Фогораший, Иван Фёдорович
Иван Фогараший | |
Род деятельности: | |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: |
11 декабря 1834 (48 лет) |
Место смерти: |
Иван Фёдорович Фогараший (15 марта 1786, село Великие Комяты, Австрийская империя (ныне Виноградовский район, Закарпатская область) — 1834, Вена, Австрийская империя) — карпато-руський и русинский этнограф, языковед, просветитель.
Биография
Родился в 1786 году в селе Великие Комяты (Австрийская империя). Начальное образование получил в духовных семинариях в Ужгороде и Трнаве. Продолжил его в греко-католической духовной семинарии в Вене. Принял сан священника.
Научная работа
Во время учёбы в Вене Иван Фогараший познакомился с передовыми работами по славистике того времени, включая «Историю Подкарпатской Руси» Ивана Орлая, российского учёного русинского происхождения. Помимо того, был лично знаком с видными деятелями славянского возрождения в Австрийской империи, в том числе с выдающимся словенским лингвистом Ернеем Копитаром [1]. Вероятно, отчасти под их влиянием начинает собственную работу в области этнографии и сравнительного языковедения. Его главным трудом было сравнительное исследование восточнославянских языков (по его терминологии — «наречий») под названием «В обще о различии славянских наречий, собственно же о Мало и Карпато- или Угрорусских». Рукопись он отослал в Санкт-Петербург Ивану Орлаю. Она пролежала неопубликованной в оставшемся после Орлая архиве до начала XX века, когда вышла под выбранным Фогарашием псевдонимом «Иван Бережанин». После её выхода высказывалось, среди прочих, и мнение, что её подлинным автором был сам Орлай, а не Фогараший, но бесспорных доказательств в пользу этого предположения приведено не было[2].Видный исследователь литературного наследия Подкарпатской Руси Георгий Геровский однозначно полагал автором работы именно Фогарашия[3]. В этом труде даётся сравнительный анализ некоторых особенностей русинских диалектов в сравнении с украинскими («малорусскими»), великорусскими, а также церковнославянским языком. Автор приводит известные ему письменные памятники на русинском языке («Поучения боярина Горзова своему сыну», тексты свадебных песен). Фогараший последовательно придерживался взгляда, высказанного до него другим карпато-русским языковедом Михаилом Лучкаем на церковнославянский язык как наиболее древнюю, исконную и чистую форму славянской (во всяком случае — восточнославянской) речи. Именно его он призывает использовать в качестве литературного языка. Иван Фогараший был горячим приверженцем идеи единства восточных славян и их языка, выступая резко против создания «диалектных грамматик». Кроме того, Фогарашию принадлежит учебное пособие «Русько-угорська или мадярська граматика для скораго и легкаго сего языка обучения», опубликованная на латинском языке работа «Origo et formatio Linguae Ugoricae, rectius Magyaricae…» (1833), вызвавшая гнев в венгерских политических и литературных кругах высказанной в ней мыслью о сильном славянском влиянии на становление венгерского языка, а также ряд менее значимых педагогических и этнографических работ.
Пример языка Ивана Фогарашия
- Перевод
‘Однако всё, что мы изложили (то есть характеристики говоров), касается только речи простых и необразованных людей, так как подобно Малороссии и в Угорской Руси ученая и образованная часть народа, которую составляют духовенство, потомственное дворянство, писари и учителя, создает произведения, пишет и говорит на чистом, древнем славянском или русском языке с совершенством, присущим самим великороссам… Поэтому издание новых грамматик названных диалектов означало бы их дальнейшее отдаление друг от друга и от основного славянского или чисто русского языка’
Напишите отзыв о статье "Фогораший, Иван Фёдорович"
Литература
- В. Гаджега. «Иван Фогораший» (1927)
- И. Поп — Энциклопедия Подкарпатской Руси — Ужгород, 2006
- Георгий Геровский — Язык Подкарпатской Руси — Москва, 1995
- [freelib.in.ua/publ/38-1-0-3266 Українська мова ЕНЦИКЛОПЕДІЯ - Ф. До ФОНЕМНА СТРУКТУРА МОРФЕМИ]
Примечания
Отрывок, характеризующий Фогораший, Иван Фёдорович
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.