Флоринский, Тимофей Дмитриевич

Тимофей Дмитриевич Флоринский
Научная сфера:	филолог-славист, византинист, историк
Учёная степень:	доктор славянской филологии
Учёное звание:	член-корреспондент Императорской академии наук
Альма-матер:	Императорский Санкт-Петербургский университет
Награды и премии:	лауреат Макарьевской премии и Премии им. М. В. Ломоносова ИАН

Тимофе́й Дми́триевич Флори́нский (28 октября 1854, Санкт-Петербург — 2 мая 1919, Киев, расстрелян органами ВЧК) — русский филолог-славист, историк, византинист, политический деятель, член-корреспондент Императорской академии наук (1898) по Отделению русского языка и изящной словесности, заслуженный ординарный профессор Императорского университета св. Владимира, доктор славянской филологии, действительный статский советник.

Биография

Сын магистра богословия и историка церкви, ключаря Петропавловского собора протоиерея Дмитрия Иродионовича Флоринского.

Окончил с золотой медалью в 1872 году 3-ю Санкт-Петербургскую гимназию, затем историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета (1876) — учился у профессоров В. И. Ламанского и В. Г. Васильевского, получил золотую медаль за работу «Критический разбор свидетельств Константина Порфирородного о южных славянах». По окончании курса был оставлен для подготовки к профессорскому званию.

В 1880—1881 годах преподавал на Высших женских курсах, а в 1881 году защитил магистерскую диссертацию «Южные славяне и Византия во второй четверти XIV века». В следующем году назначен доцентом в Университет святого Владимира в Киеве. В 1888-м защитил докторскую диссертацию «Памятники законодательной деятельности Душана, царя сербов и греков» и был назначен ординарным профессором и деканом историко-филологического факультета (1890—1905). В 1906—1907 — директор Киевского частного женского коммерческого училища. В 1909 — председательствующий в Киевском временном комитете по делам печати, киевский цензор по иностранной цензуре, в 1910—1917 — председатель профессорского дисциплинарного суда при Университете Св. Владимира. В 1916—1917 гг. — военный цензор.

Признан мировым научным сообществом за свои выдающиеся научные заслуги, состоял членом Киевского общества Нестора Летописца (с 1882), членом-корреспондентом Югославянской Академии наук в Загребе (с 1890), Королевского Чешского общества наук в Праге (с 1891), Сербской королевской Академии (с 1897), членом Чешской Академии императора Иосифа (1898), Русского Археологического института в Константинополе (с 1895), Московского Императорского археологического общества (с 1896), Славянского вспомогательного общества в Москве (1903), Церковно-исторического и археологического общества при Киевской духовной академии (1904), почетным членом Славянского благотворительного общества в Болгарии (1904), лауреатом премий митрополита Макария (1889) и имени М. В. Ломоносова ИАН (1897).

Флоринский активно участвовал в общественно-политической жизни — состоял товарищем председателя в Киевском славянском благотворительном обществе, редактировал журнал «Славянский ежегодник», выступал с докладами и речами по славянским вопросам. Т. Д. Флоринский был русским патриотом, участвовал в патриотическом и монархическом движении на Украине.

В честь Флоринского издан «Изборник Киевский: Тимофею Дмитриевичу Флоринскому посвящают друзья и ученики» (К., 1904).

Он являлся одним из инициаторов создания и почётным членом Киевского клуба русских националистов, выступал против раскола русского народа, боролся с украинским сепаратизмом.

Особый интерес в этом отношении представляет его сочинение, вызвавшее большой общественный резонанс, «Малорусский язык и „украінсько-руський“ литературный сепаратизм» (1900). Эта небольшая работа до сих пор не утратила научной актуальности.

В своих мемуарах В. В. Зеньковский писал: «Припомним, однако, ту жестокую борьбу, которую вел покойный проф. Т. Д. Флоринский (мой коллега в Киевском университете) за то, чтобы признать украинский язык не особым языком, а особым „наречием“, что филологически, конечно, стоит рангом ниже. Надо признать, что с строго научной точки зрения вопрос, является ли „украинска мова“ языком или наречием, может быть решен и в одну, и в другую сторону: помимо самой условности терминологии и за одно, и за другое решение есть солидные объективные аргументы. Но из филологической сферы этот спор — ещё до революции [в 1900-х гг.] — был перенесен в область политики: защитники учения о „наречии“ стояли за неотделимость Украины от России не только в политической, но и культурной сфере, отвергали самый термин „Украина“, „украинский“ — заменяя его „Малороссия“, „малорусский“. Официальная точка зрения на „малорусский“ вопрос опиралась на всю эту аргументацию Флоринского и его сподвижников, проводя, по существу, начала русификации. Только, если Флоринский и его группа оправдывали всю систему цензурных насилий, которыми пользовалась тогда власть в Юго-Западном крае, то были и такие „антиукраинцы“ (напр. П. Б. Струве, проф. Леон. Н. Яснопольский), которые не мирились с этой системой цензурных насилий как по общим основаниям либерализма, так особенно потому, что эти насилия лишь усиливали, как всегда, украинское движение, облекая его венцом мученичества. Общая позиция заключалась здесь в тайном или прикрытом отвержении самого понятия „украинской культуры“, дозволительными формами считалась лишь песня, художественный узор да ещё кулинария». С Флоринским полемизировали В. Б. Антонович, С. Томашевский, К. Михальчук, В. П. Науменко (напр.: Науменко В. Решен ли проф. Т. Д. Флоринским вопрос о книжной малорусской речи? // Киевская старина. 1900. Т. 68, кн.1).

Флоринский был другом Ю. А. Кулаковского (сохранилась обширная переписка), Н. П. Дашкевича, А. И. Соболевского.

1 марта 1914 г. - к 35-летию ученой деятельности Флоринского - Славянское Благотворительное общество С.-Петербурга организовало юбилейный вечер. Академик А. И. Соболевский на нем отмечал, что Флоринский - «историк по призванию вначале, профессор в расцвете своей деятельности стал славяноведом по преимуществу. Чрезвычайно трудоспособный, Флоринский имел по 9 часов лекций, при этом неся обязанности декана факультета, а иногда исполняя еще и ректорские обязанности». В. Н. Кораблев так охарактеризовал Флоринского: «Никто из учеников профессора Ламанского и сам маститый учитель не написал столько ценных работ по славянству, сколько Тимофей Дмитриевич Флоринский. Современному ученому, изучающему славянство, нельзя обойтись без Флоринского».

В 1915 г. Флоринский стал товарищем председателя Благотворительного Комитета «Киев — галичанам».

2 мая 1919 года расстрелян большевиками в Киеве. Когда Киев был взят красными, у кого-то при обыске был найден список членов Киевского клуба русских националистов. Чекисты расстреляли всех, кого смогли найти по этому списку. После ухода большевиков обезображенное тело Флоринского было торжественно предано земле Аскольдовой могилы — рядом со старшим сыном Сергеем Тимофеевичем, погибшим на фронте в 1916-м. Позднее прах обоих был перенесен вдовой — В. И. Флоринской — на Лукьяновское кладбище. До наших дней могила не сохранилась.

Семья

В 1885 году женился на Вере Ивановне Кремковой (с начала 1920-х в эмиграции). Их сыновья:

• Михаил (1895—1981), воспитанник 1-й Киевской гимназии, студент Киевского университета. В Первую мировую войну — офицер, был награждён Георгиевским крестом. В эмиграции в Англии, затем в США. Заслуженный профессор экономики Колумбийского университета, автор работ по истории России.
• Дмитрий (1899—1938), советский дипломат, заведующий протокольным отделом Наркомата иностранных дел. В 1934 году репрессирован, в 1938 расстрелян.

Труды

• Византия во второй четверти XIV века. // СПб., 1879.
• Афонские акты и фотографические снимки с них в собраниях П. И. Севастьянова. // СПб., 1880.
• Константин Порфирородный как писатель о южных славянах перед судом новейшей критики. // ЖМНП. 1880. № 1.
• Новые материалы для истории Дубровника. // ЖМНП. 1880. № 9.
• Вступительная лекция. // Университетские известия (УИ). 1882. № 4, ч. 2.
• Южные славяне и Византия во второй четверти XIV века: В 2 вып. // СПб., 1882.
• Новые книги по южнославянской истории. // УИ. 1883. № 4.
• Новые материалы по истории Греции в средние века. // УИ. 1883. № 10.
• Политическая и культурная борьба на Греческом Востоке в первой половине XIV века. // УИ. 1883. № 2, № 3, № 9.
• В. В. Макушев: некролог. // Славянский ежегодник. К., 1884.
• Юбилей В. И. Ламанского. // Славянский ежегодник. К., 1884.
• Юрий Даничич: некролог. // Славянский ежегодник. К., 1884.
• Юбилей Франца Миклошича. // Славянский ежегодник. К., 1884.
• Гус и Виклеф. // УИ. 1884. № 5.
• Новые книги по этнографии и истории славян. // УИ. 1884. № 10.
• Новый русский труд по истории Византии. // УИ. 1884. № 8.
• Заметки о новых книгах по славяноведению. // УИ. 1885. № 2.
• Изучение болгарской народной старины. // УИ. 1885. № 9.
• Новости сербской литературы. // УИ. 1885. № 3.
• Польский ученый труд о Дубровнике. // УИ. 1886. № 5.
• Словенская Матица и её издания. // УИ. 1886ю № 2.
• Заметки о новых трудах по славянской филологии и истории. // УИ. 1887. № 7.
• Памятники законодательной деятельности Душана, царя сербов и греков: хрисовулы, сербский Законник, сборники византийских законов. К., 1887. 492 с.
• Новые книги по сербской истории. // УИ. 1888. № 7.
• В память пятисотлетия Косовской битвы. // УИ. 1889. № 11, ч. 2.
• Новейшие исследования архимандрита Илариона Рувараца. // УИ. 1889. № 12.
• Новые книги по славяноведению. // УИ. 1889. № 1; 1891. № 7.
• Новое открытие в области глаголицы и вопрос о происхождении славянского миссала. // УИ. 1890. № 11.
• Памяти Миклошича. // УИ. 1891. № 4.
• Глаголический Миссал Хервои, воеводы Боснийского и герцога Сплитского. // УИ. 1892. № 1.
• Ян Амос Коменский, друг человечества. // УИ. 1892. № 4, ч. 2.
• Новейшие труды по изучению южнославянской старины и народности. // УИ. 1894. № 12.
• Жизнь и труды д-ра Фр. Рачкого, первого председателя Югославянской академии. // УИ. 1895. № 12.
• Западные славяне в начале и конце XIX века. // К., 1895.
• Лекции по славянскому языкознанию: В 2 ч., К., 1895. Ч. 1. 530 с.
• Новые труды по славяноведению. // УИ. 1895. № 7.
• Обзор важнейших трудов по славяноведению за 1895—1896 гг. // УИ. 1896. № 5.
• Лекции по славянскому языкознанию: В 2 ч., СПб.; К., 1897. Ч. 2. 712 с.
• Успехи научной разработки польского языка за последние двадцать пять лет. // УИ. 1897. № 8.
• Несколько слов о малорусском языке (наречии) и новейших попытках усвоить ему роль органа науки и высшей образованности. К., 1899 (отклик: Антонович В. Б. К вопросу о галицко-русской литературе (По поводу статьи проф. Т. Д. Флоринского). // Киевская старина. 1900. Кн. 3).
• Пушкин и Челяковский. // УИ. 1899. № 5, ч. 2.
• О происхождении и имени моравских Валахов. // Доклад на XI Археологическом съезде в Киеве. Август 1899 г.
• История сербо-хорватской литературы. К., 1900.
• Зарубежная Русь и её горькая доля. К., 1900.
• [www.edrus.org/content/view/192/63/ Малорусский язык или «украінсько-руський» литературный сепаратизм. СПб., 1900.]
• Тревожные вопросы дня в Славянском мире. // Киевлянин. 1901. № 133.
• Отзыв о сочинении г-на Фридриха Вестберга «Комментарий на записку Ибрагима Ибн-Якуба о славянах» // Отчет о сорок втором присуждении наград графа С. С. Уварова. СПб., 1902.
• Отзыв о сочинении приват-доцента В. А. Францева «Очерки по истории чешского возрождения», представленном для получения степени магистра славянской филологии // УИ. 1903. № 7, ч. 1.
• Рецензия на сочинение А. Н. Ясинского «Очерки и исследования по социальной и экономической истории Чехии в средние века» (Юрьев, 1901) // Отчет о присуждении Ломоносовской премии в 1901 году. СПб., 1903.
• Фёдор Яковлевич Фортинский: некролог. // Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца. 1903. Кн. 17, вып. 2.
• Древнейший памятник болгарского права // Сборник статей по истории права в честь М. Ф. Владимирского-Буданова. К., 1904.
• Дубровницкий статут 1272 года. // Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского. СПб., 1905.
• Славянофильство Т. Г. Шевченка. // УИ. 1906. № 8.
• Славянское племя: Статистико-этнографический обзор современного славянства (с прил. 2-х этнографич. карт). К., 1907.
• Отзыв о сочинении профессора Императорского Варшавского университета В. А. Францева «Польское славяноведение конца XVIII и первой четверти XIX века». (Прага, 1906) // УИ. 1907. № 7, ч. 1.
• Славяноведение: Курс лекций. К., 1911 (гектограф.).
• Этнографическая карта Западного славянства и Западной Руси: Приложение. Объяснения. Источники и пособия. Статистические данные. Поправки. К., 1911.
• Рабство и торговля рабами в Дубровнике по данным статута 1272 г. и его продолжений. // Serta Borysthenica: Сборник в честь заслуженного профессора Императорского университета св. Владимира Юлиана Андреевича Кулаковского. К., 1911.
• Курс славяно-русской палеографии. К., 1913 (гектограф.).
• Критико-библиографический обзор новейших трудов и изданий по славяноведению: 1898—1913 гг. К., 1913.
• Новая этнографическая карта Южной Македонии. // УИ. 1914. № 1, ч. 2.
• Пособие к лекциям по истории чехов. К., 1915 (гектограф.).
• Отзыв о сочинении А. Л. Петрова «Материалы для истории Угорской Руси» (СПб., 1911) // Записки Императорской академии наук: Отчет о пятьдесят четвёртом присуждении наград графа С. С. Уварова. Пг, 1915. Т. 12. Прил. № 6.
• Докладная записка по вопросу о введении преподавания малорусского языка в средних ученбных заведениях // Alma Mater: Університет св. Володимира напередодні та в добу Української революції (1917—1920 рр.): Матеріали, документи, спогади. К., 2000. Кн. 1.

Литература

• Смолин М. Б. Энциклопедия имперской традиции русской мысли. — М.: «Имперская традиция», 2005. — ISBN 5-85134-078-9.
• Т. Д. Флоринский // УИ. 1882. № 6.
• Флоринский Тимофей Дмитриевич // Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского университета св. Владимира: 1834—1884 / Под ред. В. С. Иконникова. К., 1884.
• Соболевский А. И. Проф. Т. Д. Флоринский // Славянские известия. 1914. № 6.
• Флоринский // Императорское Московское археологическое общество в первое пятидесятилетие его существования: 1864—1914. М., 1915. Т. 2, ч. 1.
• Успенский Ф. И. Ещё раз о Т. Д. Флоринском // Вестник литературы. 1919. № 6.
• Т. Д. Флоринский: некролог // Русский исторический журнал. 1921. Кн. 7.
• Сперанский М. Н. Проф. Тимофей Дмитриевич Флоринский (1854—1919) // Научные известия. М., 1922. Сб. 2.
• Francev V. Timofei Dmitrijevic Florinskij // Almanach Eeske academie ved a umi ni. 1923.
• Булахов М. Г. Флоринский // Булахов М. Г. Восточнославянские языковеды. Минск, 1976.
• Наумов Е. П. Флоринский // Славяноведение в доревлоюционной России: Биобиблиогр. словарь. М., 1979.
• Перченок Ф. Ф. Список репрессированных членов Академии наук // In memoriam: Исторический сборник памяти Ф. Ф. Перченка. М.; СПб., 1995.
• Яровий В. Профессор Т. Д. Флоринський — фундатор викладання історичної славістики та засновник болгаристики в Університеті св. Володимира // Київський університет як осередок національної духовності, науки, культури. К., 1999. Ч. 1.
• Чеканов В. Ю. Питання ранньосередньовічної етнічної історії південних слов’ян у наковому доробку Т. Д. Флоринського (1854—1919) // Етнічна історія народів Європи: Зб. наук. праць. К., 1999. С. 90-94.
• Щербань Т. О. Тимофій Дмитрович Флоринський (1854—1919). К., 2004. 200 с.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский и его время: Из истории антиковедения и византинистики в России. 2-е изд. СПб., 2004.
• Ильинский Г. Т. Д. Флоринский как историк славянства (К девяностолетию со дня смерти) // Византийский временник. М., 2006. Т. 65 (90).
• Чеканов В. Ю. Т. Д. Флоринський та його внесок у розробку концепції греко-слов’янського світу // Університет. 2009. № 3. С. 96-99.

Ссылки

• Флоринский, Тимофей Дмитриевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5301 Биография в «Большой энциклопедии русского народа».]

Отрывок, характеризующий Флоринский, Тимофей Дмитриевич

Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.