Фогараши, Бела

Бела Фогараши
Fogarasi Béla
Дата рождения:	25 июля 1891(1891-07-25)
Дата смерти:	28 апреля 1959(1959-04-28) (67 лет)

Бе́ла Фо́гараши (венг. Fogarasi Béla, 25 июля 1891 — 28 апреля 1959) — венгерский философ-марксист.

Биография

Беле Фогараши не исполнилось и 20 лет, когда он стал известен в венгерских философских кругах благодаря выполненному им переводу «Введения в метафизику» Анри Бергсона. Университет закончил в 1913 году.

До Первой мировой войны — участник радикального политического движения в Венгрии, соратник Дьёрдя Лукача, участник его «Воскресного кружка», в котором состояли такие деятели венгерской культуры, как Бела Балаж, Фредерик Антал, Арнольд Хаузер, Карл Мангейм и другие. Фогараши был связующим звеном кружка с Обществом социальных наук, а проведённый им в марте 1918 года семинар «Консервативный и прогрессивный идеализм», собравший таких мыслителей, как Эрвин Сабо, Оскар Яси и Дьёрдь Лукач, ознаменовал собой объединение этих двух групп. В декабре 1918 года вместе с Лукачем вступил в Венгерскую коммунистическую партию.

После социалистической революции 1919 года в Венгрии — видный работник культурного фронта в Венгерской советской республике, ответственный за систему высшего образования, а также редактор «Красной газеты» («Vörös Újság»). Создал Рабочий университет имени Маркса-Энгельса, параллельно усиленно занимаясь марксистским самообразованием на основании изданного Эрвином Сабо собрания сочинений Маркса и Энгельса.

После падения республики эмигрировал в Вену. Проживал Германию, а затем в СССР. Публикует работы по вопросам диалектики, с начала 1930-х работает профессором. По приглашению земляка и однопартийца Евгения Варги становится сотрудником Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР.

В 1945 г. возвращается в Венгрию. С 1948 г. — профессор философии Будапештского университета, с 1949 г. — председатель отделения общественно-исторических наук Венгерской Академии Наук. Один из организаторов и вице-президент АН, директор института философии АН в 1957—1959 гг., редактор журнала «Венгерское философское обозрение».

Литература

• А. Н. Дмитриев Марксизм без пролетариата: Георг Лукач и ранняя Франкфуртская школа (1920—1930-е гг.). Европейский университет в Санкт-Петербурге, Летний сад, 2004 г. ISBN 5-94381-083-8, ISBN 5-94380-023-9

Отрывок, характеризующий Фогараши, Бела

Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.