Фода, Фараг
| Фараг Фода | |
| масри فرج فوده | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Фараг Фода (1946, Думъят — 8 июня 1992, Каир) — египетский колумнист[1], писатель и правозащитник[2]. Был убит боевиками группировки «Аль-Гамаа аль-исламийя», после того, как был обвинён улемами университета аль-Азхар в богохульстве[1]. Всего в Египте в период между мартом 1992 года и сентябрём 1993 по политическим причинам было убито 202 человека[2]. В декабре 1992 года его работы были запрещены[3] .
Биография
Родился в Думъяте, работал преподавателем сельского хозяйства[1]. Писал книги, вёл колонку в египетском журнале «October»[1]. В своих статьях Фараг Фода критиковал исламский фундаментализм и его идеологов, поскольку считал, что исламские фундаменталисты искажают ислам[4].
1980-е — 1990-е годы был отмечены усилением влияния фундаменталистского ислама в Египте. Бывшие марксистские интеллектуалы становились радикальными исламискими идеологами. В 1981 году радикалы убили президента Анвара Садата, был совершён ряд нападений на коптских христиан.
8 июня 1992 года Фараг Фода был расстрелян на улице двумя радикалами. При покушении были ранены его сын и случайные прохожие[1]. «Аль-Гамаа аль-исламийя» взяла на себя ответственность за убийство[5].
Незадолго до свей смерти Фараг Фода был обвинён в богохульстве улемами университета аль-Азхар[4], поскольку был сторонником независимости государства от религии[6]. Позднее «Аль-Гамаа аль-исламийя», взяв ответственность за его убийство, заявила, что он был вероотступником, поскольку выступал за невмешательство религии в государственную политику и защищал существовавшее на тот момент в Египте законодательство, в противовес радикальным исламским идеологам, требующих введения в стране шариата[1].
Напишите отзыв о статье "Фода, Фараг"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.amnesty.org/en/library/asset/MDE12/022/1998/en/3c53038a-dab2-11dd-80bc-797022e51902/mde120221998en.html DOCUMENT - EGYPT: HUMAN RIGHTS ABUSES BY ARMED GROUPS]. amnesty.org. Amnesty International (September 1998). Проверено 9 марта 2013.
- ↑ 1 2 [books.google.com/books?id=tH_ThgVEoAcC&pg=PA26&lpg=PA26&dq=foda+kishk&source=bl&ots=OKehlb5PP6&sig=3cvT9PmeIwBNjv3rTSCAn0RbhC0&hl=en&sa=X&ei=hTLIU7_PGtelyATr84LgDw&ved=0CCgQ6AEwAg#v=onepage&q=foda%20kishk&f=false God Has Ninety-Nine Names: Reporting from a Militant Middle East]. — Simon and Schuster. — P. 26.
- ↑ [books.google.com/books?id=4DlMSrtOGLIC&pg=PA196&dq=Farag+Foda&hl=en&sa=X&ei=9Q7IU_qvBMytyAT0toDoBw&ved=0CCoQ6AEwAg#v=onepage&q=Farag%20Foda&f=false Censorship of Historical Thought: A World Guide, 1945-2000]. — Greenwood Publishing. — P. 196.
- ↑ 1 2 Soage, Ana Belén (2007). «[www.gloria-center.org/2007/06/soage-2007-06-03/ Faraj Fawda, or the Cost of Freedom of Expression]». Middle East Review of International Affairs 11 (2): 26–33. Проверено 17 July 2014.
- ↑ de Waal Alex. Islamism and Its Enemies in the Horn of Africa. — C. Hurst & Co, 2004. — P. 60.
- ↑ Bar Shmuel. Warrant for Terror: The Fatwas of Radical Islam and the Duty to Jihad. — Rowman & Littlefield, 2008. — P. 16, footnote 8.
Отрывок, характеризующий Фода, Фараг
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
