуязычную рукопись, только недавно законченную, чтобы её отвезли в Испанию. По неизвестным причинам рукопись не была опубликована и перешла в собственность флорентийских вельмож, у которых и находилась долгие годы. Лишь в 1793 году коллекционер и библиофил Анджело Мария Бандини (1728—1803) опубликовал во Флоренции свою книгу «Bibliotheca Mediceae Palatinae in Laurentianam traslatae codices», где описал работу Саагуна и включил фрагменты из его «Пролога».

Сама рукопись состоит из 4 томов, 12 книг и 1854 страниц. В её написании приняло участие 5 или 6 писарей. Относительно же иллюстраций кодекса можно сказать, что они представляют собой синтез европейского и местного индейского искусств. Так, на некоторых рисунках встречаются европейские одежды, строения, манера изображения. Более близкими к местной традиции были «Первоначальные материалы» («Primeros memoriales») и рукопись Мадридского кодекса или Академическая рукопись («Codices matritenses», «Manuscrito de la Real Academia de la Historia»). Сейчас они хранятся в Мадриде в Королевской библиотеке и в Королевской Исторической Академии12. В целом же, рисунки могут быть интересны культурологам, антропологам, этнологам, а текст, представляющий собой богатый словарь мешикского языка — науатля, может быть интересен также и лингвистам.

Тексты на науатль и испанском отличались друг от друга, ряд разделов на испанском вообще не был написан.

«Всеобщая история» была разделена на 12 книг:

1) Боги и соответствующие религиозные церемонии.

2) Постоянные и передвижные праздники.

3) Мифология. Происхождение богов.

4) Гадания, священный 260-дневный год.

5) Знамения и оракулы.

6) Риторика, мораль, философия, индейская теология.

7) Астрономия и священные циклы. Конец года.

8) Короли и владыки.

9) Торговцы и ремесленники.

10) Этнография: добродетели, пороки, болезни индейцев. Как сказал сам Бернардино де Саагун в Прологе своей «Истории»: «Первым решетом, где были просеяны мои труды, было то, что из Тепепулько; второе — то, что из Тлателолько; третье — то, что из Мехико». Это признание автора говорит о том, что существовало несколько предварительных рукописей, впоследствии составивших его, поистине, титанический труд об истории астеков. Эти три этапа имели такую последовательность: 1) сначала были созданы рисунки и подписи к ним, 2) потом составлен текст на науатль, 3) после чего был перепроверен весь текст и написана испанская версия.

Действительно, существует три рукописных текста на науатль первых трех глав книги X. В Академической рукописи («Manuscrito de la Real Academia de la Historia») имеется ряд листов (с 88-го по 96-й), написанных в три колонки. Текст на науатль расположен в центральной колонке, в левой — испанский перевод, а в правой — объяснение слов, которые пронумерованы в тексте на науатль. Черновики этой части находятся на листах 104—111 в самой рукописи. Соответствующий текст также появляется на листах 1-9 Флорентийского кодекса. Можно сказать, что писарь записал во Флорентийский кодекс уже поделенный на колонки текст, а Саагун превратил разделы в главы. Нумерация глав в Академической рукописи и Флорентийском кодексе соответствует друг другу. В последнем добавлены тексты о чапупутли, ашине и циктли в конце главы 24. В главе 28 Академической рукописи другим почерком внесены комментарии, но их нет во Флорентийском кодексе. Часто текст на науатль содержит список болезней, но не приводятся лекарства от них. Некоторые тексты зачеркнуты, но они есть во Флорентийском кодексе. В главе 27 кодекса отсутствует испанский текст, соответствующий тексту на науатль, но приведено длинное «Сообщение автора, достойное быть упомянутым».

11) Естественная история: животные, птицы, деревья, травы. Саагун в ходе написания своего труда приблизительно в 1564—1565 гг. добавил «природную историю» к своим «Первоначальным материалам» (1558—1560), где было всего две условные части: «дела божественные» и «дела людские». Это же деление на три тематические части присутствует и во Флорентийском кодексе. Подобное разделение, вероятно, было позаимствовано Саагуном у Плиния или Бартоломеуса Англикуса. Сравнение текста на науатль в Академической рукописи и во Флорентийском кодексе показывает, что имеются различия. Порядок и нумерация глав и разделов отличаются.

Раздел 5 главы 14 Академической рукописи рассказывает о «целебных травах». Текст содержит словарь, занимающий две страницы. Тот же писарь, что написал комментарии к книге X, написал и медицинское значение трав в словаре. Этот писарь, должно быть, был человеком сведущим в вопросах медицины, поскольку его комментарии в книге X говорят о болезнях. Раздел 5 главы 7 Флорентийского кодекса содержит длинный текст о 150 пронумерованных травах. Первые 32 травы отсутствуют испанской версии, а вместо них приведены 32 иллюстрации к названым травам. Правда, в описаниях трав рукописи и кодекса есть разногласия и несоответствия19. Данный факт говорит о том, что информаторами были другие люди и, возможно, из другого места.

Есть многочисленные вставки во Флорентийском кодексе. В главу 1 раздела 1 добавлен текст о тлакашолуле и Цонтиаке; в главу 2, раздел 2 добавлены йоллотолли, попокалес, текучильтотонтль, ишматлатототль; в раздел 3 добавлены 27 птиц; в раздел 4 — ицкуаутли, аицкуаутли, мишкоакуаутли, куаутлотли, костлотли, экатлотли, айаутлотли, истактлотли; в раздел 8 — чикимоли, чачалакаметль. Саагун произвел, согласно европейским образцам (в частности по Плинию), классификацию растений во Флорентийском кодексе22, но по мешикской системе группировки в соответствии с характером использования растений.

12) Завоевание Мексики, изложенное с индейской точки зрения.

Первыми были написаны книги 6 и 12 (соответственно, в 1547 и 1558 гг.). Саагун получил благословение главы Ордена францисканцев в Мексике Франсиско де Тораля, считавшим работы Саагуна полезными для миссионерской деятельности. После этого у Саагуна появились четыре индейских секретаря, из числа студентов коллегии Санта-Круз дель Тлальтетолько, свободно владеющие тремя языками. За два года Саагун подробно опросил индейских аристократов и интеллектуалов, после чего и была создана первоначальная (испанская) версия «Всеобщей истории». Ныне испанская рукопись хранится в Academia Real de Historia, а на науатль — в Palacio Real (обе в Мадриде).

В 1561 г. Саагун перебрался в Тлальтелолько, где собрал вокруг себя большой круг индейских осведомителей. Окончательная версия на науатль была готова в 1569 г., к ней прилагались грамматика и упоминавшийся трёхъязычный словарь. Это было беспрецедентное собрание аутентичных источников, благодаря чему ацтекская литература сохранилась лучше всех прочих доколумбовых литератур. В 1577 г. была готова испанская версия, после чего началось создание Флорентийского кодекса. Этот кодекс был около 1578 г. вывезен в Италию, и хранится в библиотеке Лауренциана во Флоренции.

Этнография

Саагуна именуют «отцом мексиканской этнографии». Методы его работы напоминали современные этнографические полевые практики: опрос очевидцев, сравнение различных точек зрения. У Саагуна особенно поражает полное отсутствие ксенофобии: все события он старался освещать с индейской точки зрения. Он живо интересовался всеми сторонами жизни ацтеков, блестяще знал язык, благодаря чему сохранил в немалой степени исторические представления индейцев. Так он дал описание ольмеков, задолго до археологического открытия этой культуры.

Наследие

Саагун опередил своё время, и рукописи его были забыты. Впервые «Всеобщая история» была опубликована в независимой Мексике в 1829 г. Полное научное издание рукописей Саагуна и Флорентийского кодекса было осуществлено в 1950—1969 гг. Чарлзом Дибблом и Артуром Андерсоном, которые в 1982 г. также издали полный английский перевод. На русский язык труд Саагуна до 2013 года никогда полностью не переводился (кроме сборника «Обычаи и Верования» в 2005 году, как извлечения из «Общей истории о делах Новой Испании»).

Библиография

На русском языке

• Бернардино де Саагун, Куприенко С.А. [kuprienko.info/bernardino-de-saagun-s-a-kuprienko-obshhaya-istoriya-o-delah-novoj-ispanii-knigi-x-xi-poznaniya-astekov-v-meditsine-i-botanike/ Общая история о делах Новой Испании. Книги X-XI: Познания астеков в медицине и ботанике] / Ред. и пер. С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 218 с. — (Месоамерика. Источники. История. Человек). — ISBN 978-617-7085-07-1.
• [kuprienko.info/skazaniya-o-solntsah-mify-i-istoricheskie-legendy-naua/ Сказания о Солнцах. Мифы и исторические легенды науа] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2014. — 377 с. — ISBN 978-617-7085-11-8.
• [www.indiansworld.org/primmem.html Primeros Memoriales] (Бернардино де Саагун. Отрывки)
• [www.indiansworld.org/florin.html Флорентийский кодекс] (Отрывки из Книг 8,9,10. Бернардино де Саагун)
• [www.indiansworld.org/sahagunhist.html «Обычаи и верования»] (Общая история о делах Новой Испании", Фрай Бернардино де Саагун. Отрывок)
• Р. В. Кинжалов. [www.indiansworld.org/kinzeagle.html Орёл, кецаль и крест]. М., 1991. С. 30, 37-39 и т. д.
• [www.indiansworld.org/sahagun_history08.html «Всеобщая история Новой Испании»] Книга восьмая, Фрай Бернардино де Саагун. Отрывки

На английском языке

• León-Portilla, Miguel (2002). Bernardino de Sahagun, First Anthropologist, Mauricio J. Mixco (trans.), Originally published as Bernardino de Sahagún: Pionero de la Antropología ©1999, UNAM., Norman: University of Oklahoma Press. ISBN 0-8061-3364-3. OCLC 47990042.
• Sahagún, Bernardino de [ca. 1540-85] (1950-82). Florentine Codex: General History of the Things of New Spain, 13 vols. in 12, Charles E. Dibble and Arthur J.O. Anderson (eds., trans., notes and illus.), translation of Historia General de las Cosas de la Nueva España, vols. I—XII, Santa Fe, NM and Salt Lake City: School for American Research and the University of Utah Press. ISBN 0-87480-082-X. OCLC 276351.
• Sahagún, Bernardino de [ca.1558-61] (1997). Primeros Memoriales, Thelma D. Sullivan (English trans. and paleography of Nahuatl text), with H.B. Nicholson, Arthur J.O. Anderson, Charles E. Dibble, Eloise Quiñones Keber, and Wayne Ruwet (completion, revisions, and ed.), Civilization of the American Indians series vol. 200, part 2, Norman: University of Oklahoma Press. ISBN 978-0-8061-2909-9. OCLC 35848992.

На немецком языке

• Felix Hinz. [www.motecuhzoma.de/sahagun.htm Bernardino de Sahagún im Kontext der frühen Geschichtsschreibung über die Conquista Mexikos].

На французском языке

• F. Bernardino de Sahagún, Histoire générale des choses de la Nouvelle-Espagne, traduit de l’espagnol par D. Jourdanet et R. Siméon, Éditions La Découverte, Paris, 1991
• Bernardino de Sahagún, De l’origne des Dieux, édité par Fata Morgana, 1981.
• Georges Baudot & Tzvetan Todorov, Récits aztèques de la conquête, Seuil, Paris, 1983 (cet ouvrage contient la traduction du texte nahuatl du Livre XII de l’Histoire générale, qui relate la conquête espagnole)
• Serge Gruzinski, L’Amérique de la Conquête peinte par les Indiens du Mexique, Unesco/Flammarion, Paris, 1991 (contient un grand nombre d’images du Codex de Florence accompagnées d’un texte)
• Tzvetan Todorov, La conquête de l’Amérique. La question de l’autre, Seuil, Points Essais, Paris, 1982 (un chapitre consacré à Sahagún)

На испанском языке

• [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k830428.r=Historia+general+de+las+cosas+de+la+Nueva+Espa%C3%B1a.langES Historia general de las cosas de la Nueva España. Tomo 1] edición de 1938. En [gallica.bnf.fr/ Gallica] biblioteca digital de la Biblioteca Nacional de Francia. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k83043m.r=Historia+general+de+las+cosas+de+la+Nueva+Espa%C3%B1a.langES Tomo 2].
• León-Portilla, Miguel. (1999). Bernardino de Sahagún, Pionero de la Antropología. «Serie Cultura Náhuatl, Monografías: 24». UNAM/El Colegio Nacional. México, D.F., Mexico. ISBN 968-36-7064-4.
• Hernández de León-Portilla, Ascensión. (1997). Bernardino de Sahagún: Diez estudios acerca de su obra. Fondo de Cultura Económica. México, D.F., México. ISBN 968-16-3606-6.
• De Sahagún, Bernardino. (1999). Historia General de las cosas de la Nueva España. «Colección sepan cuantos…». Editorial Porrúa. México, D.F., México. ISBN 968-432-265-8
• Browne, Walden: Sahagún and the Transition to Modernity. Norman: University of Oklahoma Press, 2000.
• www.mexicodesconocido.com.mx/notas/4170-Fray-Bernardino-de-Sahagъn
• ENCICLOPEDIA FRANCISCANA: www.franciscanos.org/enciclopedia/bsahagun.html

На итальянском языке

• Tzvetan Todorov, La conquista dell’America, Torino, Einaudi, 2005
• Georges Baudot, Utopia e storia in Messico. I primi cronisti della civiltà messicana (1520—1569), Biblioteca Francescana, 1992
• Tzvetan Todorov e Georges Baudot, Racconti aztechi della Conquista, Torino, Einaudi, 1988

Ссылки

• [www.wdl.org/en/search/gallery/?collection=florentine-codex Оцифрованный кодекс] на сайте Всемирной цифровой библиотеки.

Отрывок, характеризующий Флорентийский кодекс

«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.