Флоренция на Эльбе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Флоренция на Эльбе (нем. Elb-Florenz) — литературное название Дрездена.

Впервые Дрезден заслужил сравнение с Флоренцией от немецкого историка искусства Иоганна Готфрида Гердера, который в своей «Адрастее» в 1802 г. назвал Дрезден с его художественными собраниями «немецкой Флоренцией».

Однако это название Дрездена было обусловлено не только теми художественными ценностями, которые хранили музеи города, но и живописным положением Дрездена в долине Эльбы и характерной барочной архитектурой, за которой закрепилось образное выражение «музыка в камне». Благодатная художественная атмосфера города привлекала многих и многих творческих людей, воспринимавших сам город как единое произведение искусства.

В 2004 г. было практически полностью завершено восстановление разрушенного во время Второй мировой войны «исторического силуэта» города, и в том же году долина Эльбы в границах города была занесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Однако, в связи с возведением нового Вальдшлёсхенского моста 25 июня 2009 года дрезденская долина Эльбы лишилась статуса объекта Всемирного наследия[1].

Напишите отзыв о статье "Флоренция на Эльбе"



Примечания

  1. [whc.unesco.org/en/list/1156 whc.unesco.org]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Флоренция на Эльбе

Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.