Флуксус

Флуксус (лат. fluxus — «поток жизни») — международное арт-движение 50-х—60-х годов, значительное явление в искусстве второй половины ХХ столетия. В движении Флуксус принимали участие такие художники как Йозеф Бойс, Нам Джун Пайк, Джордж Мациюнас, Терри Райли, Джон Кейдж, Карлхайнц Штокхаузен, Йонас Мекас, Йоко Оно и другие. Фестивали Флуксус про­водились в Париже, Амстердаме, Копенгагене, Лондоне, Нью-Йорке.

Цели

Цель арт-движения Флуксус — это слияние в одном «потоке» различных способов художественного выражения и средств коммуникации конкретной и электронной музыки, визуальной поэзии, движения, символических жестов. Основной принцип — абсолютная спонтанность, произвольность, отказ от любых ограничений, что достигалось такими формами, как хэппенинг, деколлаж, различные уличные акции и представления, антитеатр.

История

Арт-движение, появившееся в 1950-е, оформившееся в начале 60-х и пришедшее в упадок к 1969 году. Основатель — Джордж Мациюнас (Нью-Йорк, ум. 1978). Целью проектов движения изначально было представление бытовых, каждодневных поступков и обыденных объектов в артистической и эстетической среде с целью изменить и расширить их восприятие (простота и причудливое, вредное, эксцентричное чувство юмора). Организовала в Европе несколько фестивалей и концертов (среди участников художник Вольф Фостелл и др.). В 2011 году, в связи с пятидесятилетием первого мероприятия художников Флюксуса, в Нью-Йорке в галерее Gray Нью-Йоркского университета прошла двойная выставка «Флюксус и насущные жизненные вопросы» (Fluxus and the Essential Questions of Life) и «Флюксус и Нью-Йоркский университет — до и после».

Флуксус в России

• В 2010 году в Московском мультимедийном комплексе актуальных искусств состоялась ретроспективная выставка «Флюксус: поживем — увидим» (куратор выставки — Бернар Блистен).

Цитаты

• «ФЛЮКСУС — это состояние души» — Нам Джун Пайк .
• «… пресловутую границу между искусством и жизнью они атакуют со стороны жизни, а не искусства» — Александр Сигутин, 2011.

Ссылки

• [kolonna.mitin.com/archive.php?address=kolonna.mitin.com/archive/mj25/levkin-1.shtml Андрей Левкин. «Рассказ имени Саши Соколова»]
• [artpropaganda.ru/?p=1515 Джордж Мачунас. Письмо Томасу Шмиту. (1964 год)]

Отрывок, характеризующий Флуксус

Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.