Фодор, Джерри Алан

Джерри Алан Фодор
Jerry Alan Fodor
Дата рождения:	1935(1935)
Место рождения:	Нью-Йорк
Страна:	США
Период:	философия XX века
Основные интересы:	философия сознания
Значительные идеи:	модулярность разума, ментализ

Джерри Алан Фодор (англ. Jerry Alan Fodor) — американский философ и психолингвист-экспериментатор. Автор многих работ по философии сознания и когнитивной науке, где среди прочего отразил основные идеи о модулярности сознания и гипотезу о языке мысли «ментализ». Является одним из наиболее влиятельных философов сознания конца XX — начала XXI века. Оказал значительное влияние на развитие когнитивной науки.

Биография

Родился — 1935, Нью-Йорк, США

• 1956 — Бакалавр искусств и гуманитарных наук, Колумбийский Университет
• 1960 — докторская диссертация по философии, Принстонский университет (под руководством Хилари Патнэма)
• 1959—1986 — работа на факультете Массачусетского Технологического Института, Кэмбридж, Массачусетс
• 1986—1988 — профессор City University of New York (Городской Университет Нью-Йорка)
• С 1988 по настоящий момент — профессор философии и когнитивных наук Rutgers University (Ратгерский университет), Нью-Джерси

Кроме того

Постоянный автор London Review of Books

Является членом многих обществ

• Фи Бета Каппа (Phi Beta Kappa)
• Американская Академия Искусств и Наук (American Academy of Arts and Sciences)

Является обладателем множества наград и званий:

• Почётный Член правления штата Нью-Йорк
• Член Общества Вудро Вильсона (Принстонский университет)
• Президент Общества Грина (Принстонский университет)
• Член Общества Фулбрайт (Оксфордский университет)
• Член Общества при Центре Углублённого Изучения Наук Поведения
• Член Общества Гуггенхайм

Как описывает Джерри Фодора его бывший коллега из Университета Рутгерса, философ Колин Макгинн: « …это настоящий джентльмен, склонный к великим дискуссиям. Он застенчив и говорлив одновременно… отменный полемист с довольно восприимчивой душой… …Появление Джерри Фодора на факультете Рутгерса замечено было немедленно, и по общему согласию мы признали, что это ведущий философ сознания в мире на сегодня».

Посредническая роль ментальных репрезентаций

С 1975 г. Дж. Фодор опубликовал ряд статей, где выдвигает точку зрения о том, что ментальные репрезентации осуществляют все ментальные процессы человека; они, таким образом, являются ментальными посредниками, у которых имеются ключевые характеристики языка. Это «выливается» в новую гипотезу о возможном существовании языка мышления, как он сам его назвал «ментализ». Дж. Фодор выдвигает следующие тезисы:

• во-первых, «пропозициональные отношения реализуются через отношения внутри ментальных предложений, сформулированных на языке мышления субъекта» . Считается, что поведение человека, его ментальные состояния определяются его суждениями и желаниями. «Ментализ» в разной степени развит у всех людей, но у каждого из нас есть определённый набор ментальных репрезентаций (некая система), похожая на естественно-языковую систему.

• во-вторых, психологически релевантные каузальные свойства пропозициональных отношений вытекают из синтаксических свойств ментальных предложений, реализующих данные отношения. У ментальных знаков есть определённые внутренние свойства. Отдельные предложения обладают собственными содержаниями, благодаря тому, что имеются отношения с внешним миром. Но два внутренних знака могут иметь абсолютно одинаковые внутренние свойства, а представлять разные репрезентации (например, картинки лошади и зебры).

• в-третьих, семантическое содержание пропозициональных отношений объясняется семантическими характеристиками ментального предложения. Семантические характеристики ментального предложения объясняются его синтаксической структурой и семантикой составляющих его элементов.

Модулярное сознание

Наибольшую известность Дж. Фодору принесла книга о модулярности сознания, «Модулярность сознания», 1983 г. Считается, что её истоки идут от учений И. Канта и от теории Франца Йозефа Галля (конец 19 в.), основателя направления френологии, полагавшего, что любая ментальная способность имеет выражение в строении мозга — имеется в виду, что определённые выступы на черепе человека говорят о его уме или, наоборот, глупости. Теория Ф.Дж. Галля была вскоре опровергнута. А вот теория Дж. Фодора о модулярности сознания получила должное развитие.

Данная статья стала в 1983 году действительно манифестом «нового подхода к пониманию когнитивной архитектуры» ; она вызвала бурные дискуссии, не утихающие по сей день. . Предположение Дж. Фодора заключалось в том, что он пересмотрел теорию Н. Хомского. Он заявил, что «специальность» речи — это не частный, а общий случай. Архитектурное строение познания представляет собой некую «мозаику множества параллельных и относительно автономных в функциональном отношении процессов, а совсем не организованное в единый механизм целое» . Последователи данного подхода сравнивают сознание со швейцарским ножом, где имеется все необходимое в одном предмете — это удобный универсальный инструмент, который можно использовать в разнообразных ситуациях.

Дж. Фодор подразделяет сознание на 3 специфичных, независимо функционирующих модуля: проводники, системы входа и центральные системы. Проводники занимаются тем, что преобразовывают данные в удобные форматы для обработки специфическими модулями, перцептивными системами — системами входа. На этом уровне происходит вычисление «параметров предметного окружения» . Получившиеся репрезентации обрабатываются центральными системами, занимающиеся деятельностью высших когнитивных процессов: формирование мнений и убеждений, принятие решений и планирование разумных действий. Мнение Дж. Фодора такова, что человеческая психика неоднородна по своей структуре, состоит (как описано выше) из блоков, каждому из которых предписана своя функция. Они все информационно «инкапсулированы» («informationally encapsulated»), то есть другие составные части сознания не могут ни влиять, ни оказывать какого-либо воздействия на внутреннюю работу модуля, только на выходные данные. Сами модули имеют доступ к информации лишь на низших уровнях процессов . Системы входа решают ограниченный класс задач. Центральные системы более универсальны; они открыты для интеграции, в них возможно построение любой мысли.

Дж. Фодор сформулировал 8 основных критериев для чёткой идентификации когнитивных модулей:

• узкая специализация — ограниченная область действия какого-либо модуля; например, если рассматривать зрение, то тут мы сможем найти действия по детекции края и движения, восприятие цвета и т. д.;

• информационная закрытость, или «инкапсулированность» — пример выражения можно рассмотреть в случае оптико-геометрической иллюзии Мюллера-Лайера;

• обязательность — неизменная обработка всех сигналов, поступающих на вход какого-либо модуля; невозможность остановки обработки или отказа от неё;

• высокая скорость — поскольку процессы, происходящие на модулях, являются вычислительными рефлексами;

• поверхностная обработка — все полученные на модулях данные являются поверхностными репрезентациями; это лишь «сырой» материал, который ещё предстоит обработать;

• биологическое происхождение — возможно, что похожие модули могут быть обнаружены у разных биологических видов.

• селективность выпадений — в работе отдельно взятом модуле могут происходить нарушения, однако на работу других модулей это повреждение не влияет.

• фиксированность нейроанатомических механизмов — у каждого есть своё собственное место.

По мнению Бориса Величковского, 3 последних признака «оказали … особое влияние на переориентацию всего комплекса когнитивных исследований»

В работе «Modularity of Mind» («Модулярность сознания»), 1983, Дж. Фодор подтверждает точку зрения, что восприятие непознаваемо. До этого считалось (как считается и сейчас), что «восприятие насыщается познанием» , что люди видят и ощущают то, что они готовы увидеть, что многое из того, что люди ощущают, обусловлено многими факторами (в частности экономическими и социальными). Люди полагали, что «вся наша метафизика определяется структурой языка, на котором мы говорим» . Дж. Фодор подобную точку зрения называет «релятивистским холизмом», такая точка зрения позволяет рассмотреть объект исследования только изнутри, одним целым, и никак иначе. Дж. Фодор открыто не принимает релятивизм, и эта ненависть просматривается через все его работы, поскольку учёный не приемлет фиксированности человеческой природы:

«Я ненавижу релятивизм больше, чем что бы то ни было… …я думаю, что релятивизм — это, очевидно, ложная теория . То, что он упускает из виду — это, грубо говоря, неизменная структура человеческой природы. Но в когнитивной психологии заявление о том, что структура человеческой природы неизменна, традиционно принимает форму утверждения о гетерогенности познавательных механизмов и жёсткости организации познания, которая содействует их инкапсуляции. Если существуют модули и способности, значит не все воздействует на все, не все пластично. Чем бы ни было это Все, в нем содержится, по крайней мере, больше, чем Один элемент» (Дж. Фодор).

Спор Дж. Фодора с С. Пинкером

После выхода книги известного американского психолингвиста, ученика Н. Хомского, Стивена Пинкера «Как работает разум», Дж. Фодор написал книгу с открыто «антипинкеровским» названием «Мышление работает не так», где на примере модулярности мозга он пишет о том, что человеческий мозг гораздо лучше развит, нежели мозг высших приматов, и ставит вопрос: может быть, это произошло не благодаря эволюции, а из-за случайного мутационного изменения, которое и «спровоцировало» такое бурное развитие человеческого мозга?

Для Дж. Фодора мышление, несмотря на огромный накопленный материал, всё же остаётся непостижимой загадкой человечества, и что в нем является главным, также неопределённо. Поэтому этого учёного порой называют «новым мистиком от психологии».

Мозг «собран» из независимых модулей мозга, каждый из которых обрабатывает только специализированную информацию. Подобная система устроена достаточно сложно, и если мозг действительно действует по вышеописанному признаку, то все модули никак не могли образоваться из-за одной мутации. Дело здесь в эволюции.

Следуя концепции Дж. Фодора о модулярности сознания, каждый модуль мозга обрабатывает только специализированную информацию. Значит, все эти модули не могли образоваться в один мозг только в результате одной мутации — скорее всего, только длительный процесс эволюции является причиной этого.

Когда книга Дж. Фодора только вышла, много спорили по данному вопросу. Уже сегодня появились экспериментальные факты подтверждающие, что именно эволюция была причиной. На одной из конференций по человеческому геному, генетик Сванте Пааво рассказал об одном своем исследовании на выявление различий между человеческими генами и генами шимпанзе и макак. Отличия оказались ничтожно малыми: около 1,3 процента. Но активность различных генов оказалась достаточно вариативна; если, допустим, в клетках печени различия не сильно заметны, то именно в мозге гены человека, шимпанзе и макаки работают по-разному. Факты, предоставленные исследователем Сванте Пааво, подтверждают мнение Дж. Фодора о том, что модулярность мозга — сложная задача для одной мутации в одном каком-нибудь гене. Это были долгие и постепенные изменения во многих генах, в результате чего сейчас мы имеем огромные отличия мозга человека от обезьяннего.

Взгляды на эволюцию

Дальнейшее развитие взглядов Фодора на эволюцию отражено в книге What Darwin Got Wrong (2010), его совместной работе с биологом Массимо Пиателли-Пальмарини. Авторы называют нео-дарвинистов "огорчительно некритичными" и говорят, что теория эволюции Дарвина "переоценивает вклад, который делает среда обитания в формирование фенотипа вида, и, соответственно, недооценивает влияние эндогенных переменных." Эволюционный биолог Джерри Койн назвал эту книгу "глубоко ошибочной критикой естественного отбора" и "такой же биологически неосведомлённой, как и вычурной." Философ биологии Александр Розенберг критиковал Фодора за неправильное понимание механизма естественного отбора, отмечая что "когда философ пытается поставить под сомнение прочно укрепившуюся научную теорию на чисто априорной основе, то проблема не в теории, а в философе."

Критика

Однако идеи Фодора не остались незамеченными и нашли как своих сторонников, так и противников.

Например, в 1981 году, Дэниел Деннет выдвинул контраргумент по поводу подсознательного поведения человека — то, что прямые репрезентации не являются необходимыми для объяснения пропозициональных отношений. Мы часто предписываем многим объектам человеческие возможности, «очеловечивая» их, но ведь мы на самом деле не считаем, что компьютер действительно «думает» или «полагает», когда решает какую-нибудь задачу. На языке «ментализ» мы также не сумеем осмыслить («одумать») какую-нибудь идею.

В 1984 году Саймон Блэкбёрн в одной из статей предложил такую идею: Дж. Фодор объясняет изучение естественных языков в качестве подтверждающего процесса «языка мысли», или «ментализ», и это, таким образом, оставляет открытым вопрос того, почему же «язык мысли» («ментализ») сам по себе не считается языком, требующим ещё и другой более фундаментальной репрезентативной основы, в которой формируются и подтверждаются гипотезы о том, что «менталезе» может быть изучен.

Дж. Фодор заявил в ответ, что «ментализ» уникален именно в том, что не должен быть выучен посредством родного языка, поскольку является врождённым.

Естественно, нашлись также и лингвисты, спорящие с Фодором по другим вопросам. Кейт Бах обвиняла Фодора за то, что он критикует лексическую семантику и многозначность, отрицает наличие лексических структур у таких общих английских глаголов как get, keep, make и put. Он также «скидывает» в общую кучу концептов такие понятия, как BACHELOR (холостяк), EFFECT (эффект), ISLAND (остров), TRAPEZOID (трапеция), VIXEN (лисица), WEEK (неделя) как примитивные, врождённые и неанализируемые, поскольку по мнению Дж. Фодора, они попадают в категорию, которую он называет «лексическими концептами». Для их определения в языке требуется всего лишь одно слово. В чём же с Фодором спорит К. Бах? Она считает, что, напротив, эти концепты не могут «вмещать» в себя одно понятие. Например, «холостяк» — это соединение «мужчина» и «одинокий»; «лисица» — «самка» и «лиса» и так далее.

Основные работы

• The Structure of Language (with J.Katz), Prentice Hall, 1964, ISBN 0-13-854703-3.
• Psychological Explanation, Random House, 1968, ISBN 0-07-021412-3.
• The Psychology of Language (with T.Bever and M.Garrett), (with T.Bever and M.Garrett), McGraw Hill, 1974, ISBN 0-394-30663-5.
• The Language of Thought, Harvard University Press, 1975, ISBN 0-674-51030-5.
• Representations; Essays on the Foundations of Cognitive Science, Harvest Press (UK) and MIT Press (US), 1979, ISBN 0-262-56027-5.
• The Modularity of Mind: an Essay of Faculty Psychology, MIT Press, 1983, ISBN 0-262-56025-9.
• Psychosemantics: The Problem of Meaning in the Philosophy of Mind, MIT Press, 1987, ISBN 0-262-56052-6.
• A Theory of Content and Other Essays, MIT Press, 1990, ISBN 0-262-56069-0.
• Holism: a Shopper’s Guide(with E.Lepore), Blackwell, 1992.
• Holism: a Consumer Update(with E.Lepore), Grazer Philosohische Studien, Vol 45. Rodopi, Amsterdam, 1993, ISBN 90-5183-713-5.
• The Elm and the Expert, Mentalese and Its Semantics, MIT Press, 1994, ISBN 0-262-56093-3.
• Concepts; Where Cognitive Science Went Wrong, Oxford University Press, 1998, ISBN 0-19-823636-0. [www.oup.co.uk/pdf/0-19-823636-0.pdf#search=%22Concepts%3AWhere%20Cognitive%20Science%20Went%20wrong%22 ((PDF book))]
• In Critical Condition, MIT Press, 1998, ISBN 0-262-56128-X.
• The Mind Doesn’t Work This Way; The Scope and Limits of Computational Psychology, MIT Press, 2000, ISBN 0-262-56146-8.
• The Compositionality Papers (with E.Lepore), Oxford University Press, 2002, ISBN 0-19-925216-5.
• Hume Variations, Oxford University Press, 2003, ISBN 0-19-928733-3.

Ссылки

• О Джерри Фодоре, www.psychology-online.net/articles/686
• «Ментализ», en.wikipedia.org/wiki/Language_of_thought
• Концепция когнитивной деятельности Джерри Фодора, ethnopsyhology.narod.ru/study/cognitivpsych/fodor.htm
• Статья Дж. Фодора «Let Your Brain Alone», London Review of Books, www.lrb.co.uk/v21/n19/fodo01_.html

Отрывок, характеризующий Фодор, Джерри Алан

– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.