Флорес, Хуан Хосе

Хуан Хосе Флорес и Арамбуру Juan José Flores y Aramburu
верховный глава Эквадора Эквадор
13 мая 1830 — 14 августа 1830
временный президент Эквадора
14 августа 1830 — 11 сентября 1830
1-й президент Эквадора
22 сентября 1830 — 10 сентября 1834
Вице-президент:	Хосе Хоакин де Ольмедо (1830–1831) Модесто Ларреа и Каррион (1831–1834)
Преемник:	Висенте Рокафуэрте
3-й президент Эквадора
1 февраля 1839 — 15 января 1843
Вице-президент:	Франсиско Хавьер Агирре (1839–1843)
Предшественник:	Висенте Рокафуэрте
Преемник:	сам, как временный президент
временный президент Эквадора
15 января 1843 — 1 апреля 1843
Предшественник:	сам, как конституционный президент
Преемник:	сам, как конституционный президент
4-й президент Эквадора
1 апреля 1843 — 6 марта 1845
Вице-президент:	Франсиско Маркос (1843–1845)
Предшественник:	сам, как временный президент
Преемник:	Хосе Хоакин де Ольмедо
Рождение:	19 июля 1800(1800-07-19) Пуэрто-Кабельо, Венесуэла
Смерть:	1 октября 1864(1864-10-01) (64 года) остров Пуна, Эквадор
Супруга:	Мерседес Хихон де Виванко и Чирибога

Хуа́н Хосе́ Фло́рес и Арамбу́ру (исп. Juan José Flores y Aramburu; 19 июля 1800, Пуэрто-Кабельо, Венесуэла — 1 октября 1864, остров Пуна, Эквадор) — венесуэльский военный, ставший верховным главой, а затем первым президентом созданной Республики Эквадор. Позже ещё дважды занимал пост президента Эквадора (1839—1843 и 1843—1845). Его часто называют «Основателем республики».

Биография

Флорес в 1824 году Флорес женился на Мерседес Хихон де Виванко, и один из их 12 детей Антонио в 1888 году стал президентом Эквадора. В 13 лет вступил в освободительную армию Боливара и стал одним из его самых доверенных генералов.

Политическая карьера

30 мая 1830 года в день, когда Эквадор отделился от Великой Колумбии, он был провозглашён верховным главой нового государства, а 14 августа 1830 года он стал временным президентом. Тем не менее, официально его полномочия начались 22 сентября 1830 года, спустя 11 дней после того, как он был избран конституционным президентом на ассамблее Риобамба. Этот срок истекал 10 сентября 1834 года и был отмечен серьёзной нестабильностью. Государство раздиралось соперничеством между столицей Кито и портовым Гуаякилем. Флоресу пришлось столкнуться с восстанием во главе с Рафаэлем Урданетой, лояльным Симону Боливару, который пытался предотвратить отделение Эквадора от Великой Колумбии. Кроме того, ему пришлось бороться с членом конгресса Висенте Рокафуэрте, главой гуаякильской либеральной партии, который пытался свергнуть его. В итоге они заключили соглашение — Рокафуэрте становился президентом после Флореса, а последний оставался главой армии. Помимо всего этого, Флоресу приходилось на протяжении этого срока противостоять вторжениям колумбийской армии в 1832 и 1834 годах, в итоге он разбил колумбийцев 18 января 1834 в Миньярика, около Амбато.

Второй президентский срок Флореса был с 1 февраля 1839 года по 15 января 1843 года. Начало срока было отмечено миром и социальным развитием, он сдержал своё слово править справедливо и защищать свободу. Однако, в последний год своего президентства он предпринял военное вмешательство в политику Новой Гранады в ответ на просьбу колумбийского правительства, сражаясь со своим старым противником Хосе Марией Обандо. Когда позже он снова принял участие в войне и был атакован колумбийской армией, его популярность дома упала. Позже после нарушений на выборах 1843 года он добился отмены конституции 1835 года, и принятия новой конституции прозванной «Carta de la esclavitud» («невольничья грамота»), позволявшей ему остаться президентом на третий срок, начавшийся 1 апреля 1843 года. Во время этого срока Флорес боролся, чтобы удержать власть, но в итоге был свергнут 6 марта 1845 года восстанием во главе с Рокафуэрте и Висенте Рамоном Рока, который и стал следующим президентом Эквадора. Сам Флорес покинул Эквадор и поселился в Париже.

Последние годы

В 1859 году Флорес вернулся в Эквадор по приглашению президента Габриеля Гарсия Морено, чтобы навести порядок в стране, пребывавшей в хаосе и анархии после гражданских раздоров. Хотя эта задача и была выполнена, политическая звезда Флореса закатилась, и он вновь отправился в изгнание. Он умер от уремии в 1864 году, находясь под домашним арестом на борту корабля около побережья Эквадора.

Ссылки

• [www.enciclopediadelecuador.com/temasOpt.php?Ind=879&Let=Ar FLORES, Gral. Juan José]
• [www.presidencia.gov.ec/modulos.asp?id=29 Presidential biography]  (исп.)
• [www.edufuturo.com/educacion.php?c=206 Presidential terms and events]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Флорес, Хуан Хосе

Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.